храм с высокое пестравский район
Храм в селе Высоком
«Через этого пастыря многие идут к Богу…»
Этот храм виден издалека. И не только потому, что вокруг степь, как ладонь, но и потому, что он величественен и по размеру не уступает Покровскому кафедральному собору в Самаре. А еще потому, что расположен на возвышенности, откуда и название села — Высокое. Храм во имя Архистратига Божьего Михаила.
С этим храмом у меня связаны особые переживания. И не только потому, что это наиболее часто посещаемый мною из сельских храмов. Здесь однажды во время долгой ночной Крещенской службы я от усталости уснул на придвинутой к стене скамеечке. Я спал, но одновременно слышал всю службу, точнее — даже в ней участвовал. А еще: я спал и видел нечто… Что-то подобное со мной случалось лишь раз — в Самарском Иверском женском монастыре.
Этот храм — один из немногих в нашей области, уцелевший в поруху 30-х годов и в хрущевскую оттепель. Здесь служил в свое время духовидец протоиерей Иоанн Державин. Сюда приезжал ловить раков в Иргизе Митрополит Иоанн (Снычев). А теперь уже четвертый десяток лет служит здесь совершенно удивительный пастырь — Архимандрит Владимир (Наумов).
В районном центре Пестравка на центральной площади развернута фотовыставка С.В. Небритова, посвященная 150-летию высокинского храма. На стендах — более тридцати снимков: зима, лето, храм, сельский дворик, часовня… И везде — настоятель Михаило-Архангельского храма Архимандрит Владимир — с Архиепископом Самарским и Сызранским Сергием, с прихожанами, с послушниками, среди многочисленной паствы…
Сергей Небритов, художник, директор муниципального музея «Детская картинная галерея» Пестравского района:
— Долгое время в Высокое я возил бабушку, но сам в храм не ходил. Известная болезнь интеллигенции: ищем истину где-то на стороне, хотя она вот здесь, рядом. Так и я: увлекался буддизмом, интересовался магией — и чуть с ума не сошел. И лет четырнадцать назад подготовил художественную выставку, так сказать, духовного содержания. Какой там бесовщины только не было! Пригласил на выставку отца Владимира. Он пришел, посмотрел, что-то похвалил, что-то попытался объяснить и пригласил на службу. И после нескольких бесед и непривычно трудно выстоянных мною литургий я вдруг понял, насколько я глубинно Православен. Через некоторое время впервые исповедался и причастился. Сейчас регулярно посещаю храм, вступил в Волжское казачье войско и к своему художеству стал относится иначе: я понял, что человек не может быть творцом, а только передаточной инстанцией, а Творец у нас один. По благословению отца Архимандрита сейчас пишу иконы. «Спас Нерукотворный» уже находится в одном из приделов храма, а четыре других образа ждут очереди, чтобы занять свое место в часовне во имя Сергия Радонежского, что на высокинском кладбище.
Эдуард Анашкин, член Союза писателей России: 
— К сожалению, большую часть жизни я прожил безбожником — сказались и воспитание, и мощная атеистическая пропаганда. И лишь во многом благодаря отцу Владимиру я прихожу к вере. Но речь не обо мне. Приезжая на службу в Высокое, я иногда встречаюсь там с людьми, которых церковными назвать трудно. Иногда от них слышу и такое: я вообще-то в Бога не особенно верю. А вот отцу Владимиру (некоторые вообще называют его по имени-отчеству) верю во всем. Вот и приехал посоветоваться, да и жену (мать, сестру, дочь…) привез». Вот так многие через этого пастыря идут к Богу. Потом встречаю этих же людей — крестятся, истово молятся: в Бога уверовали.
Галина Бузаева, директор средней школы с. Майское Пестравского района:
— Я окормляюсь у отца Владимира со студенческих лет, когда он еще сам был совсем молодым человеком. И за это время я не встречала человека лучше, да и жизнь моя сложилась бы иначе, если бы не этот пастырь. Он откликается на любую беду и едет за десятки верст к человеку, что нуждается в его помощи, помогает малоимущим, берет в послушники детей из трудных семей. Он даже вел уроки литературы у нас в школе, когда для простой беседы пригласить священника в школу было очень трудно. Как он любит Бунина, как знает Достоевского, Лескова! Не стоит село без праведника и, мне кажется, не устоял бы и наш степной край без этого молитвенника, любимого духовного чада покойного Митрополита Иоанна.
После общения с этими людьми я задумался: как же сам могу определить Архимандрита Владимира? И всплыло единое и емкое — МОНАХ. С монахами я общался немало, но в одном видел в первую очередь Архиерея, в другом — наместника монастыря и крепкого хозяина, в третьем — ученого мужа, а отец Владимир — монах, а потом — священник, настоятель, русский крестьянин и жизнерадостный человек…
Многая и благая Вам лета, дорогой батюшка!
На снимках: храм Михаила Архангела в селе Высоком; картина С.В. Небритова «С Рождеством Христовым»; Архимандрит Владимир после службы.
Солнце над Высоким
Встреча с настоятелем Михаило-Архангельского храма самарского села Высокое архимандритом Владимиром (Наумовым).
Встреча с настоятелем Михаило-Архангельского храма самарского села Высокое архимандритом Владимиром (Наумовым).
Прошло два года с тех пор, как я побывала в селе Высокое, у архимандрита Владимира (Наумова). Провожая меня, батюшка Владимир велел обязательно приезжать еще, говорил мне: «Ты теперь, Юлька, наша, приезжай, а то побью». Сказано это было, конечно, в шутку, но знала я, что может быть он и строгим, и даже посохом может стукнуть об пол. Но от архимандрита Владимира воистину — и хула, то есть наказание, как хвала.
Как стремилось туда мое сердце эти два года! Как хотела душа моя вновь ощутить несказанную благодать этого места, помолиться в Михаило-Архангельском храме, построенном еще в 1854 году! Как хотели глаза мои увидеть этот храм, а рядом небольшой монастырек батюшки Владимира, и теперь и действительно — Новочагринскую монашескую женскую общину! Всего этого жаждала я, «как елень желает на источники вод». Так хотела я вновь попасть в село Высокое Пестравского района Самарской области, но все что-то не получалось. И вот недели за две до каникул мой сын Алексей неожиданно сказал: «Мама, поехали к батюшке Владимиру! Поехали! Ведь ты мне еще в позапрошлом году говорила, что поедем». Наверное, помолился мой сынок о поездке нашей, да горячо, а детскую молитву Господь безпременно слышит. И все сложилось. Батюшка благословил нас на приезд. И вот прямой автобус на Высокое, который ходит из Самары только раз в неделю по пятницам, мчит нас, предвкушающих небесную радость в Высоком, по дорогам Самарской губернии, мимо храмов и Поклонных крестов, которые едва различимы в надвигающейся вечерней темноте…
Нас встретили так тепло, так вкусно накормили — постаралась мать Серафима, монахиня из общины, она помощница батюшки и отвечает за трапезную. Ох, как же вкусно она готовит! На автобусе я сюда ехала первый раз, но Господь послал нам попутчицу, Светлану, она тоже держала путь к церкви Михаила Архангела. И вот теперь она тоже готовила в трапезной эти два дня, помогала матери Серафиме.
А уж как нас поселили! В ту самую келью, где раньше, до постройки и отделки домика, жил сам батюшка Владимир. А рядом келья монаха Модеста, с которым мы тоже подружились. Человек он с чистым и добрым сердцем.
На Божественной литургии в Родительскую субботу мы с сыном причастились Святых Христовых Таин. А в воскресенье вновь Божественная литургия! И потом — разговор с батюшкой.
Наверное, надо было, чтобы все произошло именно так — разговор наш с ним и должен был состояться в самом конце. Я должна была перед этой встречей почти два дня помолиться в храме, где он безсменный настоятель уже сорок четыре года.
В храме и в субботу, и в воскресенье было довольно много народа. И сколько было знакомых самарских лиц, сколько людей приезжает к батюшке на службы! Хотя путь неблизкий — сто двадцать километров, два часа езды. Приезжают в Высокое, потому что если кто хоть раз побывал здесь — тянет сюда вернуться. И свои, высокинские и пестравские, тоже это знают, чувствуют, потому и они приходят, приезжают помолиться в этот необыкновенный храм. Сейчас, в зимнее время и в начале весны, службы идут в теплом приделе в честь Святителя Николая Чудотворца, кроме него еще два придела — в честь Архангела Михаила и Усекновения главы Иоанна Предтечи. Храм вмещает до двух тысяч человек, не меньше чем многие городские храмы. А как он красив! Величественна, изумительна роспись храма, лики с древних икон смотрят на нас немного печально, но и требовательно, вопрошающе. Атмосфера глубокого молитвенного покоя располагает к долгим, уставным службам и вдумчивой, сердечной молитве. Так все здесь и идет.
Архимандрита Владимира называют высокинским соловьем. И голос у него такой, что кажется, будто именно таким гласом могли бы славить Творца Херувимы. В некоторых местах он поет вместе со своим клиросом, ведет своих певчих, и мы все вместе с ним поем Господу, и Он, верю, слышит, ибо разве можно не услышать этот чудный голос высокинского пастыря.
Солнце Правды, наш Господь, будто Сам пришел в воскресный праздничный день в Высокое. Накануне было сумрачно. Конечно, это не могло омрачить радость от Причастия. Но Небо будто тоже скорбело об усопших, ведь это была Родительская суббота, последняя этим Постом. А вот воскресным утром солнце выкатилось из-за горизонта такое сияющее, радостное, огромное, что Архангел Михаил на иконе над входом в храм словно возрадовался вместе с нами.
Солнце лучами проникало в храм, и эти лучи освещали батюшку Владимира с Евангелием, а потом и с Чашей. Солнце ласково гладило по головам исповедующихся, утешало их и давало поддержку. Я только приготовилась назвать свои грехи, как отец Владимир начал сам их называть. И он говорил — обо мне, он называл то стыдное, что было моим, что я готовилась рассказать на исповеди, и комок прегрешений, скрученный в моем сердце, растапливался и таял. И солнце освещало нас… А потом солнечный луч во время Причастия коснулся Чаши, ну а после — весь храм засиял светом. Я отчего-то видела все это, замечала путешествие солнца по храму. Душа моя радовалась, сердце мое то замирало на протяжном «Господи, помилуй!», то начинало стучать быстро-быстро на возгласах Евхаристического канона.
Батюшка позвал меня на беседу после трапезы. Я подошла к домику отца Владимира — он сидел на лавочке, такой красивый, уютный и родной. Я села на скамейку, на приготовленную для меня подушечку, и мы начали беседу с не очень веселой темы.
— Батюшка, а жизнь сейчас и правда очень трудная, я остро чувствую это. Вы уже сказали об этом сегодня в проповеди.
— А как же — тьма борется со светом. Наше время в чем-то хуже, чем язычество. Оно какое-то… чувственное, наше время. Падшее оно какое-то. Ведь основная масса-то и не думает о покаянии. И те, которые верующие, видишь, они тоже — извиняют грех свой, подтасовывают чего-то. Господи, что творится сейчас, что творится…
Да, все меняется, очень быстро меняется. Натуральности сейчас не стало. Искусственное время какое-то. Все непрочно. Все как-то предполагаем, все как-то неуверенно у нас, зыбко очень. Основательность из нашей жизни ушла. Основание нашей жизни, Господь, отошел для нас на второй план. Верующие царской закалки, из той еще России, все сошли на нет к восьмидесятым годам. А мы, последователи их, выглядим уже… как старообрядцы какие-то. Знаем прекрасно, что это делать нельзя, и то делать нельзя, и вот то ни в коем случае.
— То есть берем от веры нашей одну лишь форму…
— Да, так. Слабовато все у нас как-то. Форма-то есть, а духа все меньше. На компромиссы идем со своей совестью. Свои грехи извиняем постоянно.
— И вам от этого трудно, да, батюшка?
— Нелегко, конечно. Потому что все это видишь, а поделать ничего не можешь. Не можешь помочь ни себе, ни другим.
— Батюшка, но вы-то можете! Вам Господь молитву какую дал, благодать здесь у вас — до Неба.
— Ну, молитва-то она идет, конечно. Вот на первой неделе Поста опять ничего не сокращая служили. Вот мать Афония-то наша, что с двумя палками, сократи ей, попробуй! Давай, говорю, немного сократим. Всё прихожанам будет полегче. Она — батюшка, да это ж как?! Нет, давай читать как положено. Теперь уже так редко служат. И службы сокращают, а главное, служат как-то не от души. Слабая молитва, слабая. Внешняя атрибутика, она вся сохраняется, обряд — сохраняется. Но силы в нем уже нет такой.
Михаило-Архангельский храм в селе Высокое.
— Вы сегодня несколько раз еще сказали, что дальше может быть только хуже. Это действительно так?
— По-видимому, да, наверное. Потому что ажиотаж вокруг веры, что в девяностых годах был, уже прошел. Уже построили много церквей, и их надо намаливать, а делать-то это некому. Молитвенников-то не очень много. Их и всегда было не много, а в настоящее время совсем почти не стало. Не надо идти на компромиссы со своей совестью, надо быть упрямым и стоять на своем. То есть не на своем, а на Божьем. Твердо стоять. А мы все в основном слабохарактерные… Апатия сейчас какая-то. Народ никак не поднимешь, никак не раскачаешь.
— Но у вас в храме-то народу много, батюшка. И вчера были на службе, и сегодня тоже.
— Да, у нас, слава Богу, Юля, народ-то есть. А вот в соседней Волчанке, говорят, три человека на вечерней да семь человек на обедне. И всё.
— Едут. Я хоть и ругаюсь тут, бывает, но едут. Не обижаются.
— Да на вас как обижаться?!
— Вот приходят ко мне с исповедью, да напишут о детях своих, о внуках, много напишут, а все — пустое. Я говорю, что ж ты мне бытовку-то написала? Зачем она мне нужна? Ты в грехах кайся! В своих грехах, не в чужих. А то вместо исповеди делишься всем, что наболело, не о том говоришь. Вот буду после Великого поста принимать, тогда и приходи на беседу и рассказывай, и будем разговаривать. Всем своим монахиням тоже так говорю.
Их у нас уже восемь человек. Две схимонахини. Схимонахиня Рафаила со мной все сорок четыре года. И схимонахиня Варвара, в монашестве Афония. У нее три сына. Сама она лукояновская. Город Лукоянов недалеко от Дивеева. Она оттуда, от Батюшки Серафима Саровского. У нее два сына офицера, один учитель. Приняла схиму. Потом мать Серафима. Теперь еще четырех постригли. Монахиня Ольга, которая на клиросе сейчас, она самая молодая, ей пятьдесят два, она с Нефтегорска. Монахиня Мария приехала из города Коврова, с Владимирской области, у нее тоже три сына. Монахиня Анастасия и монахиня Татиана — они наречены в постриге в честь Страстотерпиц Великих Княжон, дочерей Царя-Мученика Николая. И вот еще монахиня Феврония, она из села Ореховки. И еще монахиня Варахиила. Сашу постригли, теперь он иеродиакон Пантелеимон. И Евгений принял постриг, монах Ефрем он теперь. И еще монах Модест. Не знаю когда, но, может быть, Владыка Софроний будет рукополагать кого-то во иеродиакона, а потом, глядишь, и служить будет. А то я-то уже старый. (Смеется.) Буду полеживать на завалинке.
— Батюшка, дай вам Господь сил!
— Ну, сорок четыре года в сане, и все время здесь, в Высоком. Шестьдесят пять лет будет мне в этом году. Вот видишь, валенки на мне? Вот они со мной тоже все эти сорок четыре года. И какие же до сих пор хорошие валенки! Да, нашему Владыке Софронию в этом году будет пять лет епископской хиротонии. А мне шестьдесят пять лет…
— А благословил ли Владыка Софроний здесь монастырь?
— Нет, пока у нас здесь Новочагринская женская община. Вот как она дальше будет выглядеть, что это будет, я и сам пока не знаю. Так-то у нас в общинке сейчас четырнадцать человек. Иеродиакон Платон сейчас уехал, да еще Виктор-странник у нас есть, он тоже то придет, то уйдет, вот сейчас опять ушел куда-то, мартовничает, наверное. И смех, и грех с ним.
Вот такая у нас община. Уже полтора года как каждый день ходим Крестным ходом. Пока грязь сейчас, ходим вокруг церкви только. Каждый вечер, в шесть часов вечера. В колокол звоним и — с пением «Богородице Дево, радуйся» и с иконой Покрова Божией Матери идем. А так у нас большой Крестный ход. Вот это здание бывшего детского сада, видишь? Оно тоже будет скоро наше. В прошлом году мы там оборудовали все. Вывезли несколько камазов разного мусора. Поставим скоро там скамеечки и, наверное, сад фруктовый разведем. Может быть, даст Бог, будет у нас когда-нибудь монастырек. Если время, конечно, будет хорошее, если надежное настанет время. А пока вот эту землю, что вокруг храма, мы всю оформили, эта земля вся наша, Новочагринской женской общины.
Картошку сажали в прошлом году. Семь или восемь мешков накопали. Редька была. Вишня была, яблок было много. Дал Господь. Елки вон растут. Можжевельник поднимется. Территория у нас летом очень красивая. Ефремка с отцом Модестом все время косят. А как выкашивается тут у нас все, просто альпийские луга получаются. Зелено, красиво. Все поливается, и все в цветах.
А во-он там кладбищенский храм, наверное, будет в честь Святого Духа, Владыку попросим освятить. Там уже престол поставлен и жертвенник. И иконостас стоит. Иконы там хорошие, старинные. И в Пестравке на старом кладбище я в прошлом году восстановил здание заброшенное. Там тоже уже поставлены престол, жертвенник. Жду, чтобы Владыка приехал и освятил. Чтобы отец Алексий Гусельщиков из Пестравки там усопших отпевал. Ну и топчан я там себе приготовил. Вот когда устану от вас, буду там прятаться, спать.
И у нас еще храм в честь Александра Невского. Там Владыка Софроний очень любит бывать, у нас там будто скит. Там богатый иконостас, иконы очень красивые.
— Да, батюшка, какие иконы и здесь, в храме, и даже в келье у нас — какая чудная икона Матери Божией «Всех скорбящих Радость»! Они все были сохранены в храме?
— Нет, их принесли, когда в 1946 году открывали храм (а высокинский храм в честь Архангела Михаила был закрыт лишь на короткое время — Ю.П.). И эти иконы приносили к нам в храм со всех деревень. Преемственность знаменитого Покровского Чагринского женского монастыря сохранилась здесь, в Высоком. Монахиня Мария (Дягилева) была с Малой Овсянки, она умерла 31 декабря 1971 года. Знаменитые самарские врачи Дягилевы — это ее племянники. А мать Анастасия (Бритикова) умерла 19 января 1974 года. Инокиня Анастасия жила вот здесь, в землянке. Когда мы идем Крестным ходом, то всегда останавливаемся здесь, ее поминаем. Они были последние насельницы Покровского Чагринского монастыря. После 1974 года, после смерти инокини Анастасии, я не слышал о чагринских монахинях, что кто-то еще умер. А сам монастырь Покровский был закрыт в 1928 еще году. Его стерли с лица земли.
Вот пока у нас женская Новочагринская монашеская община. А там как — не знаю. Может быть, назначат старшую сестру. Рукоположат кого-то из наших монахов, и будем служить каждый день. У нас все для этого есть. Народ-то ведь едет. Мы, по милости Божией, снабжены всем. Кто бы ни приехал, мы всех кормим. И крупы, и масла у нас много. Муки много. Слава Богу, не бедствуем. Все есть. И для совершения Литургии все есть. И вино, и мука на просфоры. Отец Пантелеимон, Саша наш, печет сейчас просфоры.
— Очень вкусные, батюшка, просфоры у вас!
— Да, и если наша просфора высохнет, то можно положить ее в святую воду. Через час-полтора она становится мягкая такая. Святую воду выпиваешь, просфору кушаешь. Это отец Пантелеимон так умудрил. Ему только двадцать два года. Он пришел ко мне в семь лет. А Ефремка со мной уже десять лет. Он духовный сын отца Серафима (Томина), оренбургского. Схиархимандрит Серафим скончался на руках Сергея, брата нашего Ефрема. А его, тогда Евгения, прислали сюда, ко мне. А отец Модест пришел с Тольяттинского монастыря. Да живите, похлебки-то на всех хватит. Только горячий я, гневный. Тогда уж бегите. Только все равно вас догоню. Да и перегоню, пожалуй.
Вот все мы Крестным ходом и ходим. А как мы ходим? Как положено. Впереди идут с фонарем, затем с иконой. Когда батюшки приезжают, тоже идем Крестным ходом. Идет семь, восемь, ну одиннадцать человек. Малое такое стадо ходит. Непослушное стадо. А все же идем…
Батюшка Владимир вновь смеется, он делает это так хорошо, что не засмеяться вслед за ним просто невозможно. Мы и смеемся вместе.
— Батюшка, так хочется приехать еще, сподобиться пройти Крестным ходом вместе с вами!
— Приезжайте. Помогай, миленькая, Господь.
Вдруг послышалось совсем весеннее птичье чириканье, и батюшка поднял глаза на небо и хорошо так сказал:
— А облака-то совсем высокие, весенние облака! К Пасхе, за три недели, весь этот снег должен сойти. Говорят, первого апреля уже будет тепло. Вон петухи поют! Значит, точно будет тепло. Помогай бы, миленькая, Господь, помогай Господь. …Солнышко-то какое, облака-то какие! Главное, тихо.
Наверное, пропиталась я высокинским духом — хочется мне написать вслед за батюшкой Владимиром так: а там, где благодать да тихо, и не может быть лиха!
Оно, лихо одноглазое, и обходит стороной храм в селе Высоком в честь Михаила Архангела, а теперь Новочагринскую женскую общину. И слава Богу, что так. И здесь — вовсю сияет солнце.
Юлия Попова.
Фото автора.
Святыня моей жизни
Чудотворная икона Богоматери Албазинская «Слово плоть бысть» из храма Михаила Архангела села Высокое Пестравского района Самарской губернии Знакомая краевед спросила:
– А вы не знаете, куда девалась Албазинская икона Божьей Матери?
Видя некоторое недоумение, невольно возникшее на моем лице, добавила:
– Ну, вы же писали, как уничтожали наш кафедральный собор. Эта икона была одной из его главных святынь. Второе ее название – «Слово плоть бысть». Неужели не знаете?
Пришлось признать, что об этой иконе я ничего не знаю.
Иронически улыбнувшись, краевед не стала больше задавать вопросов и отошла.
Да, я действительно писал о нашем кафедральном Воскресенском соборе, который высился в центре Самары и был виден со стороны Волги за много верст. Собор был «визитной карточкой» Самары, украшением всего Поволжья. Строили его 25 лет, а уничтожали «с энтузиазмом» целых 5 лет – на века он был построен.
Иконы уничтожали в специально отведенный «день сжигания икон». Где уж тут уцелеть неведомой мне Албазинской иконе.
Вернувшись домой с этой не то конференции, не то совещания, тут же открыл ноутбук, нашел сведения об этой иконе. Прочел, что это святыня русского Приамурья, свое название получившая от крепости Албазин, основанной в 1650-м году знаменитым землепроходцем Ерофеем Хабаровым. Дважды по молитвам к образу Пресвятой крепость была спасена от штурмовавших ее китайцев. А однажды, точно так же, как Тамерлан со своим грозным войском вдруг отошел от осажденной Москвы, так и китайский богдыхан внезапно отошел от Албазина, где русские воины и все, кто был в осаде, готовясь к смерти, вдруг получили помощь по молитвам к Пресвятой и Пречистой.
В Самару образ Чудотворной привез епископ Гурий (Буратовский), когда получил в управление Самарскую кафедру
В Самару образ Чудотворной привез с собой епископ Гурий (Буратовский), когда он в октябре 1892 года получил в управление Самарскую кафедру. Провожавшие его прихожане Благовещенска, очень полюбившие владыку, со слезами на глазах вручили ему соборную святыню, дабы она берегла и охраняла его на берегах Волги так же, как и на берегах Амура. А в знак особого уважения и любви подарили еще и список Албазинской для его домашней молитвы.
Узнав и многие другие замечательные подробности про крепость Албазин, про епископа Гурия, про чудеса по молитвам к святой иконе, я дошел до того места, где было написано:
«Указом Святейшего Синода от 24 августа 1895 года № 4142 разрешено совершать ежегодно 9 марта празднование в честь находящейся в Благовещенском кафедральном соборе древней иконы Божией Матери, именуемой ‟Слово плоть бысть”, с присвоением ей наименования ‟Албазинской”».
Прочел раз, второй, третий, пока, наконец, не понял, что 9 марта по старому стилю означает 22 марта по новому!
Мне казалось, что я уже все знаю по 22 марта, ведь это мой день рождения.
Мне казалось, что я уже все знаю по 22 марта, ведь это мой день рождения
Это день весеннего солнцестояния, в народе он называется «Жаворонки прилетели». Печенюшками в виде жаворонков всегда потчевала меня Бабаня, как мы любовно называли нашу бабушку.
В этот день память сорока мучеников, в Севастийском озере мучившихся. Про это я узнал позже, когда пришла пора воцерковиться. Я даже, щеголяя знанием того, чего не знали мои сверстники, в одной из статей про кино предположил, что Борис Лавренев, написавший свой знаменитый рассказ «Сорок первый», не мог не знать о сорока мучениках севастийских.
И вдруг узнаю самую главную подробность про 22 марта!
«Слово плоть бысть» — это же вторая часть фразы начала Евангелия от Иоанна: «И слово стало плотью» (Ин. 1, 14).
Первую часть фразы мы слишком часто повторяем: «В начале было Слово». Однако не все понимают, что вовсе не о литературном слове говорит здесь апостол, но – о Христе, Боге-Слове воплотившемся, жившем среди людей, вот почему «Слово стало плотью».
Икона Богородицы с Младенцем внутри Себя относится к одному из изображений, названных «Оранта», что можно перевести не только как «Молящаяся», но и как «Путеводительница».
Для меня лично это значило, что Богородица всегда была и остается моей путеводной звездой.
Не успело улетучиться мое невежество, которым, как выяснилось, я еще и бахвалился, как почти сразу же, спустя всего лишь некоторое время после моего открытия, узнаю куда более впечатляющие подробности и про эту Богородичную икону, и про связанные с Ней драматические подробности, бывшие в 1930-е годы, когда крушилась все, что связано с жизнью Церкви.
На юге Самарской губернии был процветающий Покровский Чагринский женский монастырь, известный не только в Поволжье, но и по всей России. Священник отец Александр Чагринский (Юнгеров), духовник монастыря, известный святой жизнью, обрел от Господа дар прозорливости и исцеления, и потому в монастырь шло множество паломников. Рассказывают, что даже во время жестокой засухи косой дождь поливал монастырские сады и, как только напаивал влагой именно эти сады, внезапно прекращался.
В «Самарских епархиальных ведомостях» в 1896-м году так писали о нём:
«В век апостольский для христиан первенствующей Церкви Христовой были особые, чрезвычайные дарования Святого Духа. Может быть, и в нынешние времена для возбуждения спящей совести у людей маловерных или ищущих Господа также необходимы личности с особыми духовными дарованиями, с духом и ревностью Илииной, как отец Иоанн Кронштадтский, как подвизавшийся в затворе ученый епископ Феофан Вышенский, Амвросий Оптинский. К числу таковых, без сомнения, принадлежит и наш отец – Александр Юнгеров».
Среди бурьяна и пустошей благочестивые мирянки сумели могилку святую сохранить, и мощи отца Александра были обретены
Монастырь большевики разорили, монахинь разогнали, устроив на месте его свинарник. Да, это не художественный образ, а исторический факт. Потом и свинарник разорился. Участвуя в поисках могилы отца Александра, собственными глазами видел «мерзость запустения».
Но среди бурьяна и пустошей благочестивые мирянки сумели могилку святую сохранить и обнести оградкой, и мощи отца Александра были обретены. Сейчас они покоятся в Самарском Иверском женском монастыре.
Св. преподобный Александр Чагринский Когда я узнал про возрождение монастыря на месте порушенного, захотелось съездить туда, увидеть, как идет строительство обители. Кроме того, неподалеку, в селе Высокое, в храме Михаила Архангела, который и в годы Советской власти не закрывался, служит более полувека архимандрит Владимир Наумов, к которому давно собирался в гости.
И вот, наконец, давнее желание мое исполнилось.
Сидим на веранде дома отца-настоятеля, беседуем. Светит солнышко, беседа идет славно, батюшка встретил меня приветливо – ведь я привез ему свою книгу о владыке Иоанне (Снычеве), который отца Владимира и взрастил. Ценил его духовные дарования так, что приезжал к нему, тогда совсем молодому, прежде всего, исповедоваться, а потом и отдохнуть, порыбачить.
Архимандрит Владимир Наумов Беседа постепенно переходит на возрождающуюся обитель, и отец Владимир оживляется, рассказывая о последней игуменье монастыря, матушке Агнии.
– Знаете, какая она была? Мне рассказывали, она на коне верхом скакала! Спасла, что можно было из монастырских святынь здесь укрыть. Отважная была! А мы? Хоть бы чуточку от них взяли бы веры, силы духа!
Он смотрит на меня пристально, сквозь очки, щурит глаза.
– Вот о ком надо писать!
– А эти святыни у вас сохранились ли?
– Несколько старинных икон увидите в храме. А в алтаре есть одна, особо памятная. На ней надпись:
«В благословление боголюбезнейшей игуменье Агнии с великими благопожеланиями во спасение. Епископ Гурий, 20 июня 1896 года».
Икона Богородицы называется «Слово плоть бысть».
Он опять пристально посмотрел на меня, прищурив свои зоркие глаза.
– Да что это с вами? Не верите? Завтра после литургии я ее из алтаря вынесу, приложитесь.
– Спаси Господи, отец Владимир.
И я, торопясь и сбиваясь, рассказываю ему про то, что рассказал сегодня вам.
Архимандрит Владимир Наумов с иконой Богоматери «Слово плоть бысть» Икону принес в храм кто-то из прихожан. Давно это было. Не удалось выяснить, как она к этому человеку попала. Но то, что она принадлежала епископу Гурию, засвидетельствовано надписью на оборотной стороне иконы.
И в который раз убеждаюсь, что главное в жизни узнаешь с годами, и при обязательном условии: если не мнишь, будто тебе известно все и ты открыл все тайны. Нет, вера наша тем и замечательна, что чем дольше живешь, тем больше узнаешь.