Такое все дышало тишиной что вся земля еще спала казалось
Страницы памяти. 22 июня 1941 г
22 июня 1941 года. ПОМНИТЕ!
Казалось, было холодно цветам,
и от росы они слегка поблёкли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
обшарили немецкие бинокли.
Цветок, в росинках весь, к цветку приник,
и пограничник протянул к ним руки.
А немцы, кончив кофе пить, в тот миг
влезали в танки, закрывали люки.
Такою всё дышало тишиной,
что вся земля еще спала, казалось.
Кто знал, что между миром и войной
всего каких-то пять минут осталось!
Я о другом не пел бы ни о чём,
а славил бы всю жизнь свою дорогу,
когда б армейским скромным трубачом
я эти пять минут трубил тревогу.
1943
МАЙОР ПРИВЁЗ МАЛЬЧИШКУ НА ЛАФЕТЕ
Майор привез мальчишку на лафете,
Погибла мать, сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.
Его везли из крепости, из Бреста
Был исцарапан пулям лафет
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.
Отец был ранен, и разбита пушка
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку
Седой мальчишка на лафете спал.
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой.
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой.
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку
Домой прийти не сможет до конца.
Я должен видеть теми же глазами
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
1941 год
Мы легли у разбитой ели.
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, гнилой земле.
— Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня — лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг приказ: «Выступать вперед!»
Снова рядом, в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.
С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы.-
Мы хотели со славой жить.
…Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав…
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом стоит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
…Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала?!
«В шинельке, перешитой по фигуре,
Она прошла сквозь фронтовые бури…» —
Читаю и становится смешно:
В те дни фигурками блистали лишь в кино,
Да в повестях, простите, тыловых,
Да кое-где в штабах прифронтовых.
Но по-другому было на войне —
Не в третьем эшелоне, а в огне.
…С рассветом танки отбивать опять,
Ну, а пока дана команда спать.
Сырой окоп — солдатская постель,
А одеяло — волглая шинель.
Укрылся, как положено, солдат:
Пола шинели — под, пола шинели — над.
Куда уж тут её перешивать!
С рассветом танки ринутся опять,
А после (если не сыра земля!) —
Санрота, медсанбат, госпиталя…
Едва наркоза отойдёт туман,
Приходят мысли побольнее ран:
«Лежишь, а там тяжёлые бои,
Там падают товарищи твои…»
И вот опять бредёшь ты с вещмешком,
Брезентовым стянувшись ремешком.
Шинель до пят, обрита голова —
До красоты ли тут, до щегольства?
Опять окоп — солдатская постель,
А одеяло — волглая шинель.
Куда её перешивать? Смешно!
Передний край, простите, не кино…
ДОРОГИ ВЕДУТ НА ЗАПАД
Даже ельник на стуже насквозь продрог,
Даже звёзды жмутся к луне,
А они идут вперёд без дорог,
По сугробам, по целине.
Не страшит их сражений горячий дых.
Ведь в селе, за рекой, внизу,
Поседевшие матери встретят их,
Утирая платком слезу.
Ведь навстречу им выйдет из лесу дед
С автоматом чужим в руке.
— Дорогие, — шепнёт им солдатка вслед
На родном, родном языке.
Кто прошёл здесь с мечом, от меча умрёт,
Как легла Бонапарта рать.
Каждый куст опалённый зовёт вперёд.
Каждый мёртвый велит карать.
Пусть метель по полям не устанет месть,
Не собьются полки с пути.
Нас на Запад ведут любовь и месть,
И врагу от нас не уйти.
Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: «лейтенант»
звучит: «Налейте нам!»
И, зная топографию,
он топает по гравию.
ДО СВИДАНИЯ, МАЛЬЧИКИ
Я в жизнь вошёл тяжёлым и прямым.
Не всё умрёт. Не всё войдёт в каталог.
Но только пусть под именем моим
Потомок различит в архивном хламе
Кусок горячей, верной нам земли,
Где мы прошли с обугленными ртами
И мужество, как знамя, пронесли.
Мы жгли костры и вспять пускали реки.
Нам не хватало неба и воды.
Упрямой жизни в каждом человеке
Железом обозначены следы –
Так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы – спросите жён!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
Где нашей жизни ход изображён.
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на
холсте.
Но время шло. Меняли реки русла.
И жили мы, не тратя лишних слов,
Чтоб к вам прийти лишь в пересказах
устных
Да в серой прозе наших дневников.
Мы брали пламя голыми руками.
Грудь раскрывали ветру. Из ковша
Тянули воду полными глотками
И в женщину влюблялись не спеша.
И шли вперёд, и падали, и, еле
В обмотках грубых ноги волоча,
Мы видели, как женщины глядели
На нашего шального трубача.
А тот трубил, мир ни во что не ставя
(Ремень сползал с покатого плеча),
Он тоже дома женщину оставил,
Не оглянувшись даже сгоряча.
Был камень твёрд, уступы каменисты,
Почти со всех сторон окружены,
Глядели вверх – и небо было чисто,
Как светлый лоб оставленной жены.
Так я пишу. Пусть неточны слова,
И слог тяжёл, и выраженья грубы!
О нас прошла всесветная молва.
Нам жажда зноем выпрямила губы.
Мир, как окно, для воздуха распахнут
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо, что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.
И как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово «Человек»!
Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку.
А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звездочка не уставная,
А вырезанная из банки.
Да, это я на белом свете,
Худой, веселый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.
И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю,
И пайку надвое ломаю,
И все на свете понимаю.
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые.
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,-
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки
Ещё той ночью игры снились детям,
Но грозным рёвом, не пустой игрой,
Ночное небо взрезав на рассвете,
Шли самолёты на восток.
Их строй
Нёс, притаясь, начало новой ноты,
Что, дирижёрским замыслам верна,
Зловещим визгом первого полёта
Начнёт запев по имени — война.
Но дирижер не знал, что в этом звуке,
Где песнь Победы чудилась ему,
Звучат народа собственного муки,
Хрипит Берлин, поверженный в дыму.
Той первой ночью, в ранний час рассвета,
Спала земля в колосьях и цветах,
И столько было света,
Столько цвета,
Что снились разве только в детских снах.
Той ночью птицы еле начинали
Сквозь дрёму трогать флейты и смычки,
Не ведая, что клювы хищной стаи
Идут, уже совсем недалеки.
Там где-то стон растоптанной Европы,
А здесь заставы день и ночь не спят.
Притих в лазурной дымке Севастополь.
Притих под белой ночью Ленинград.
Штыки постов глядятся в воды Буга.
Ещё России даль объята сном…
Но первой бомбы вой коснулся слуха,
И первый гром — и первый рухнул дом.
И первый вопль из детской колыбели,
И материнский, первый, страшный крик,
И стук сердец, что сразу очерствели
И шли в огонь, на гибель, напрямик.
И встал в ту ночь великий щит народа
И принял в грудь ударов первый шквал,
Чтоб год за годом, все четыре года,
Не утихал сплошной девятый вал…
… Всё отошло. Заволоклось туманом.
И подняла Победа два крыла.
Но эта ночь, как штыковая рана,
Навек мне сердце болью обожгла.
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
ЖИВОЕ ПЛАМЯ
В память о заживо сожжённых осенью 1942 г. жителях деревни Реповщина
Браславского района Витебской области
Неужто расстреляют? Как же дети?!
Их тридцать человек. Все мал мала*…
Матвейка мой… Я за него в ответе…
Зачем его невестка привезла?!
Остался бы в Саратове, быть может,
Всё было бы иначе. Что теперь?
Совсем немного он на свете пожил…
Нет, не посмеют … Немец же не зверь!
Играет поминальную жалейка**
О тех, кто принял муки в смертный час.
ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ «ПАМЯТНИКИ РАССКАЗЫВАЮТ» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ. 7 июня 2020 г.
Заставка: Художник В. Папко. 22 июня 1941 года
Такое все дышало тишиной что вся земля еще спала казалось
Ребята, на луга быстрей,
Играйте, смейтесь в сочных травах!
Развеселите матерей,
Развейте боль свою в забавах!
Они под солнцем расцвели,
Их нежит ветер на рассвете,—
То нашей матери-земли
Любимые, родные дети.
Война была в родном краю,
Пожары были и метели.
Горели воины в бою,
Деревни, города горели.
Была за родину война,
Земля взрастила нас борцами,
И та земля напоена
И кровью нашей, и слезами.
В крови, в слезах мы шли вперед,
И победило наше дело.
Весна пришла, весна цветет
И землю в пышный цвет одела.
И в сердце раненом земли
Победы вижу я цветенье,
В цветах услышать мы смогли
Родной земли сердцебиенье.
Цветы земли, цветы весны,—
Резвитесь, дети, смейтесь, дети!
Вы — счастье, торжество страны
И вести о ее расцвете.
Быть может, брат ваш иль отец
Погиб во имя вашей воли,
Но вспоминал о вас боец
В последний миг на ратном поле.
Ласкайте вы цветы нежней,
Дышите, дети, вешней новью,—
Дарит вам радость мирных дней
Земля, напитанная кровью.
Вы — дети матери-земли,
Вам доля трудная досталась,
На той земле вы расцвели,
Что нашей кровью пропиталась.
О, как нам дорог ваш расцвет,
Как вами родина гордится!
Грядущих лет мы видим свет,
Когда глядим на ваши лица,
Цветите каждый день и час,
Мы вас приветствуем сердечно.
Свободу гордую для вас
Завоевали мы навечно.
Казалось, было холодно цветам,
И от росы они совсем поблёкли.
Зарю, что шла по травами и кустам,
Обшарили немецкие бинокли.
Цветок, в росинках весь, к цветку приник,
И пограничник протянул к ним руки.
А немцы, кончив кофе пить, в тот миг
Влезали в танки, закрывали люки.
Я о другом не пел бы ни о чём,
А славил бы всю жизнь свою дорогу,
Когда б армейский скромным трубачом
Я эти пять минут трубил тревогу.
1943
* * * * * * * * * * *
Как будто бы и не было на свете
Покоя мирного. Горячий, злой,
Сметал, корежил все фугасок ветер,
Зарю мешая с дымом и землей.
Он, отважный, не дрогнет в деле,
Вздёрнет танк на дыбы, что коня,
И ладони его затвердели:
Третий год всё броня да броня.
Где-то милая помнит о друге,
Как ни долго, а будет ждать,
Чтоб в такие надежные руки
Своё девичье счастье отдать.
Еще грознее будет он, упорней
Стоять, свершая отомщенье тут
За то, что яблоням мы подрубили корни
И что весной они не расцветут.
1943
* * * * * * * * * * *
В своих щедротах расточая пыл,
Горит, сияет гордое светило.
Никто не высчитал, когда так было,
Но я одной туманностью с ним был.
1943
* * * * * * * * * * *
* * *
Ты к девушке торопишься, влюблен,
А день такой, голубизна такая,
Что город весь лучится и сверкает,
И ты в пути совсем не утомлен.
Закидывая голову, хмелея,
Идёшь по переулкаи, по аллеям
И мимо дома, что растет в лесах,
И будут девушке всего милее
Дыминки неба у тебя в глазах.
1943
* * * * * * * * * * *
* * *
Любовь пронес я через все разлуки
И счастлив тем, что от тебя вдали
Её не расхватали воровски чужие руки,
Чужие губы по ветру не разнесли.
1944
* * * * * * * * * * *
Казалось, было холодно цветам.
Казалось, было холодно цветам,
и от росы они слегка поблёкли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
обшарили немецкие бинокли.
Цветок, в росинках весь, к цветку приник,
и пограничник протянул к ним руки.
А немцы, кончив кофе пить, в тот миг
влезали в танки, закрывали люки.
Такою все дышало тишиной,
что вся земля еще спала, казалось.
Кто знал, что между миром и войной
всего каких-то пять минут осталось!
Я о другом не пел бы ни о чем,
а славил бы всю жизнь свою дорогу,
когда б армейским скромным трубачом
я эти пять минут трубил тревогу.
Первая строчка этого стихотворения «Казалось, было холодно цветам» послужила названием литературного и художественного конкурса от музейно-мемориального комплекса «Победа», итоги которого символично были подведены в день памяти и скорби, 22 июня 2018 года.
Конкурс был посвящен Великой Отечественной войне и подразделялся на две группы: литературный творческий конкурс и художественный конкурс. Участниками его могли стать все желающие дети от пяти до восемнадцати лет.
Для участия в литературном конкурсе нужно было представить на суд компетентного жюри литературное произведение собственного сочинения в прозе или стихотворной форме на одну из тем: «Детство, опаленное войной», «Сердцем прикоснись к подвигу», «Страшные годы войны – грозные годы блокады». Всего для конкурса было отобрано 26 работ, они были разделены на три возрастных категории, в каждой из которых было обозначено по три призовых места. Возраст участников конкурса варьировался от 7 до 18 лет, здесь были и короткие стихотворения и целые исследования истории своей семьи, художественных произведений о войне и исторических источников. Приятно знать, что в нашем городе есть столько талантливых, неравнодушных детей. Каждый из них, даже те, кто пока не занял места, получил благодарности за участие. Видели бы счастливые улыбки детей, бегущих из зала за своей заслуженной наградой. Они озарили радостью этот день Памяти и Скорби.
В этом конкурсе приняла участие и моя старшая дочь, которая сочинила стихотворение про своего прадеда, участника Великой Отечественной войны. Это был ее первый конкурс подобного плана и первый литературный опыт вообще. Ей семь лет, и она была самой юной участницей литературного творческого конкурса.
Атмосфера награждения, царившая в зале, была настолько доброй и дружественной, что дочь сказала, что обязательно попробует свои силы и в следующем году и без диплома уже не уйдет. Я думаю, что такого же мнения придерживался относительно себя каждый участник: в подобных мероприятиях хочется проявить себя.
Для участия в художественном конкурсе нужно было представить свою творческую работу, выполненную в любом жанре живописи, в графике или работу декоративно-прикладного искусства. В данной группе участников было больше, аж 68 человек: участвовали целые классы, группа детского сада «Аистенок», группа студентов из Сахалинского техникума сервиса, дети из центра «Преодоление», а также самостоятельные участники. Их возраст составил от 5 до 18 лет. Как и в первом случае, все работы были разделены на несколько возрастных групп и в каждой из них определены победители, которые получили дипломы, цветы и призы.
Почетными гостями мероприятия стали ветераны войны и тыла: Виктор Иванович Чуйко, Николай Петрович Петров и Нина Селиверстовна Плотникова. Виктор Иванович и Нина Селиверстовна поделились своими воспоминаниями о страшных годах войны и дали молодому поколению напутствие любить свою Родину, знать ее историю и гордиться ей, а их родителям Нина Сильверстовна дала прекрасный совет, приведя свои воспоминания: когда ее маму спрашивали, как нужно воспитывать детей, она отвечала, что воспитывать нужно общими семейными событиями.
Этот конкурс стал прекрасным событием для воспитания, пусть таких мероприятий будет больше!
По окончанию награждения все переместились на второй этаж комплекса и в качестве первых зрителей посмотрели выставку с названием «Казалось, было холодно цветам», на которой были выставлены все художественные работы участников.
Все они прекрасны, каждая заслуживает высокой оценки. Но я хочу особое внимание сегодня уделить нескольким работам, которые буквально вывернули мою душу наизнанку: настолько они эмоциональны.
Вот работы, автор которых занял первое место в старшей группе. Они передают весь ужас войны, стоя рядом с ними, хочется, как молитву повторять много-много раз слова:» Пусть наши дети никогда не увидят ужаса войны!» Браво автору!
Вот работа, выполненная из слоенного теста:
Бумага и фломастер:
Скрапбукинг. Работа самого юного участника художественного конкурса:
Целая сюжетная лента:
Рисунки цветными карандашами и фломастерами:
Работ много, все они выполнены в разной технике, в каждой отображено понимание юного автора, его личные эмоции и переживания. Смотря на них, понимаешь, что у нашей страны есть будущее.
Ветеран военной службы
Стихи о начале войны
22 ИЮНЯ 1941 ГОДА
Казалось, было холодно цветам,
и от росы они слегка поблёкли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
обшарили немецкие бинокли.
Цветок, в росинках весь, к цветку приник,
и пограничник протянул к ним руки.
А немцы, кончив кофе пить, в тот миг
влезали в танки, закрывали люки.
Такою все дышало тишиной,
что вся земля еще спала, казалось.
Кто знал, что между миром и войной
всего каких-то пять минут осталось!
Я о другом не пел бы ни о чем,
а славил бы всю жизнь свою дорогу,
когда б армейским скромным трубачом
я эти пять минут трубил тревогу.
Тот самый длинный день в году
Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
Она такой вдавила след
И стольких наземь положила,
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы.
И к мертвым выправив билет,
Всё едет кто-нибудь из близких
И время добавляет в списки
Еще кого-то, кого-то нет…
22 июня
Июнь. Россия. Воскресенье.
Рассвет в объятьях тишины.
Осталось хрупкое мгновенье
До первых выстрелов войны.
Через секунду мир взорвётся,
Смерть поведёт парад-алле,
И навсегда погаснет солнце
Для миллионов на земле.
Безумный шквал огня и стали
Не повернётся сам назад.
Два «супербога»: Гитлер – Сталин,
А между ними страшный ад.
Июнь. Россия. Воскресенье.
Страна на грани: быть не быть…
И это жуткое мгновенье
Нам никогда не позабыть…
22 июня 1941 года
Мирон Карпенко
Прошла зелёная весна
И лето солнышком пригрело
Как слово страшное, война!
Кровавой болью прогремело
Ввалившись смертоносной лавой
Где небо слилося с землёй
Все пограничные заставы
Здесь встали каменной стеной
Кто, первый день войны проштрафил?
Кто, самолёты сделал ломом?
Бомбили асы из «люфтваффе»
Аэродром за аэродромом
Кто, нам ответит за те жизни?
За тех людей, людей из «стали»
Кто под копытами фашизма
Погибли, но не отступали
Кто до последней капли крови
Рубеж отчизны защищали
Давайте вспомним добрым словом
Сынов, что смертью храбрых пали.
22 июня 1941 года
Мирон Карпенко
Вздыхает ночь, блистает звезд краса,
Кругом сияют радостные лица,
Влюбленных пар густая вереница
Взирает беззаботно в небеса…
Мечты, минуты жарких объяснений,
Прощенья, оправдания, восторг,
Советы тех, кто в жизни знает толк,
Уроки предыдущих поколений…
Не думали, не ведали, не ждали,
Что с треском разорвутся небеса,
Ослепнут в смерче огненном глаза,
Обуглятся березовые дали.
От взрывов содрогнутся недра гор,
В крови невинной речка захлебнется,
И нить счастливых жизней оборвется,
Испуганно замолкнет птичий хор.
От свастик почернеет белый свет,
От воплей встанет дыбом лес дремучий,
И скользкий гад коричневый, ползучий
Кольцом сожмет теченье зим и лет.
Бледнеет ночь, тускнеют звезд глаза,
Но светятся доверчивые лица:
Влюбленных пар густая вереница
Не знает, что приблизилась гроза.
22 июня
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.
Им нельзя задержаться, остаться –
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
Окликать их и звать их – напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
Той первой ночью
Ещё той ночью игры снились детям,
Но грозным рёвом, не пустой игрой,
Ночное небо взрезав на рассвете,
Шли самолёты на восток.
Их строй
Нёс, притаясь, начало новой ноты,
Что, дирижёрским замыслам верна,
Зловещим визгом первого полёта
Начнёт запев по имени — война.
Но дирижер не знал, что в этом звуке,
Где песнь Победы чудилась ему,
Звучат народа собственного муки,
Хрипит Берлин, поверженный в дыму.
Той первой ночью, в ранний час рассвета,
Спала земля в колосьях и цветах,
И столько было света,
Столько цвета,
Что снились разве только в детских снах.
Той ночью птицы еле начинали
Сквозь дрёму трогать флейты и смычки,
Не ведая, что клювы хищной стаи
Идут, уже совсем недалеки.
Там где-то стон растоптанной Европы,
А здесь заставы день и ночь не спят.
Притих в лазурной дымке Севастополь.
Притих под белой ночью Ленинград.
Штыки постов глядятся в воды Буга.
Ещё России даль объята сном…
Но первой бомбы вой коснулся слуха,
И первый гром — и первый рухнул дом.
И первый вопль из детской колыбели,
И материнский, первый, страшный крик,
И стук сердец, что сразу очерствели
И шли в огонь, на гибель, напрямик.
И встал в ту ночь великий щит народа
И принял в грудь ударов первый шквал,
Чтоб год за годом, все четыре года,
Не утихал сплошной девятый вал…
… Всё отошло. Заволоклось туманом.
И подняла Победа два крыла.
Но эта ночь, как штыковая рана,
Навек мне сердце болью обожгла.
До свидания, мальчики!
Ах война, что ж ты сделала подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,
На пороге едва помаячили
И ушли за солдатом – солдат…
До свидания мальчики! Мальчики,
Постарайтесь вернуться назад
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
И себя не щадите вы, и все-таки
Постарайтесь вернуться назад.
Ах война что ж ты подлая сделала:
Вместо свадеб – разлуки и дым.
Наши девочки платьица белые
Раздарили сестренкам своим.
Сапоги – ну куда от них денешься?
Да зеленые крылья погон…
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
Мы сведем с ними счеты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идете войной наугад…
До свидания, девочки! Девочки,
Постарайтесь вернуться назад.
Довоенный вальс
Мирное небо над крепостью Бреста,
В тесной квартире счастливые лица.
Вальс. Политрук приглашает невесту,
Новенький кубик блестит на петлице.
А за окном, за окном красота новолунья,
Шепчутся с Бугом плакучие ивы.
Год сорок первый, начало июня.
Все ещё живы, все ещё живы,
Все ещё живы, все, все, все.
Смотрит на Невском с афиши Утёсов,
В кинотеатрах идёт «Волга-Волга».
Снова Кронштадт провожает матросов:
Будет учебным поход их недолго.
А за кормой, за кормой белой ночи раздумье,
Кружатся чайки над Финским заливом.
Год сорок первый, начало июня.
Все ещё живы, все ещё живы,
Все ещё живы, все, все, все.
Мимо фасада Большого театра
Мчатся на отдых, трезвоня, трамваи.
В классах десятых экзамены завтра,
Вечный огонь у Кремля не пылает.
Всё впереди, всё пока, всё пока накануне:
Двадцать рассветов осталось счастливых:
Год сорок первый, начало июня.
Все ещё живы, все ещё живы,
Все ещё живы, все, все, все.
Вальс довоенный напомнил о многом,
Вальс воскресил дорогие нам лица,
С кем нас свела фронтовая дорога,
С кем навсегда нам пришлось разлучиться.
Годы прошли, и опять за окном тихий вечер.
Смотрят с портретов друзья молчаливо.
В памяти нашей сегодня и вечно
Все они живы, все они живы,
Все они живы, все, все, все…
Стяг Брестской крепости
Не раз,
Не второй
И не сотый
От крепости немец отбит.
Уже как пчелиные соты
Все стены, а крепость — стоит.
Ну, кто там, ну, кто там остался?
Форты разбомбили дотла
И доты…
А стяг не шатался,
А стяг не окутала мгла!
Убьет знаменосца осколком,
Но стяг подымает другой.
Полотнище алого шелка
Пылает над Бугом-рекой.
Но кровью горячею рдели
Все новые раны на нем.
Ряды знаменосцев редели
Под шквальным
кинжальным огнем.
И шли напролом самоходки,
Горели земля и кусты…
Бинтов не хватало —
обмотки
Пришлось разорвать на бинты.
Воды — по глоточку,
Но каждый «Максиму» ее отдаст,
Чтоб не задохнулся от жажды,
Чтоб жил,
Чтоб служил
Пулемет.
Пусть сил не хватает поправить
Повязку и кровь утереть,
Пока есть патроны —
не вправе
Никто из бойцов умереть.
А тучка плывет над лесами…
Эх, если б свернула сюда!
Патроны взрываются сами
В стволе…
Докипела вода…
А где-то колышутся вишни,
И птицы поют на вербе…
Патроны последние вышли,
А самый последний —
себе.
Последний защитник свалился,
Упал на лафет
и — замолк.
И тихо над ним опустился
Пробитый осколками Шелк.
Но только земли он коснулся —
От кожуха вспыхнул огнем
И в дымное небо рванулся.
А враг
налетел вороньем.
И огненный стяг сапогами
Тупыми хотел затоптать,
Но это высокое пламя
Ему никогда не достать.
Куражится черная стая,
Но ей не сносить головы!
Полотнище — Ширь небокрая,
А древко — До самой Москвы!
Сомкнулись зеленые кроны
Над теми,
кто в смертном бою
Но жизнь сохранял,
а патроны
И верил
в победу свою.
Перевод с белорусского В. Тараса
22 июня
Татьяна Лаврова — Волгоград
Надели гимнастёрки и шинели
Вчерашние мальчишки – цвет страны.
Девчонки на прощанье песни пели,
Желали выжить в грозный час войны.
В атаку шли за правду, за Отчизну,
За мир, за мать с отцом, за добрый дом.
Чтоб защитить от ужасов фашизма
Права на жизнь, что рушилась кругом.
Сирень, гвоздики, нежные тюльпаны…
Начало лета, жизнь вокруг кипит.
Жива любовь, зарубцевались раны,
Но этот день июня не забыт!
Я хочу…
Я так хочу чтоб не было войны,
Чтобы сирот однажды всех забрали,
И чтоб ни за что Отечества сыны,
Друг с другом никогда не воевали!
Я так хочу без кризисов и лжи,
Без обвала биржи, зла и ипотеки,
Чтобы пропали воровство, убийства, грабежи,
И чтоб не загрязнялись все моря и реки!
Я так хочу сердца свободные от боли,
Я так хочу удачи в каждый дом,
Чтоб люди все свои пороки побороли
И души их наполнились свободой и теплом!
Вам кажется я многого хочу?
Пожалуй, соглашусь я с вами,
Но в сердце у себя зажгу свечу,
И буду наполнять ее надеждой и мечтами!