фонтенель рассуждения о религии природе и разуме
Фонтенель рассуждения о религии природе и разуме
Размер шрифта:
14 | 16 | 18 | 20 | 22 | 24
Цвет текста:
Установить
Цвет фона:
Установить
Бернар Ле Бовье де Фонтенель
РАССУЖДЕНИЯ О РЕЛИГИИ, ПРИРОДЕ И РАЗУМЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ
У истоков французского Просвещения XVIII века
ДИАЛОГИ МЕРТВЫХ ДРЕВНИХ И НОВЕЙШИХ ЛИЦ [30]
Герострат, Деметрий Фалерский
Пармениск, Феокрит Хиосский
Артемисия, Раймонд Луллий
Стратон, Рафаэль Урбинский
Лжедимитрий III, Декарт
СООБЩЕНИЕ ОБ ОСТРОВЕ БОРНЕО [57]
РАССУЖДЕНИЯ О МНОЖЕСТВЕННОСТИ МИРОВ [71]
Вечер первый
О том, что Земля — планета, вращающаяся вокруг своей оси и вокруг Солнца
Вечер второй
О том, что Луна — это обитаемая Земля
Вечер третий
Особенности лунного мира. Другие планеты также обитаемы
Вечер четвертый
Особенности миров Венеры, Меркурия, Марса, Юпитера и Сатурна
Вечер пятый
О том, что неподвижные звезды — это тоже солнца, каждое из которых освещает какой-нибудь мир
Вечер шестой. [135]
Новые соображения, подтверждающие те, что были высказаны в предыдущих «Рассуждениях». Последние открытия в области небес
ОТСТУПЛЕНИЕ ПО ПОВОДУ ДРЕВНИХ И НОВЫХ [144]
О ПРОИСХОЖДЕНИИ МИФОВ [162]
СОМНЕНИЯ ПО ПОВОДУ ФИЗИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ОККАЗИОНАЛИЗМА [172]
Глава I. Что послужило появлению этого труда
Глава II. История окказионализма
Глава III. Как мы считаем, тела — это вовсе не случайные поводы, но истинные причины движения одних по отношению к другим
Глава IV. Как представляется, в системе окказионализма бог действует не просто
Глава V. Как представляется, в системе окказионализма бог вовсе не действует посредством всеобщих законов
Глава VI. Как представляется, система окказионализма приписывает богу не более могущества, чем общераспространенное учение о движущей силе тел
Размышления [174] о книге, выпущенной в Роттердаме в 1686 году и озаглавленной «Сомнения по поводу физической системы окказионализма»
Письмо автора «Сомнений» господину***, написанное с целью дать ответ на одно из предложенных ему возражений
Размышления [175] по поводу Письма автора «Сомнений»
ФРАГМЕНТЫ ТРАКТАТА О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ РАЗУМЕ [176]
О познании человеческого ума
Фрагмент
О происхождении идей
О том, что все идеи мы получаем из опыта
Аналогия между материей и умом
Фрагмент
Фонтенель рассуждения о религии природе и разуме
У истоков французского Просвещения XVIII века
Среди выдающихся мыслителей, подготовивших французское Просвещение XVIII в., важное место принадлежит Бернару Ле Бовье де Фонтенелю. Многогранно образованный, талантливый и прозорливый Фонтенель много сделал для расшатывания основ феодально-клерикального мировоззрения и подготовки того идейного революционного потока, которому было суждено стать введением к французской революции конца XVIII в.
В полной мере можно согласиться с одним из видных знатоков жизни и творчества Фонтенеля, Робертом Шеклтоном, когда он пишет: «Восходя к Монтеню и Шаррону, Джордано Бруно и Кампанелле, к ученым-вольнодумцам начала XVII в., Фонтенель перебрасывает мост также и к Монтескье (которого он пережил физически), к Вольтеру и Гольбаху и является живой иллюстрацией развития мысли от Ренессанса до революции».[1]
Выходец из аристократической среды, он стал защитником новых, прогрессивных идей, страстным пропагандистом достижений естественных наук своей эпохи, глашатаем передовой философской мысли. Отстаиваемые Фонтенелем идеи — открыто или замаскированно, прямо или иносказательно, со многими оговорками и вынужденными отступлениями — были заострены против феодальных отношений и институтов, против деспотизма и религии.
Фонтенель прожил долгую жизнь — целых сто лет. Родился он в 1657 г. во французском городе Руане, в семье среднего достатка. Отец Фонтенеля был адвокатом при местном судебном учреждении. Юноша Фонтенель окончил иезуитский колледж в родном городе. Воспитание не дало ожидаемых результатов. У пытливого, любознательного ученика оно не столько закрепляло религиозную веру, сколько порождало скепсис, тысячу вопросов, на которые было бы бесполезно искать ответы в «священных книгах» и в изощренных софистических рассуждениях отцов церкви. По свидетельству одного из наиболее осведомленных биографов Фонтенеля, Ж.-Р. Карре, воспитанник иезуитского колледжа проникался «нечестивыми мыслями», которыми он делился только с матерью, приводя ее в содрогание.[2]
Отец Фонтенеля рассчитывал, что сын пойдет по его стопам и станет преуспевающим адвокатом парламента. Однако сын явно тяготел к литературе и науке. Интерес молодого Фонтенеля к художественной литературе, к театру, по всей вероятности, был обусловлен тем, что знаменитый Пьер Корнель был дядей Фонтенеля по линии матери и не мог не оказать влияние на племянника. Имело значение и то обстоятельство, что другой дядя по материнской линии, Томас Корнель, также был связан с литературой и издавал известный в свое время журнал «Mercure galant».
В 1674 г. Фонтенель приезжает в Париж и обосновывается в доме братьев Корнель. Однако он не порывает связи и с Руаном, часто возвращается в родной город — размышлять и работать в тиши. Он получает возможность наблюдать панораму экономической, социально-политической и духовной жизни современной ему Франции из столицы.
Блеск двора Людовика XIV — «короля-Солнца» — не мог скрыть начавшийся кризис феодального строя. Такова была диалектика эпохи, что французский абсолютизм — порождение и опора развитого феодализма — многими сторонами своей деятельности, в частности меркантилистской политикой, объективно содействовал развитию капиталистических отношений, росту и укреплению французской буржуазии, которая и возглавит борьбу против того же феодализма.
Феодальная система пыталась разрешить свои противоречия за счет народа, прибегала к войнам. Фонтенель наблюдал и грозные народные восстания, для подавления которых власти еще располагали силой. Все предвещало необходимость коренных перемен в важнейших сферах общественной жизни.
Развивающийся капитализм нуждался в рационалистическом мировоззрении, в научном познании для реализации своих экономических и социальных задач, и Фонтенель видел растущее противоборство между реакционными и передовыми идеями XVII в. Это противоборство особенно обострилось в сфере духовной жизни — литературе, искусстве, науке, философии.
Выдающиеся открытия Коперника, Галилея, Кеплера, Ньютона, Декарта расшатывали религиозную картину мира. Ко времени Фонтенеля французские традиции свободомыслия и атеизма были уже представлены такими именами, как Монтень, Гассенди, Бейль. Новые идеи, рожденные экономическим и социальным прогрессом, теснили схоластическое мышление, религиозно-мистическое миропонимание, отстаивали более справедливые взаимоотношения между людьми, более широкие границы свободы человека.
В этой обстановке начинает формироваться мировоззрение молодого Фонтенеля. Возможно, в его интеллектуальной ориентации определенную роль сыграла идейная направленность трагедий П. Корнеля — рационализм, попытки развенчать монархов-тиранов, некоторые симпатии к народным восстаниям, сочувствие к страдающему народу (трагедия «Никомед»).
В Париже Фонтенель приступил к писанию работы по истории французского театра, а также очерка о жизни и творчестве П. Корнеля.
С 1677 г. Фонтенель начинает печатать свои стихотворные произведения на страницах «Mercure galant», создает тексты двух опер, музыка к которым пишется известным в свое время композитором Жан-Батистом Люлли. Он пробует свои силы и в области драматургии, но без особого успеха.
Фонтенель сосредоточивает внимание на изучении проблем науки и философии, которые, кстати сказать, никогда не переставали его занимать. Большую часть времени он вновь проводит в родном Руане, не отрываясь от интеллектуальной жизни столицы.
Можно с уверенностью сказать, что восьмидесятые годы XVII в. были временем расцвета творческих сил Фонтенеля. В течение этого десятилетия опубликованы важные его труды. Так, в 1683 г. появились «Диалоги мертвых», где в осторожной форме Фонтенель высказывал скептические по отношению к господствующим идеям мысли. При всей умеренности «Диалогов мертвых» они вызвали довольно оживленные споры. «Блюстители веры» были раздражены духом книги, но для грозных обвинений автору не было оснований. Фонтенель уже освоил искусство идеологического камуфляжа. Он вполне научился писать «между строк». Через год Фонтенель издает «Суждение Плутона», где почти не скрывает свое удовлетворение шумом, который произвели «Диалоги мертвых», и как бы потешается над теми, кто хотел, но не имел основания на деле «проучить» нарушителя спокойствия.
Только в течение 1686 г. Фонтенелем были опубликованы такие известные его работы, как «Сообщение об острове Борнео», «Рассуждения о множественности миров», «Сомнения по поводу физической системы окказионализма», «История оракулов», «Отступление по поводу древних и новых» и др.
В «Сообщении об острове Борнео» Фонтенель, рассказывая о нелепой гражданской войне между сторонниками двух претенденток на престол — Мрео и Ээнгю — на далеком восточном острове, в действительности зло высмеивает современные ему династические и религиозные войны в Европе (в частности, пародирует войну между Елизаветой Английской и Марией Стюарт), показывает тяжкие последствия этих войн для простого народа.
«Рассуждения о множественности миров» относятся к числу самых острых антирелигиозных произведений Фонтенеля. Опираясь на достижения астрономии, вслед за мучеником науки Джордано Бруно Фонтенель делает важнейшие мировоззренческие выводы из гелиоцентрической системы Коперника, опрокидывающей библейские измышления о Земле как центре Вселенной.
«История оракулов», направленная против невежества, обмана и издевательства над здравым разумом со стороны представителей языческих религий, в действительности имеет своим объектом критики само христианство, его противоречия, мистику, алогизм.
Рассуждения о религии, природе и разуме
В книгу вошел ряд впервые издающихся на русском языке сочинений французского писателя, зачинателя движения французских просветителей XVIII в. Бернара Фонтенеля. Автор этих сочинений с материалистических позиций опровергал учение о врожденных идеях и божественном вмешательстве в законы природы; критикуя язычество, он одновременно ставил под сомнение догматы христианской религии.
В полной мере можно согласиться с одним из видных знатоков жизни и творчества Фонтенеля, Робертом Шеклтоном, когда он пишет: «Восходя к Монтеню и Шаррону, Джордано Бруно и Кампанелле, к ученым-вольнодумцам начала XVII в., Фонтенель перебрасывает мост также и к Монтескье (которого он пережил физически), к Вольтеру и Гольбаху и является живой иллюстрацией развития мысли от Ренессанса до революции».[1]
Рассуждения о религии, природе и разуме скачать fb2, epub бесплатно
Разыгралась однажды у Юпитера желчь, и поднял он крик, да такой, что земле жарко стало; ибо нехитрая штука задать жару небесам, коли самолично на них восседаешь.
Пришлось всем богам, хочешь не хочешь, плестись по его велению на совет. Марс, сей донкихот небожителей, меча громы и молнии, явился в шлеме, при оружии и с символом виноградаря — копьем наперевес, а бок о бок с ним Бахус, придурковатое божество: на голове — колтун виноградных листьев, глаза заплыли, из пасти — винная отрыжка, язык не слушается, ноги выписывают кренделя, мозги задурманены вином.
Перевод М. Квятковской
С тайным сожалением наглядясь, какое ныне пошло обирательство, почел я за благо остеречь небрежителей кошелька своего, дабы, читая сочинения мои, попридержали карманы и пеклись бы о том, чтобы удостоиться скорее звания хранителей, нежели подателей, и чтобы податливы были дамы, а не мы, и на таковой манер удостоились бы мы звания членов ордена бережливцев святого Никому-не-дадима, или Недадима, который и доныне почитается за Никодима по причине малого разумения в сей материи. И да будет отныне любому влюбленному имя Хуан-Береги-Карман, будь он именем хоть тот, хоть не тот, и да бережет его ангел-хранитель, ибо воистину именуются дни бережливости днями праздничными, кои должно соблюдать, и соблюдать так, чтобы не было праздно.
В книгу вошел роман Мариво «Удачливый крестьянин» (1734). В нем Мариво воссоздает широкую картину городской жизни своего времени. Это исключительно «парижский» роман. В нем перед читателем разворачивается целый калейдоскоп лиц, характеров, типов – слуги, горничные, швейцары, ливрейные лакеи, мелкие торговцы, стряпчие, нотариусы, полицейские, государственные чиновники, домовладельцы, трактирщики, актеры, и актрисы, армейские офицеры, откупщики, светские щеголи, знатные дамы; все они теснятся пестрой толпой в людской, на улице, в приемной министра, в театральном фойе, в великосветских гостиных. В центре романа – один персонаж, одна человеческая судьба: провинциал Жакоб, в юности попавший в Париж, поразивший его своей огромностью и великолепием.
В качестве приложения книга содержит анонимное продолжение «Удачливого крестьянина».
Издатель сихъ писемъ не почитаетъ за нужное объявить публикѣ, какимъ образомъ достались ему оныя; но весьма радуется тому случаю, что по онымъ можетъ онъ окончить планъ, которой предпринялъ изъ угожденія ко всѣмъ, и которой желалъ выполнить гораздо лучше, нежели могъ того надѣяться.
Первое собраніе писемъ изданное въ свѣтъ, подъ названіемъ Памелы, представляетъ красоту и превосходство добродѣтели въ простой и невинной душѣ, съ тѣми дарами, кои небо часто изливаетъ на добродѣтель, даже въ теченіе и сей краткой жизни. Молодая дѣвица, произшедшая отъ незнатной породы повѣствуетъ добродушнымъ своимъ родителямъ о тѣхъ искушеніяхъ, коимъ честность ея подвергалась со стороны такого
Древнеисландская сага о древних временах.
«Сага о гренландцах» и «Сага об Эйрике рыжем»— главный источник сведений об открытии Америки в конце Х в. Поэтому они издавна привлекали внимание ученых, много раз издавались и переводились на разные языки, и о них есть огромная литература. Содержание этих двух саг в общих чертах совпадает: в них рассказывается о тех же людях — Эйрике Рыжем, основателе исландской колонии в Гренландии, его сыновьях Лейве, Торстейне и Торвальде, жене Торстейна Гудрид и ее втором муже Торфинне Карлсефни — и о тех же событиях — колонизации Гренландии и поездках в Виноградную Страну, то есть в Северную Америку. По «Саге о гренландцах» выходит, что Америку открыл исландец Бьярни Херьольвссон в 985 или 986 г. По «Саге об Эйрике» Америку открыл исландский поселенец в Гренландии Лейв Эйрикссон ок. 1000 г. Только в «Саге о гренландцах» рассказывается о Бьярни Херьольвссоне, о Тюркире Южанине, о Фрейдис и братьях Хельги и Финнбоги.
Фонтенель рассуждения о религии природе и разуме
У истоков французского Просвещения XVIII века
Среди выдающихся мыслителей, подготовивших французское Просвещение XVIII в., важное место принадлежит Бернару Ле Бовье де Фонтенелю. Многогранно образованный, талантливый и прозорливый Фонтенель много сделал для расшатывания основ феодально-клерикального мировоззрения и подготовки того идейного революционного потока, которому было суждено стать введением к французской революции конца XVIII в.
В полной мере можно согласиться с одним из видных знатоков жизни и творчества Фонтенеля, Робертом Шеклтоном, когда он пишет: «Восходя к Монтеню и Шаррону, Джордано Бруно и Кампанелле, к ученым-вольнодумцам начала XVII в., Фонтенель перебрасывает мост также и к Монтескье (которого он пережил физически), к Вольтеру и Гольбаху и является живой иллюстрацией развития мысли от Ренессанса до революции».[1]
Выходец из аристократической среды, он стал защитником новых, прогрессивных идей, страстным пропагандистом достижений естественных наук своей эпохи, глашатаем передовой философской мысли. Отстаиваемые Фонтенелем идеи — открыто или замаскированно, прямо или иносказательно, со многими оговорками и вынужденными отступлениями — были заострены против феодальных отношений и институтов, против деспотизма и религии.
Фонтенель прожил долгую жизнь — целых сто лет. Родился он в 1657 г. во французском городе Руане, в семье среднего достатка. Отец Фонтенеля был адвокатом при местном судебном учреждении. Юноша Фонтенель окончил иезуитский колледж в родном городе. Воспитание не дало ожидаемых результатов. У пытливого, любознательного ученика оно не столько закрепляло религиозную веру, сколько порождало скепсис, тысячу вопросов, на которые было бы бесполезно искать ответы в «священных книгах» и в изощренных софистических рассуждениях отцов церкви. По свидетельству одного из наиболее осведомленных биографов Фонтенеля, Ж.-Р. Карре, воспитанник иезуитского колледжа проникался «нечестивыми мыслями», которыми он делился только с матерью, приводя ее в содрогание.[2]
Отец Фонтенеля рассчитывал, что сын пойдет по его стопам и станет преуспевающим адвокатом парламента. Однако сын явно тяготел к литературе и науке. Интерес молодого Фонтенеля к художественной литературе, к театру, по всей вероятности, был обусловлен тем, что знаменитый Пьер Корнель был дядей Фонтенеля по линии матери и не мог не оказать влияние на племянника. Имело значение и то обстоятельство, что другой дядя по материнской линии, Томас Корнель, также был связан с литературой и издавал известный в свое время журнал «Mercure galant».
В 1674 г. Фонтенель приезжает в Париж и обосновывается в доме братьев Корнель. Однако он не порывает связи и с Руаном, часто возвращается в родной город — размышлять и работать в тиши. Он получает возможность наблюдать панораму экономической, социально-политической и духовной жизни современной ему Франции из столицы.
Блеск двора Людовика XIV — «короля-Солнца» — не мог скрыть начавшийся кризис феодального строя. Такова была диалектика эпохи, что французский абсолютизм — порождение и опора развитого феодализма — многими сторонами своей деятельности, в частности меркантилистской политикой, объективно содействовал развитию капиталистических отношений, росту и укреплению французской буржуазии, которая и возглавит борьбу против того же феодализма.
Феодальная система пыталась разрешить свои противоречия за счет народа, прибегала к войнам. Фонтенель наблюдал и грозные народные восстания, для подавления которых власти еще располагали силой. Все предвещало необходимость коренных перемен в важнейших сферах общественной жизни.
Развивающийся капитализм нуждался в рационалистическом мировоззрении, в научном познании для реализации своих экономических и социальных задач, и Фонтенель видел растущее противоборство между реакционными и передовыми идеями XVII в. Это противоборство особенно обострилось в сфере духовной жизни — литературе, искусстве, науке, философии.
Выдающиеся открытия Коперника, Галилея, Кеплера, Ньютона, Декарта расшатывали религиозную картину мира. Ко времени Фонтенеля французские традиции свободомыслия и атеизма были уже представлены такими именами, как Монтень, Гассенди, Бейль. Новые идеи, рожденные экономическим и социальным прогрессом, теснили схоластическое мышление, религиозно-мистическое миропонимание, отстаивали более справедливые взаимоотношения между людьми, более широкие границы свободы человека.
В этой обстановке начинает формироваться мировоззрение молодого Фонтенеля. Возможно, в его интеллектуальной ориентации определенную роль сыграла идейная направленность трагедий П. Корнеля — рационализм, попытки развенчать монархов-тиранов, некоторые симпатии к народным восстаниям, сочувствие к страдающему народу (трагедия «Никомед»).
В Париже Фонтенель приступил к писанию работы по истории французского театра, а также очерка о жизни и творчестве П. Корнеля.
С 1677 г. Фонтенель начинает печатать свои стихотворные произведения на страницах «Mercure galant», создает тексты двух опер, музыка к которым пишется известным в свое время композитором Жан-Батистом Люлли. Он пробует свои силы и в области драматургии, но без особого успеха.
Фонтенель сосредоточивает внимание на изучении проблем науки и философии, которые, кстати сказать, никогда не переставали его занимать. Большую часть времени он вновь проводит в родном Руане, не отрываясь от интеллектуальной жизни столицы.
Можно с уверенностью сказать, что восьмидесятые годы XVII в. были временем расцвета творческих сил Фонтенеля. В течение этого десятилетия опубликованы важные его труды. Так, в 1683 г. появились «Диалоги мертвых», где в осторожной форме Фонтенель высказывал скептические по отношению к господствующим идеям мысли. При всей умеренности «Диалогов мертвых» они вызвали довольно оживленные споры. «Блюстители веры» были раздражены духом книги, но для грозных обвинений автору не было оснований. Фонтенель уже освоил искусство идеологического камуфляжа. Он вполне научился писать «между строк». Через год Фонтенель издает «Суждение Плутона», где почти не скрывает свое удовлетворение шумом, который произвели «Диалоги мертвых», и как бы потешается над теми, кто хотел, но не имел основания на деле «проучить» нарушителя спокойствия.
Только в течение 1686 г. Фонтенелем были опубликованы такие известные его работы, как «Сообщение об острове Борнео», «Рассуждения о множественности миров», «Сомнения по поводу физической системы окказионализма», «История оракулов», «Отступление по поводу древних и новых» и др.
В «Сообщении об острове Борнео» Фонтенель, рассказывая о нелепой гражданской войне между сторонниками двух претенденток на престол — Мрео и Ээнгю — на далеком восточном острове, в действительности зло высмеивает современные ему династические и религиозные войны в Европе (в частности, пародирует войну между Елизаветой Английской и Марией Стюарт), показывает тяжкие последствия этих войн для простого народа.
«Рассуждения о множественности миров» относятся к числу самых острых антирелигиозных произведений Фонтенеля. Опираясь на достижения астрономии, вслед за мучеником науки Джордано Бруно Фонтенель делает важнейшие мировоззренческие выводы из гелиоцентрической системы Коперника, опрокидывающей библейские измышления о Земле как центре Вселенной.
«История оракулов», направленная против невежества, обмана и издевательства над здравым разумом со стороны представителей языческих религий, в действительности имеет своим объектом критики само христианство, его противоречия, мистику, алогизм.
Фонтенель рассуждения о религии природе и разуме
Критика религии и церкви, данная в трудах Фонтенеля, является одной из ярких страниц в истории свободомыслия и атеизма. Трудно переоценить подвиг Фонтенеля, если учесть, что все его работы вышли не анонимно, не под вымышленными фамилиями, не за пределами Франции, а под его собственным именем. Это обстоятельство должно было вынудить французского мыслителя, касаясь вопросов веры, предпринимать особые усилия, чтобы не стать жертвой фанатиков.
В таких условиях Фонтенель должен был широко прибегать к достаточно испытанному приему. Он изображал дело так, что воюет не против религии вообще, не против «истинной религии» — католицизма, а против «ложных учений», против дохристианских языческих верований и враждебных католицизму религий и т. п. Многие христианские церковники, возможно, догадывались о настоящих намерениях «защитника» ортодоксии, но у них не было достаточно формальных оснований, чтобы раздобыть для «нечестивца» место в Бастилии.
Если отбросить все условия, к которым был вынужден прибегать Фонтенель, то становится ясным, что он воевал против всякой религии, отвергал идею сверхъестественного — основную идею религиозного мировоззрения, отбрасывал понятие чуда.
В критике религии исходным пунктом для Фонтенеля была едва замаскированная материалистическая и атеистическая идея: материя вечна, бесконечна и исключает возможность своего возникновения и исчезновения; материя развивается по собственным естественным законам, которые никем не могут быть нарушены, подменены, упразднены.
Борясь против религии, Фонтенель подчеркивал ее фантастичность, иррациональность. Религия неотделима от вымышленных фактов и ситуаций, от веры в чудесное, от грубых или утонченных суеверий.
Как и все представители домарксистского просветительского атеизма, он не имел еще последовательно научных представлений о происхождении и развитии религии, о ее социальных корнях. Французский вольнодумец удовлетворялся утверждением, что религия возникла и развилась в результате господства невежества, незнания истинных причин явлений. Другим источником религиозных верований Фонтенель считал сознательный обман людей со стороны служителей религиозного культа в корыстных своих интересах. Иногда в качестве одной из причин возникновения религиозных заблуждений он называл страх людей перед грозными и неразгаданными природными явлениями.
Религия, по Фонтенелю, не только порождена невежеством, но и мешает людям приобщиться к знаниям, не дает человеку увидеть вещи такими, каковы они суть. Во имя прогресса религиозные предрассудки должны быть оттеснены, если уже невозможно избавиться от них полностью. Таково его твердое убеждение.
Фонтенель был лишен возможности показать антинаучность христианских представлений, дать критику нелепых чудес, которыми полны страницы Ветхого и Нового заветов. Но никто не мог помешать Фонтенелю поднять на смех идею сверхъестественного, мистического, неразумного на примерах языческих религий с расчетом, что мыслящий читатель сумеет в критике языческих нелепостей увидеть и нелепости христианской догматики.
Так родилась, очевидно, идея книги Фонтенеля «История оракулов» и логически примыкающей к ней работы «О происхождении мифов».
Фонтенель отвергает в принципе идею богоданности религии, ее сверхъестественного происхождения. Корни религии в грешной земле. Религия порождена человеческим сознанием. Люди создали богов в соответствии с духовным своим развитием, в соответствии со своими нуждами и чаяниями. «Язычники… творили своих богов по собственному своему образу и подобию. По мере того как люди становились более совершенными, такими же становились их боги. Древнейшие люди были очень грубы и неотесанны и больше всего почитали силу; значит, и боги должны были быть столь же неотесанными и лишь чуть-чуть более сильными. Таковы были времена Гомера».[17].
Продолжая свою мысль, Фонтенель утверждает, что по мере усложнения жизни людей, их духовного прогресса изменяются соответственно и их боги. Они уже во времена Цицерона обладают не только большей, чем люди, физической силой, но наделены мудростью и справедливостью, превосходящими мудрость и справедливость простых смертных. По мере своего развития религиозные учения становятся более утонченными и менее примитивными, но на всех этапах эволюции религия отражает степень и размеры темноты и невежества людей, и в первую очередь, замечает Фонтенель, простого народа.
«Чем больше люди невежественны, — пишет Фонтенель, — и чем меньше у них опыта, тем скорее им всё представляется чудом. Первые люди были склонны усматривать чудеса почти что во всем».[18].
Возникновение и развитие религиозных представлений Фонтенель связывает не только с низким уровнем познавательных возможностей, но и с бессилием людей перед воображаемыми существами, которые во всем на них похожи, но превосходят их в силе. «Люди, — пишет Фонтенель, — отлично понимали, сколь много вещей они были не в состоянии сделать: метать молнии, поднимать ветры, волновать морские воды — все это было выше их власти. Тогда они вообразили себе существа, более могущественные, чем они сами, обладающие властью вызывать все эти грандиозные явления… И вот перед нами люди со всеми их человеческими особенностями, разве только они всегда чуть-чуть могущественнее людей».[19].
Конечно, современная наука далеко шагнула вперед в объяснении происхождения религии, в раскрытии ее социальных и гносеологических корней, в установлении наиболее примитивных форм религиозного сознания, в определении их особенностей и т. п. Но это обстоятельство не может умалить роль Фонтенеля в защите прогрессивных для его века взглядов на религию и на причины ее возникновения. Многие из этих идей, в первую очередь объяснение происхождения религии земными условиями существования людей, антропоморфная концепция возникновения богов, сохраняют и ныне свою ценность. Отметим и другое обстоятельство. Перед вдумчивым читателем Фонтенеля не мог не возникнуть вопрос: если людская фантазия лепила образы богов, то составляет ли исключение библейский бог и его сын, ниспосланный на землю, чтобы искупить первородный грех людей? И действительно, пройдет ряд десятилетий, и наука поставит вопрос о мифичности Христа.
С особой остротой, можно сказать, с беспощадностью Фонтенель разоблачил роль религии и духовенства в обмане людей в названной уже нами работе «История оракулов». Книга раскрывает удивительную картину, с одной стороны, легковерия людей, их поразительной наивности и доверчивости, а с другой — картину ухищренного, бесстыдного обмана простаков. Проделки жрецов, жриц, оракулов, так называемых демонов и т. п. в эпоху кризиса Римской империи все время напоминают о сходных делах христианского духовенства времен Фонтенеля. Не вызывает сомнения, что Фонтенеля интересовали не только и, быть может, не столько жрецы и жрицы Древней Греции и Рима, сколько Христово воинство, призванное если не вещанием и гаданием, то иными приемами и средствами манипулировать сознанием огромной массы верующих, держать их в темноте и в покорности.
Рискуя выдать истинные свои цели, Фонтенель временами весьма неосторожно пишет о влиянии языческих религиозных и философских идей на формирование христианской религии, на проникновение даже мошеннической практики оракулов в среду первых христиан. Вопреки официальным христианским установкам Фонтенель пытается говорить о земных истоках «боговдохновенной» христианской религии, о языческих философах, которые содействовали ее формированию.
Особое место в атеистическом наследии Фонтенеля занимают его знаменитые «Рассуждения о множественности миров». В этой работе Фонтенель, опираясь на великие достижения астрономии, на научное наследие Галилея и Коперника, на философско-атеистические идеи Джордано Бруно, пытается с максимальной возможностью использовать крах геоцентрической системы для подрыва авторитета религии, для дискредитации религиозной картины мира.
Обращает внимание тот факт, что Фонтенель не желает писать трактат, который был бы доступен лишь узкому кругу ученых. В духе Просвещения он желает писать так, чтобы его прочитал и понял возможно больший круг людей.
Фонтенель отлично понимает, что идея о множественности миров и существовании разумных существ за пределами нашей Земли, прямое отрицание геоцентрической системы, которая освящена авторитетом Священного писания, приводит его к достаточно откровенному столкновению с религией. Он отчетливо сознает рискованность своего предприятия и тем не менее восстает против вековых заблуждений. На всякий случай и в этой ситуации он говорит несколько «душеспасительных» слов, успокаивает защитников религии, что его «рассуждения» не так уж опасны для церкви. Фонтенель пишет: «Мне остается в этом предисловии обратиться к одному определенному роду людей, но, возможно, это именно те, кому труднее всего угодить. И не потому, что нельзя привести им достаточно веских доводов, но потому, что они наделены привилегиями и не считаются ни с какими вескими доводами, если им это не угодно. Люди эти педантичны и могут усмотреть опасность для религии в предположении, будто существуют обитатели других миров».[20] Далее, очевидно не без улыбки, Фонтенель писал, что он с предельной деликатностью и уважением относится ко всему тому, что касается религии. Более того, он заверяет, что почитает религию, избегает задевать ее и в новом своем произведении, если даже его «убеждения с нею расходятся».[21] Чтобы придать хотя бы видимость серьезности своим заверениям относительно того, что допущение существования других миров и их обитаемости не противоречит библейским сказаниям о создании богом человека на Земле, Фонтенель заявляет: «Когда вам говорят, что Луна обитаема, вы тотчас же воображаете себе людей, сделанных по нашему образцу; и вот, если вы хоть чуточку теолог, вас начинают одолевать сомнения».[22] Дальше Фонтенель объясняет, что жители Луны не являются потомками созданного богом Адама. Философ прибегает к идее единства и множественности материального мира, к принципу «бесконечного разнообразия, вложенного природой в свои творения».[23].
В центре «Рассуждений о множественности миров» критика докоперниковской космологии, легшей в основу библейских представлений о Вселенной, о Солнце, Земле, Луне.
Фонтенель, осмеивая эти антинаучные представления, одновременно осмеивает религию, которая узаконила и освятила их. Фонтенель не упускает случая упрекнуть самого бога — творца Вселенной, мирового порядка — мягко выражаясь, в некомпетентности. «Нагромождение всех этих орбит, — писал Фонтенель, — было столь велико, что во времена оны, когда не знали еще ничего лучшего, один кастильский король, великий математик и явный безбожник, сказал, что, если бы господь-бог, когда создавал мир, пригласил его на совещание, он мог бы дать ему несколько полезных советов».[24] Король-безбожник явно приводит в умиление Фонтенеля.
«Рассуждения о множественности миров» — это панегирик в честь Коперника и коперникианского переворота в науке. Коперник в оценке Фонтенеля — гениальный и отважный ученый, который поднял руку на все эти освященные религией орбиты и «плотные небеса». Он «разрушил» одни и «расколол на куски» другие. Охваченный благородной яростью, он берет Землю и отводит ее далеко от того места, которое было провозглашено центром Вселенной, точнее — центром нашей Солнечной системы. Он помещает в этот центр Солнце и заставляет Землю вращаться вокруг него, а Луну — вокруг Земли.
Пропагандируемое Фонтенелем гелиоцентрическое учение не только лишало Землю того места во Вселенной, которое предоставляло ей освященное невежество, но и опрокидывало другое религиозное учение, согласно которому бог в своей «беспредельной доброте» все сотворил в интересах человека — «венца творения».
Осмеивая этот нелепый антропоцентризм, Фонтенель говорил своей воображаемой собеседнице: «…надо вам заметить, если угодно, что все мы от природы устроены так, как известный афинский сумасброд (о котором вы, без сомнения, слышали), вообразивший, будто все суда, причаливающие в гавани Пирей, принадлежат ему. Наше сумасбродство, в свою очередь, состоит в том, что мы также считаем, будто все в природе без исключения существует для наших нужд; и, когда у наших философов спрашивают, для чего нужно такое изобилие неподвижных звезд, половины которых было бы достаточно для выполнения их назначения, они вам холодно отвечают, что все эти звезды служат тому, чтобы радовать взор».[25] Точно так же Солнце и Луна вращаются вокруг Земли, чтобы принести тепло и свет людям. Но пришел Коперник и указал Земле и человеку то скромное место, которое они занимают во Вселенной. Великий астроном отменил вековые заблуждения, освященные именем самого бога и всесильных его служителей. Благо, замечает Фонтенель, Копернику не пришлось отчитаться перед богом и церковью. «…B день, когда ему принесли первый экземпляр его книги… он умер. Он не пожелал, — с мрачным юмором пишет Фонтенель, — терпеть все возражения, которые предвидел, и ловко вышел из игры».[26].
В «Рассуждениях о множественности миров» Фонтенель, вступая в противоречие с церковным учением, допускал возможность существования разумных существ на других планетах. Так, он полагал, что, возможно, Луна населена мыслящими существами. Но идея внеземных цивилизаций остается вполне обоснованной научной гипотезой, и можно лишь восторгаться смелостью мысли Фонтенеля, широтой его кругозора.
Руководствуясь принципом безграничности человеческого познания, убеждением в беспредельной творческой потенции человека, Фонтенель выражал уверенность, что когда-нибудь человечество получит возможность выйти за пределы Земли, ступить на поверхность других небесных тел. Он писал: «Искусство летать только что народилось; оно усовершенствуется, и в один прекрасный день мы окажемся на Луне. В самом деле, можем ли мы претендовать на то, что уже всё изобрели или всё довели до такой точки, что уже ничего нельзя и добавить? Нет! Согласимся, пожалуй, что будущим векам еще осталось над чем поработать».[27].
Отметим в заключение, что Фонтенель, увлеченный философским осмыслением проблем естественных наук, в первую очередь философскими вопросами физики и астрономии, много меньше писал о социально-политических вопросах своего века. Но было бы ошибочно на этом основании создавать себе образ аполитичного, безразличного к проблемам своей эпохи человека. Уже одна его смелая борьба против феодально-клерикального мировоззрения не оставляет места для таких представлений.
В трудах философа достаточно отчетливо сказываются его политические симпатии и антипатии. Фонтенель отвергал деспотическую форму правления. Его симпатии на стороне того, что позднее обозначалось выражением «просвещенная монархия». Нам не известны сколько-нибудь категорические и откровенные высказывания мыслителя против основ феодального строя. Но увлеченная борьба Фонтенеля за науку, высказывания в пользу более рационально организованного общества, упразднения кричащих противоречий между роскошью и нищетой были, конечно, формой критики господствующего феодального порядка. Наиболее отчетливо, как мы уже отметили, эта критика выразилась в борьбе против идеализма и религии.
В «Рассуждениях о множественности миров» имеется отрывок, в котором Фонтенель задает вопрос себе и своей собеседнице, что они думали бы о земных порядках, если размышляли бы о них, будучи мыслящими жителями Луны. «…Могли бы мы вообразить, что здесь, внизу, живет этот странный вид живых существ, который именуют человеческим родом? Могли бы мы представить себе нечто имеющее столь безумные страсти и в то же самое время — столь мудрую рассудительность? Столь краткую жизнь и такой далеко видящий взгляд? Такие познания в почти бесполезных вещах и столько невежества — в самых важных? Столь пылкую страсть к свободе и столь великую склонность к рабству? Столь великую жажду счастья — и не менее великую неспособность быть счастливыми?»[28] В подчеркнутых строках Фонтенель достаточно отчетливо выражает, как нам представляется, глубокие противоречия своего времени. Он неоднократно возвращается к мыслям о неразумной организации людской жизни, об ее абсурдности. Речь явно идет о господствующих общественных отношениях. Фонтенель замечает: «…мы сами без конца себя наблюдаем и все-таки мы далеки от понимания нашего собственного устройства! Дошли до того, что стали говорить, будто боги были опоены нектаром, в то время как создавали людей, а когда они глянули на свою работу трезвым взглядом, они не могли удержаться от хохота!»[29] В этой шутке, представляется нам, речь идет не о физической и интеллектуальной несостоятельности человеческого рода. Боги Фонтенеля смеялись над общественными организациями людей, над порядками, которые эти последние установили и которым подчинились.
Фонтенель недостаточно конкретно сформулировал свои социальные идеалы, но отношение к феодальному порядку, к духовному насилию над людьми, к властвующей еще феодальной церкви, к бесконечным войнам, к расправам над массами, которые вынуждены прибегать к оружию, чтобы выжить, он выразил достаточно ясно. Эти идеи были услышаны и развиты деятелями французского Просвещения XVIII в., предшественником которых по праву был Фонтенель.