всем бокс рома михайлов тренировки

Рома Михайлов интервьирует Михаила Громова

https://krot.me/articles/gromov
Текст копипащу, но там ещё есть картинки.

Kак представить Михаила Громова? Можно перечислить научные награды и регалии. Кому интересно, без проблем найдет внушительные списки премий. Делез говорил о магическом числе, прикрепленном к философу — количестве концептов, введенных им. Такое же число можно прикрепить и к математикам, и у М.Г. оно будет неординарным. Это человек, чьи идеи перевернули математику. В своей недавней книге «Кольцо тайн: вселенная, математика, мысль», М.Г. представляет проект «Эрго», целью которого — создание самообучающейся системы, взаимодействующей с тем, что ей интересно. Противостояние, разделение, взаимодействие полезного и интересного, их формальное описание — поле исследований, которыми занят Громов в последнее время. Вопросы задает Роман Михайлов.

— Вы много говорили об интересном. Занимались ли вы чем-то неинтересным?

— У меня в жизни меняются интересы. То, что я делал прежде, сегодня мне уже кажется не слишком занимательным. Самое тяжелое было в школе — десять лет издевательства.

— Как прошло это время?

— После школы уже не было неинтересного?

— Нет, дальше все было интересно — я делал, что хотел.

— Я слышал, что вы симпатизируете цирковому искусству.

— Да, я занимался гимнастикой немножко, достиг второго разряда, мог сделать сальто. Но в какой-то момент порвал сухожилие: поехали в университете на картошку, я простудил плечо, стал делать флаки и получил травму. Возможно, оно и к лучшему — очень затягивало. Хотя плечо до сих пор плохо работает.

— Если вам близок цирк, то наверняка должна быть симпатия к бродягам, кочевникам, номадам, представителям периферии.

— Несомненно. Если бы получилось жизнь прожить в цирке, я был бы рад это сделать — у меня все-таки были способности. Что до бродяг. Я рассматриваю их как слой общества, живущий в другой плоскости, которая вполне может оказаться в конечном итоге существенной для всех. В кризисных ситуациях они, возможно, будут наиболее приспособлены к выживанию. Они живут по другим принципам, они не так встроены в стандартное. Это интересное явление, которое я не очень понимаю.

— В науке тоже ведь есть периферия и центр, гущи актуальности. Вы задавали мейнстрим на протяжении десятилетий. Как вы смотрите на то, что выброшено на обочину науки?

— Я стараюсь думать и оценивать независимо от того, где это находится. Мои предпочтения не зависят от того, мейнстрим ли это или наоборот. Вы чувствуете, когда появляется нечто интересное и глубокое независимо от положения.

— Сейчас очень актуальны нейросети. Я правильно понимаю, у них есть что-то общее с вашей идеей эрго?

— Пожалуй что так. Общая идея заключается в применении композиций простых операций. Вопрос — как это организовывать? Нейронными сетями занимались инженеры, а не математики. Инженеров нельзя оценивать как математиков. А математически я только начал продумывать эти вопросы.

— Какая математика там живет?

— Чисто формально там есть линейная алгебра и композиции. Но это явно неэффективно. Они не затрагивают центральное свойство нашего мышления, а именно его универсальность, способность поглощать и организовывать любые объемы информации. С другой стороны, часто задачи, на которые нацелены нейронные сети, — нечеловеческие, это узконаправленные задачи. Играть в шахматы — не наше дело.

— Вы не видите между программами нейросетей и программой эрго тот зазор, который есть между полезным и интересным? Возможно, эрго-системе будет забавно проиграть в шахматы, она может насладиться процессом проигрыша, а нейронные сети нацелены однозначно на победу.

— Несомненно. Идея эрго — создание машины, которая будет делать то, что ей интересно. Дальше ее можно направить. На мой взгляд, некоторые части нашего мозга не имеют никакой цели. Они делают то, что им по-своему интересно. К примеру, структура зрительного восприятия жестко фиксирована, а структура восприятия запахов скорее случайна. Геометрия зрения очень отлична от геометрии обоняния. Это эволюционные вещи — эволюции часто придают необычайный вес, но системы самообучения могут быть суперпримитивны. Если сделать хорошую программу, она эволюцию пройдет за два часа. Точнее — простую часть эволюции. Высшая эволюция, конечно, более остроумная вещь. С этим связана серьезная математическая проблема, и опять же, это нетрадиционная математика, математические задачи почти все выходят на бесконечность, а эти находятся в определенных границах, числах, и за эти числа не могут выйти, как в биологии, так и в нашем мышлении.

— Расскажите о своем столкновении с иностранными языками.

— В школе я учил немецкий, и ничего не выучил — это было чудовищно. В университете продолжал его изучать, но там давали задания, которые наши студенты-немцы не могли выполнить. А затем я пошел на курсы английского для тех, кто собирается ехать за границу. И выучил английский за год. С французским так не получилось, не было подходящих учебников. Потом мне такой попался, изданный в Квебеке, но было слишком поздно. Освоил также немного итальянский — фонетически для нас это очень простой язык. Экзотическими языками не занимался, да и вообще языками заинтересовался довольно недавно, когда оценил глубину лингвистики.

— Можете этот момент подробнее раскрыть? Каков ваш взгляд на язык вообще?

— Язык — крайне интересная вещь, я стал много читать об этом в последние годы. Я прочитал Чомского [М.Г. произносит эту фамилию именно так. — Прим. КРОТ], это было очень интересно. С другой стороны, у Чомского имеется слабинка, он не проявляет достаточного интереса к разным языкам, фиксируется в основном на английском. А последние годы началось активное изучение малых языков, без письменности, австралийских, языков американских индейцев и прочее. Они поражают своей непохожестью, это другое мышление, другие миры. Показательная история связана с племенем пираха в Амазонии. Лингвист и проповедник Дэниэл Эверетт, приехавший к пираха, отказался от своей веры и принял их религию, посчитав, что их мировоззрение по духу ближе к идеальному христианству. В языке пираха нет понятия числа и, по-видимому, нет понятия цвета и придаточных предложений, это потрясающе интересно. У Эверетта был конфликт с Чомским по этому поводу. Есть и другие языки, в которых глаголы не отличаются от существительных, необходимо глубоко вникать, чтобы понять их. К сожалению, подобные языки исчезают, вы знаете, в том числе и в России, языки сибирских народов. Каждый из таких языков — другая проекция мышления.

— Вы интересовались искусственными языками типа ифкуиль?

— Нет, а что это такое?

— Американский лингвист Джон Кихада более двадцати лет создавал этот язык. В нем больше семидесяти падежей, очень сложная грамматика. Но он позволяет компактно выражать объемные конструкции. Стандартный пример — фраза «группа клоунов начинает спотыкаться на бегу» на ифкуиль переводится двумя недлинными словами.

— Короткие сжатые слова, насколько я понимаю, есть у эскимосов. Но я не совсем понимаю концепцию слова. Что значит «слово» и что значит «неслово»? Я не уверен, что концепция слова настолько ценна и адекватна. Я пытаюсь выработать математический механизм понимания языка без навязывания сложных понятий. У вас имеется письменный текст и вы ищете в нем базовые структуры. Мне кажется, это можно сделать с помощью математики и прийти к пониманию языка.

— Что такое текст? Набор символов?

— Да, линейно организованный. У него есть внеязыковая организация, которая соответствует языковой. Текст разбит на единицы — слова, предложения. Частота появления слова зависит от текста. В этом текста она такая-то, в этом такая-то. Это уже не число, а дерево, другая структура. С другой стороны, ту же структуру можно пытаться извлечь из языка в целом. Вы еще не знаете, что это язык, вы применяете этот метод к какому-то потоку символов. Такой подход работает до прагматики — сначала восстанавливаются грамматика и семантика, а потом вы застреваете, отвлекаетесь, и язык начинает служить мерой восприятия чего-то другого. Появляются другие потоки сигналов, которые язык может отразить, включая себя самого. Язык уже подготовлен к этому. Это структура, которая позволяет относить части к самому себе. Как это увидеть в языке, если вы не знали, что это язык? Таково характерное свойство языка, подобного нет в музыке, например, или в шахматах. Там богатая структура, но этого близко нет, вы не можете шахматами говорить о шахматах, музыкой говорить о музыке. Можно ли разглядеть такое в наборе символов? Например, если вы имеете дело с дельфином? Как понять, что это именно язык? Невозможно установить такое простым нахождением конфигураций, паттернов. Это ключевой момент нашего мышления — мы постоянно отвлекаемся и описываем то, что видим извне. В математике вы отвлекаетесь, и возникает теорема Геделя. Это дополнительная операция — отвлечение, и неясно, как ее формализовать.

— Вы сейчас занимаетесь системами, которые будут брать корпусы текстов и.

— Понимать их. Они могут их понимать. Возможно, неправильно, но понимать.

— Правильно-неправильно — это сложный вопрос, это вопрос интерпретаций.

— Да, это вопрос интерпретаций. Но они смогут коммуницировать, это будет не бессмысленно. Вот как я это себе представляю. Есть неизвестный язык, на нем говорят по радио. Вы слушаете, слушаете, и ничего не происходит. Но если дать его детям, дети начинают понимать этот язык и коммуницировать на нем, и вы видите, что они довольны друг другом, а сами ничего не понимаете.

— У меня есть один знакомый алхимик, он беседует с птицами на птичьем языке, и птицы ему отвечают. Он не может понять, что ему говорят, но они определенно ему отвечают. Они молчат, пока он что-то не выскажет.

— Да, это интересно, гипотетически мы знаем, о чем говорят птицы — наверняка они охраняют свою территорию. Можно ли проанализировать птичье пение, понять, чем оно отличается от человеческого текста? Как его формально описать? Сложная задача, я даже такую простую вещь не понимаю: как выловить направление речи? Как читается текст — слева направо или справа налево? Фонетически, наверное, можно догадаться. Но, тем не менее, насколько время (в какой последовательности это писалось?) встроено в текст — неясно.

— Как бы вы подошли к проблеме изучения языка дельфинов, китов, птиц?

— В первую очередь, надо набрать материал, найти общие способы анализа сигналов и их структурирования. Сигналы часто повторяются, и с точки зрения структуры мы можем многое исключить из потока. Человеческий текст вы можете обычно сжать раза в два, не более. У дельфинов семантика может быть непосредственно связана с эхолокацией.

— А киты ведь встают и поют песни, которые распространяются за тысячи километров, у них фактически есть свой интернет.

— За тысячи километров? Я слышал их песни — это очень красиво. Но опять же, непонятно, язык ли это. Не всякая коммуникация есть язык. Насколько объемна там структура? Языки не равны: языки большого сообщества реализуют больше конфигураций.

— Что бы вы сказали, если бы узнали, что в математической лаборатории открылась голубятня, и там пытаются изучать язык птиц?

— Очень интересно. Но что из этого получится? Единственное мое замечание было бы — не делать априорных высказываний о сути языка. Если изучают птиц, их поведение, их звуки, это может быть язык, а может и нет. Несомненно, там есть измерения, которые еще не извлечены, и найти способ извлечения новой информации — страшно интересно. Но это непросто. Когда непрофессионалы начинают наблюдать за животными — что получается? Конечно, относительно недавно начали наблюдать за животными без вторжения, ставить камеры. А так вы вторгаетесь в их мир и меняете его. Было много наблюдений за шимпанзе, но их считают неправильными из-за присутствия людей. Конечно, интересно понять, структурировать эти данные. Но надо быть очень осторожным.

— Многие ваши результаты связаны с введением метрического понимания в сложные объекты.

— Это моя способность. Не то что бы я считал, что так надо, просто так получается. Это то, что у меня получалось несколько раз неплохо.

— И вот перед вами текст как пространство. Вы думали о нем как о метрическом пространстве?

— Это наивная картина. Некоторые участки текста близки потому, что повторяют похожие символы. И тогда текст скручивается. У вас получается клубок, у него есть какая-то форма. И вот интересно, как эта форма зависит от языка, от текста.

— Гомологии можно считать.

— Можно гомологии, хотя я скорее представляю себе как белок сворачивается. Гомологии там мутные, у текста есть некая форма, он продолговатый или круглый, как облако. Можно ли придать этому смысл? Я несерьезно к этому отношусь, это тривиальная часть. На самом деле для меня нет ясности в этом вопросе, я несколько раз пытался формализовать, но возникает проблема самозацепления, самовыражения языка. То, что я пытаюсь уловить — это универсальный подход к языкам: как найти пространство, в которое их можно вложить и о котором можно будет говорить.

— Ведь порождающие грамматики Хомского [общий подход для задания всевозможных языков, в том числе и естественных. — Прим. КРОТ] — как раз универсальная машина.

— Вот с этим я не согласен. Несомненно, да, то, что имеются порождающие грамматики — это да. Но они не покрывают языки. В чем состоит наше несогласие с ним? Он считает, что можно вкладывать одно в другое сколько угодно раз. Черта с два! Есть граница. Например, есть число четыре, через которое мы не можем перейти. В русском языке грамматически пять равно бесконечности. Один стол, два стола, три стола, четыре стола, а вот пять столов — это уже бесконечность столов. Действительно, четыре предмета вы воспринимаете с усилием, а три непосредственно. Три предмета вы воспринимаете сразу, четыре за полсекунды, пять за секунду.

— Расскажите о вашей дискуссии с Хомским.

— Мы говорили как раз на эту тему. Он сказал, что в языке имеется бесконечная рекурсия. А я ему ответил, что слово «бесконечность» есть в математике, вне математики оно непонятно что означает, а в нашем языке это пять. Мы напрямую не воспринимаем больше четырех чисел, даже трех с половиной. Как быстро вы можете сказать, сколько точек? Три сразу. А четыре — вам нужно время, чтобы посчитать. Дальше мы начинаем структурировать, человек не воспринимает неструктурированные множества. И вся грамматика устроена так же. «Собака, которая гоняется за кошкой, которая гоняется за мышкой, которая. » — тут вы теряетесь. Несомненно, порождающие грамматики — замечательная идея, они существуют, но в языке есть и нечто другое. В языке есть единицы, язык — определенная дискретизация, вы режете восприятие на куски. Когда вы его разрежете, вы увидите вложенные интервалы — это и есть ваше дерево Чомского. Но там есть много чего еще. И не факт, что такое дерево является ключевым, все может быть устроено иначе. Второй момент моего расхождения с Чомским: он очень критически относится к теории вероятностей и статистическому анализу языков. Я пытался ему объяснить, что то, что он говорит — правильно, просто его интерпретация вероятности наивна. Отчасти потому, что так написано в учебниках. Когда пишут теорию вероятностей с точки зрения применений — это неверно. Как интерпретировать те или иные вероятностные понятия? Ведь они до какого-то места применимы, а дальше неприменимы. Даже в физике, в статистической механике, есть позиция конфигурации атомов, она с вероятностью десять в минус двадцать шестой. — что это значит? Ничего не значит, вы не можете такое ни измерить, ни проверить. Хоть это ничего не значит, но отсюда следует, что у вас какие-то вещи равны, и с этого момента вы начинаете работать над вопросом, что такое равные вероятности. А ведь это может быть не равенство, а стрелка совсем другого типа. Это же должно быть и в языках. Не число, а равенство определенного сорта, в категорном или метакатегорном смысле. Вероятность предложения не имеет смысла, предложение слишком длинное. Так и в физике ведь не бывает. Это же шутка такая, мы этого не видим. Все время происходит некая путаница, некоторый математический язык начинает восприниматься буквально, а там возникают проблемы интерпретации. Можно интерпретировать совсем по-другому. Кстати, вы знаете, что Воеводский [математик из Москвы, работал в Принстоне, лауреат Филдсовской премии, занимался изучением оснований математики и алгебраической геометрии. — Прим. КРОТ] пытался построить категорный подход к теории вероятностей?

— Да, у него не получилось. Он слишком прямо подошел. Эта категорная идея мне кажется правильной, но напрямую неясно, как это надо делать.

— Вообще, как вы считаете, можно ли назвать функториальный взгляд на вещи в математике правильным?

— Несомненно. Он не всегда работает, но если его в голове нет, это нехорошо.

— Расскажите об идеях, концепциях, результатах, которые вас глубоко впечатлили.

— Когда я учился, первым таким событием стала теорема об индексе. А еще топология — когда начал ее понимать и ощущать. Когда уже начал работать, огромное впечатление произвели работы Смейла и Нэша, которые показали, как можно играть с многообразиями руками. Дальше уже — работа Дональдсона, это потрясающая вещь: анализ вошел в топологию неочевидным образом. До этого анализ участвовал в топологии довольно банально. В комплексной геометрии, алгебраической геометрии, были примеры утверждений, доказательства которых используют либо анализ, либо редукцию по модулю p, и у которых не видно элементарных доказательств. В топологии это был первый пример. Еще относительно недавно на меня впечатление SLE произвела [Schramm-Loewner evolution. — Прим. КРОТ], меры на пространстве кривых — потрясающим образом состыковалась теория вероятности с комплексным анализом. Другое, что я понимаю гораздо хуже, но выглядит оно потрясающе — то, что происходит с арифметическим Ленглендсом, регулярности, которые чисто экспериментально находят при анализе деофантовых уравнений, получаются распределения, устроенные по законам, предсказанным Ленглендсом, и никто не может их объяснить. Ну и сама схема, гипотеза Ленглендса в своей форме, это супер-простое утверждение. Но в данном случае мое отношение скорее романтическое, поскольку я не понимаю той математики.

— Не могу не спросить про ваш совместный проект с Дэвидом Линчем.

— Этот проект прошел через несколько стадий. Он начался с вопроса: как математику донести до способных детей? Это социальная проблема. К примеру, есть Эколь Нормаль, из которой выходит, наверное, половина математиков Франции. У половины студентов там папа или мама математики. Ясно, что выборка совершенно неправильная, способности ведь распределены между всех.

— Да, аристократия, это неправильная система. Правильная система должна создавать элиту, но элита должна быть не наследственной, а динамической. А аристократия — это вредно, это плохо для науки. Есть дети, которые стали бы математиками, но их никак не вытянуть, они никогда не слышали про Эколь Нормаль. Печальная ситуация. И с этого мы стартовали. Сделали выставку о математике, оформленную художниками. Я там поучаствовал вместе с Линчем и певицей. сейчас вспомню. Патти Смит. С Линчем мы пообщались совсем немного, он показывал мне старую типографию.

— Вы чувствуете определенную традицию, которая стоит за вами, за вашим мышлением? Возможно, это опыт предков, религиозность.

— Конечно, я вырос в России и эту традицию впитал, ну и чуть-чуть впитал традицию Америки и Франции. Конечно, сильнее всего повлияла российская традиция. Она очень сильная. Насчет слова «традиция» я не уверен, скорее атмосфера России. Это было в детстве и это навсегда осталось.

— Что глубже всего осталось в памяти из детства, что является глубокой вашей составляющей?

— Тогда жизнь была внешне ограниченная, но, с другой стороны, у детей была большая свобода. В шесть лет, помню, ходил сам в школу зимой, это сильные воспоминания. Мы жили в Воронеже тогда, прицеплялись к лошадям и по снегу катались. Это то, чего сейчас дети не могут делать. Были и другие вещи в том мире, часто неприятные. Но остается сильное впечатление, что была настоящая независимость в детстве. Сейчас у детей таких возможностей нет, все становится более и более приглаженным, что не вполне. В этом есть что-то не то.

Источник

Показать панель управления

Комментарии • 48

Ярд же тренируется без спаррингов)) В БТР ты зря не верил, он машина, хотя я тоже сомневался, из-за возраста и отсутствия сильной оппозиции.

Я тут с тобой не согласен что у Сереги хорошая держалка. Хороша держалка у Гены, Сауля, Руиса

Сауль- мексиканский Дацик))))) Да ты юморист

Обзор класс. Рома крутой чувак. Смотрю Ботаников только из-за него.
Расскажи про себя, сколько боев провёл, какие лучшие достижения в этом спорте?
Спасибо

Без шуток, в спарринге тоже?

Рома классные обзоры, было бы здорово, если бы ты их делал на фоне самого боя, а не вставных фото

Интересно смотреть даже когда бой давно прошёл

Согласен. Гвоздь заберет ремень

та бензин у качка закончился, от и всё. хотя как такую трёпку сергей выдержал аще непонятно.

Рома привет) узнал о тебе от лысого псевдоинтеллектуала Жэки)) ты красава, смотреть твои обзоры одно удовольствие, творческих успехов, спасибо за труд!))

@RedboRF ну так встань с дивана и покажи как это делается, клавишный лещатель)

Источник

Показувати елементи керування програвачем

КОМЕНТАРІ • 773

Согласны с мнением Ромы? Го обсудим!

Ян контент с Ромкой лучший, очень грамотное общение приятно слушать вас обоих, продолжайте продвигать спорт в массы, ВСЕМ БОКС БРАТВА!!))

Нет. В майке тайсоне вся таблица менделеева

@Олег Ляшок Товарищ, вы бои Тайсона смотрели? Ну, который загорелый, невысокий и ухи нямкает? Он углы режет, как кавказцы барашков на Рамазан, пачками; вот уж не думаю, что Тайсон сидел бы у Кличко на джебе. Его стиль вообще в целом ориентирован на сокращения дистанции и уходы с линий атаки, неудобный был бы оппонент. Кличко бы пытался навязать свои правила игры, а Тайсон просто играл бы в другую игру. По крайней мере, таково моё субъективное мнение, к сожалению, проверить кто прав на практике нам уже не удастся.

@Filip S Шталь и сам понимал тогда, что гонит пургу насчёт Тайсона, но лысому маньяку нужны были «скандалы, интриги, расследования». Так что Тайсон на пике, реально мог бы уложить всех других чемпов на их пике формы, кроме Рокки Марчиано.

Источник