блейк первый день творения
Пророческие иллюминированные книги и фантастические рисунки Уильяма Блейка в архиве онлайн
Современники считали Уильяма Блейка безумцем, что не помешало ему создать собственную мифологию, гравюры и иллюстрации, вызывающие не меньший трепет, чем его поэзия. Лишь в XX веке труды Блейка получили безоговорочное признание. Теперь его «провидческие» иллюминированные книги и рисунки доступны в высоком разрешении онлайн.
Уильям Блейк заслужил звание покровителя всех свободомыслящих художников-аутсайдеров, когда отверг рационализм и классицизм, разработав собственный пророческий стиль.
«Он стремился подражать таким художникам, как Рафаэль, Микеланджело и Дюрер в создании вневременных, готических произведений, пронизанных христианской духовностью и созданных поэтическим гением», – написала Элизабет Баркер из Метрополитен-музея. Хотя ни с кем не спутать работы Блейка, с их мускулистыми героическими фигурами, неистовыми выразительными лицами и мученическими позами.
Архив Уильяма Блейка открывает доступ к огромному собранию работ художника – от книжных иллюстраций до рисунков, картин и рукописей. Оцифрованные изображения в высоком разрешении можно поворачивать, масштабировать, просматривать в «реальном размере», увеличивать и скачивать.
Пожалуй, наибольший интерес в онлайн-коллекции представляют изображения из иллюминированных «пророческих книг» Блейка. Это серии философских, религиозных и мифологических работ, составленных примерно с 1788 по 1822 год. Архив содержит десятки вариантов печати бесконечно увлекательных рукописных книг.
Современники не просто игнорировали Блейка, они считали его безумцем. Художнику потребовалась огромная сила духа и почти сверхчеловеческая вера в себя, чтобы, живя в бедности и безвестности, стать плодовитым творческим деятелем, вдохновлённым мистикой художником с собственной системой убеждений.
Вавилонская блудница, 1809.
Блейк считал Библию величайшим поэтическим произведением из когда-либо написанных, её темы и истории он затрагивал на протяжении всей карьеры. При этом художник противился любым формам организованной религии. Его религиозные взгляды приняли форму мифологии, которую он искусно изложил через собственные фантастические иллюминированные книги.
Работая над своими оригинальными проектами, он едва зарабатывал на жизнь гравировкой и коммерческой иллюстрацией книг. Также рисовал библейские сюжеты и сцены из литературных текстов своих любимых авторов, Мильтона и Данте.
Мифология Блейка сложилась из лоскутных элементов Библии, трудов Эммануила Сведенборга и Джона Мильтона, языческих, друидских и множества других истоков. Художник презирал рабство и верил в равенство полов. Согласно его представлениям, человека создал не библейский Бог, а «демоном заблуждения» и «отец ревности», жестокий тиран по имени Уризен.
Великий архитектор, «Европа: Пророчество», 1794.
В своих произведениях Блейк затрагивал актуальные для своего времени темы, то, в чём видел зло своей эпохи: нищету, эксплуатацию детей, расовое неравенство, тиранию, религиозное лицемерие, резко критиковал брак и порицал традиционные моральные и христианские устои.
На сайте Archive of William Blake’s доступны его книжные иллюстрации, рисунки, рукописи и, конечно же, иллюминированные книги, среди которых наиболее известные «Песни Невинности» (1789), «Бракосочетание Рая и Ада» (1790-1793), «Видения дщерей Альбиона» (1793), «Все религии едины» (ок. 1788).
«Европа: Пророчество», 1794.
Песнь Лоса, «Книга Лоса», 1795.
Песнь Лоса.
«Видения дщерей Альбиона».
Первая книга Уризена, «Европа: Пророчество», 1794.
«Видения дщерей Альбиона».
Обвинители.
Солнце у своих восточных ворот. Иллюстрация к поэме Джона Мильтона «L’Allegro».
Солнце в гневе. Иллюстрация к поэме Джона Мильтона «L’Allegro».
Смерть на бледном коне, 1800.
Великий Красный Дракон и жена, облеченная в Солнце: «Дьявол спустился», ок. 1805.
Число зверя – 666, 1805.
Ньютон, 1795.
Иерусалим. Эманация Гиганта Альбиона, (ок. 1821).
Иерусалим. Эманация Гиганта Альбиона, (ок. 1821).
Тигр, ты тигр! Жар глаз твоих
Светит в зарослях ночных.
Чьей бессмертною рукой
Создан страшный образ твой?
Кто и на планете чьей
Создал жар твоих очей?
Как туда нашел он путь?
Как огонь смог умыкнуть?
Чья рука, с такою силой
Мышцы сердца закрутила?
А когда оно забилось,
Дрожь в руках, в ногах явилась?
Что за молот? Что за печь?
Где твой мозг смогли испечь?
Кто его смертельной хваткой
С наковальни снял украдкой?
Когда звезды увидали,
Небо залили слезами,
Улыбался ль про себя
Творец агнца и тебя?
Тигр, ты тигр! Жар глаз твоих
Светит в зарослях ночных.
Кто посмел и чьей рукой
Создан страшный образ твой?
William Blake
THE TYGER
Tyger! Tyger! burning bright
In the forest of the night,
What immortal hand or eye
Could frame thy fearful symmetry?
In what distant deeps or skies
Burnt the fire of thine eyes?
On what wings dare he aspire?
What the hand dare sieze the fire?
And what shoulder, & what art,
Could twist the sinews of thy heart?
And when the heart began to beat,
What dread hand? & what dread feet?
What the hammer? what the chain?
In what furnace was thy brain?
What the anvil? what dread grasp
Dare its deadly terrors clasp?
When the stars threw down their spears,
And water’d heaven with their tears,
Did he smile his work to see?
Did he who made the Lamb make thee?
Tyger! Tyger! burning bright
In the forest of the night,
What immortal hand or eye
Dare frame thy fearful symmetry?
Уильям Блейк
Рождённый в муках
Не хотел, чтоб мне ручонки
Папа пеленал в пелёнки.
А когда совсем устал,
Маме грудь сосать не стал.
WILLIAM BLAKE
Infant sorrow
My mother ground! My farther wept.
Into the dangerous world I leapt:
Helpless, naked, piping loud:
Like a fiend hid in a cloud.
Struggling in my fathers hands:
Striving against my swaddling bands:
Bound and weary I thought best
To sulk upon my mothers breast.
УИЛЬЯМ БЛЕЙК
Колыбельная
Мой малышка спать ложится.
Сладкий сон ему приснится.
С неба льётся лунный свет.
Ничего-то краше нет.
Спи, малютка, засыпай.
Глазки крепче закрывай.
Ночь стучится к нам в окно.
Ангел спать велит давно.
Заглянула ночь в окошко.
Спит с улыбкой моя крошка.
Крепко спи, малютка мой.
Улыбаюсь я с тобой.
Если сладко ты зеваешь,
Сладкий сон мне навеваешь.
Но когда сопишь ты в ночь,
Отгоняешь сон мой прочь.
Личико твоё сияет.
Небо лик твой осеняет.
Бог твой образ сотворил,
Слёзы радости пролил.
За тебя, меня, за нас
И за всех, кого он спас.
Стало всем теперь светлей
И на сердце веселей.
И светло на свете нам.
Всем на свете малышам.
С Богом нам не ведом страх.
Спи с улыбкой на устах.
WILLIAM BLAKE
A cradle song
Sweet dreams from a shade
O’ver my lovely infants head
Sweet dreams of pleasant streams
By happy silent mooney beams.
Sweet sleep with soft down,
Weave thy brows and infant crown.
Sweet sleep Angel mild.
Hover o’ver my happy child.
Sweet smiles in the night,
Hover over my delight.
Sweet smiles Mothers smiles
All the livelong night beguiles.
Sweet moans, dovelike sighs,
Chase not slumber from my eyes,
Sweet moans, sweet smiles
All the dovelike moans beguiles.
Sleep sleep happy child.
All creation slept and smil’d.
Sleep sleep happy sleep,
While o’ver thy mother weep.
Sweet baby in the face,
Holy image I can trace.
Sweet baby once like thee,
Thy maker lay and wept for me.
Wept for me for the for all,
When he was an infant small,
Thou his image ever see,
Heavenly face that smiles on thee.
Smiles on thee on me on all
Who became an infant small,
Infant smiles are his own smiles,
Heaven & earth to peace beguiles.
Уильям Блейк.
Заблудившийся мальчик
Отец, отец! Куда спешишь?
Не надо быстро так идти.
Поговори, со мной, отец,
Иначе заблужусь в пути.
Стемнело, нет нигде отца.
Совсем взмок от росы малец.
Пыхтя, в трясине вяз дитя.
И свет пролился, наконец.
William Blake
The Little Boy Lost
‘Father! father! where are you going?
O do not walk so fast.
Speak, father, speak to your little boy,
Or else I shall be lost.’
The night was dark, no father was there;
The child was wet with dew;
The mire was deep, and the child did weep,
And away the vapour flew.
УИЛЬЯМ БЛЕЙК
Оступившийся мальчонка
«Отец, ну как тебя любить,
Тебя и братьев, коих много?
Ну, разве что, пичужкой быть,
Что любит крошки у порога?»
Тут пастор, что с ним рядом был,
Схватил мальца за одежонку
И грубо потащил мальчонку.
Толпу тот пастор восхитил.
И пастве с алтаря изрёк:
«Вот дьявол, что средь нас глумится!
И как осмелиться он мог
В законе Божьем усомниться?»
Рыдал неслышно тот малец,
Когда на нём одёжку рвали.
Стонала мать, стонал отец,
Когда оковы надевали.
Его сожгли в священном месте,
Где всех отступников сжигают.
Отец и мать рыдали вместе.
Порядки в Альбионе знают.
WILLIAM BLAKE
A little boy lost
Not loves another as itself
Nor venerates another so,
Nor is it possible to Thought
A greater than itself to know:
And Father, how can I love you,
Or any of my brothers more?
I love you like the little bird
That picks up crumbs around the door.
The priest sat by and heard the child,
In trembling zeal he siez’d his hair:
He led him by his little coat:
And all admir’d the Priestly care.
And standing on the alter high,
Lo, what a fiend is here! Said he:
One who sets reason up for judge
Of our most holy Mistery.
The weeping child could not be heard,
The weeping parents wept in vain:
They strp’d him to his little shirt,
And bound him in an iron chain.
And burn’’d him in a holy place,
Where many had been burn’’d before:
The weeping parents wept in vain,
Are such things done on Albion’s shore?
Уильям Блейк
Не навязывай любви
Не навязывай любви.
И о ней не говори.
Ведь любовь совсем как ветер,
Веет тих и незаметен.
Признался я любви своей.
Открыл своё я сердце ей.
Дрожал, боялся как огня,
Что бросит вдруг она меня.
Когда надумала уйти,
Встал незнакомец на пути.
Он появился словно ветер,
И был он тих и незаметен.
William Blake
Never pain to tell thy Love
Never pain to tell thy Love
Love that never told can be
For the gentle wind does move
Silently invisibly.
I told my love I told my love
I told her all my heart
Trembling cold in ghasty fears
Ah she doth depart
Soon as she was gone from me
A traveler came by
Silently invisibly
O was no deny.
Уильям Блейк
Я видел церковь золотую
Я видел церковь золотую.
В неё никто не заходил.
Народ толпился там впустую.
Рыдал и Господа молил.
Там меж колонн змея сползала
На створки белые дверей
И петли с них она срывала
С настойчивостью ярых змей.
Спустившись вниз на мостовую,
В рубине извивалась тварь
И, вытянувшись напрямую,
Ползла бесшумно на алтарь.
Яд изрыгнула на вине.
Ох, как же тошно было мне!
В хлеву провёл я пару дней
И засыпал среди свиней.
William Blake
I saw a chapel all of gold
I saw a chapel all of gold
That none did dare to enter in
And many weeping stood without
Weeping mourning worshipping
I saw a serpent rise between
The white pillars of the door
And he forcd & forcd & forcd
Down the golden hinges tore
And along the pavement sweet
Set with pearls & rubies bright
All his slimy length he drew
Till upon the altar white
Vomiting his poison out
On the bread & on the wine
So I turned into a sty
And laid me down among the swine.
Уильям Блейк
Боялся я, что ветер мой
Боялся я, что ветер мой
Погубит завязь на цветах.
Но солнце источало зной
И ветер мой совсем зачах.
Пропала завязь на кустах,
Стоял весь в пустоцветах сад.
И я ругал себя в сердцах,
И пустоцветам был не рад.
William Blake
I feared the fury of my wind
I feared the fury of my wind
Would blight all blossoms fair & true
And my sun is shined & shined
And my wind it never blue
But a blossom fair or true
Was not found on any tree
For all the blossoms grew & grew
Fruitless false tho fair to see.
Уильям Блейк
Первая песня пастуха
Зайди пришелец в гости к нам,
Мы здесь тебя радушно встретим.
Ты в этом убедишься сам.
Мы всем, что есть, тебя приветим.
Здесь честь, как роза расцвела.
Румянцем щёки дев горят.
Всё благородство их вокруг чела.
Алмазы красят их наряд.
Song 1st by a Shepherd
Welcome stranger to this place,
Where joy doth sit on every bough,
Paleness flies from every face,
We reap not, what we do not sow.
Innocence doth like a Rose,
Bloom on every Maidens cheek;
Honor twines around her brows,
The jewel Health adorns her neck.
ПЕРВОЦВЕТ
Шальному воробьишке
Ни до кого дел нет.
Нет удержу плутишке.
Знай над цветком мелькает
И вместе с ним рассвет
Он встретить приглашает.
Чудесная малиновка,
Не суетись, остынь!
Ты угодишь в полынь.
Не слушается, скачет.
Чудесная малиновка
На груди моей плачет.
WILLIAM BLAKE
THE BLOSSOM
Merry Merry Sparrow
Under leaves so green
A happy Blossom
Sees you swift as arrow
Seek your cradle narrow
Near my Bossom
Pretty Pretty Robin
Under leaves so green
A happy Blossom
Hears you sobbing sobbing
Pretty Pretty Robin
Near my Bossom
Уильям Блейк
(1757-1827)
НОЧЬ
Уходит солнце на закат.
Звезда горит в ночи.
Пичужки в гнёздах тихо спят,
Пора и мне почить.
Не спит лишь луна,
Цветочком она,
Висит в небесах
С улыбкой в устах.
Осмотрят гнёзда, средь ветвей,
Чтоб было в них тепло;
Заглянут в логово зверей,
Чтоб не настигло зло.
Услышат где плач,
И ринутся вскачь,
Помогут всем спать,
Качая кровать.
А станет волк иль тигры выть,
Помолится агнец;
Не даст им ангел кровь испить,
Гоняя от овец.
А если не сможет,
Не даст уничтожить;
Возьмёт их с собой,
Для них в мир иной.
Из львиных ярко-красных глаз
Прольются капли слёз;
Овечек, слыша жалкий глас,
Расстроится всерьёз.
И сменит свой гнев
И скажет им лев:
«Пойду-ка я в тень
В удачный свой день».
«Теперь я с блеющей овцой
Могу спокойно спать;
Иль думать, кто был родич твой.
Жевать или стонать;
Я с гривой такой,
Омытой рекой,
Храню как закон
Овечий загон».
Night
by William Blake
(1757-1827)
The sun descending in the west,
The evening star does shine,
The birds are silent in their nest,
And I must seek for mine.
The moon like a flower,
In heaven’s high bower,
With silent delight
Sits and smiles on the night…
Farewell green fields and happy groves,
Where flocks have took delight;
Where lambs have nibbled, silent moves
The feet of angels bright;
Unseen they pour blessing,
And joy without ceasing,
On each bud and blossom,
And each sleeping bosom
They look in every thoughtless nest,
Where birds are covered warm;
They visit caves of every beast,
To keep them all from harm;
If they see any weeping,
That should have been sleeping
They pour sleep on their head
And sit down by their bed.
When wolves and tygers howl for prey
They pitying stand and weep;
Seeking to drive their thirst away,
And keep them from the sheep.
But if they rush dreadful;
The angels most heedful,
Recieve each mild spirit,
New worlds to inherit.
And there the lions ruddy eyes,
Shall flow with tears of gold:
And pitying the tender cries,
And walking round the fold:
Saying: wrath by his meekness
And by his health, sickness,
Is driven away,
From our immortal day.
And now beside thee bleating lamb,
I can lie down and sleep;
Or think on him who bore thy name,
Graze after thee and weep.
For wash’d in lifes river,
My bright mane for ever,
Shall shine like the gold,
As I guard o’er the fold.
William Blake
Soft Snow.
I walked abroad on a snowy day:
I ask’d the soft Snow with me to play:
She play’d and she melted in all her prime;
And the Winter call’d it a dreadful crime.
Уильям Блейк
Сад Любви
Пошёл я как-то в Сад Любви
И там, внутри, я увидал:
Часовенку на том лугу,
Где раньше я всегда играл.
Ворота были заперты
И надпись на двери: «Назад!»
Но я вошёл тихонько в сад,
Там раньше были сплошь цветы.
И вдруг увидел ряд могил,
Взамен цветов – надгробья тут.
И пастыри вокруг снуют,
Мечтам моим венки плетут.
William Blake
The GARDEN of LOVE
I went to the Garden of Love,
And saw what I never had seen:
A Chapel was built in the midst,
Where I used to play on the green.
And the gates of this Chapel were shut,
And ‘Thou shalt not’ writ over the door;
So I turn’d to the Garden of Love
That so many sweet flowers bore;
And I saw it was filled with graves,
And tomb-stones where flowers should be;
And priests in black gowns were walking their rounds,
And binding with briars my joys and desires.
WILLIAM BLAKE
Proverbs of Hell.
(Blakes selected poems –Dover publications, inc, 1995)
Блейк первый день творения
Если не можешь изменить ситуацию, измени своё отношение к ней.
Не грех, коль вас волнуют страсти,
Но худо быть у них во власти.
Легче простить врага, чем друга.
Бракосочетание рая и ада
Вам не изведать радость птиц, несущихся в полете, — Ведь вы в тюрьме своих пяти убогих чувств живете.
———
Коль не меняешь своих взглядов,
Воде стоячей ты подобен:
Чудовищных ползучих гадов
Твой разум порождать способен.
В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир — в зерне песка,
В единой горсти — бесконечность,
И небо — в чашечке цветка.
Не думай, что ты умнее других, хотя другие и считают, что умнее тебя, — и в этом твое преимущество перед ними
Избыток скорби смеётся. Избыток радости плачет.
Всегда говори, что думаешь, — и подлецы с негодяями будут обходить тебя стороной.
За образец скорей возьму я мудреца огрехи,
Чем дурака набитого победы и успехи.
«Коль ты незрелым мигом овладел»
Коль ты незрелым мигом овладел,
Раскаянье да будет твой удел.
А если ты упустишь миг крылатый,
Ты не уймешь вовеки слез утраты.
Перевод: С. Я. Маршака
Правда, сказанная злобно, лжи отъявленной подобна
Человек, никогда не меняющий своего мнения, подобен стоячей воде, и в сознании его кишат гады.
а у дракона есть огонь)
«Все сотворенное молит об избавлении»
Избыток скорби смеется. Избыток радости плачет.
Тигр, Тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?
В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?
Как дерзал он так парить?
Кто посмел огонь схватить?
Кто скрутил и для чего
Нервы сердца твоего?
Чьею страшною рукой
Ты был выкован — такой?
… показать весь текст …
Увидеть мир в одной песчинке
И Космос весь — в лесной травинке!
Вместить в ладони бесконечность
И в миге мимолетном вечность!
«Вступление Из книги «Песни невинности»»
Дул я в звонкую свирель.
Вдруг на тучке в вышине
Я увидел колыбель,
И дитя сказало мне:
Любая здоровая пища добывается без сети или капкана.
Блейк первый день творения
Имя замечательного английского поэта и художника Вильяма Блейка стало известно широким кругам советских читателей в основном с 1957 года, когда Международный Совет Мира постановил отметить юбилеем двухсотлетие со дня его рождения. В нашей периодической печати появился ряд переводов из Блейка Самуила Яковлевича Маршака, из которых часть (14 номеров) была перепечатана в томе III собрания его сочинений (1959). Появились статьи и книги об английском поэте.
Имя Блейка было почти неизвестно и его английским современникам. Уроженец Лондона, по профессии гравер, он прожил свою жизнь на грани бедности, зарабатывая свой хлеб выполнением очередных заказов, которые доставляли ему время от времени его немногочисленные друзья и покровители. Картины Блейка при жизни почти не выставлялись, а когда выставлялись — проходили незамеченными. За невозможностью найти издателя для своих поэтических книг, он сам гравировал на меди их текст и иллюстрации к нему с помощью особой, изобретенной им для этого техники («выпуклый офорт»). Немногочисленные экземпляры, раскрашенные им от руки, он продавал за бесценок тем же своим друзьям и почитателям; теперь они являются редким достоянием художественных музеев и частных коллекций и ценятся на вес золота. Как поэт Блейк фактически стоял вне литературы своего времени. Когда он умер, его похоронили на общественные средства в безымянной общей могиле. Теперь его бюст поставлен в Вестминстерском аббатстве рядом с памятниками крупнейших поэтов Англии.
«Открытие» Блейка произошло во второй половине XIX века, а в XX веке его творчество, получившее всеобщее признание, заняло по праву выдающееся место в богатом наследии английской поэзии.
Первым собирателем, издателем и сочувственным интерпретатором творчества Блейка явился глава английских «прерафаэлитов» Данте Габриэль Россетти, как и Блейк — поэт и художник. Россетти посчастливилось приобрести обширную коллекцию неизданных рукописей и гравюр Блейка, с которой и началось знакомство с его творчеством. При непосредственном участии Данте Габриэля и его младшего брата, критика Вильяма Майкеля Россетти, была издана первая двухтомная биография Блейка, пространное житие «великого незнакомца», написанное Александром Гилькристом (1863), представлявшее одновременно и первую публикацию некоторой части его поэтического и художественного наследия. Вслед за Россетти его ученик, молодой тогда поэт А.-Ч. Суинбери, ставший позднее одним из основоположников английского символизма, посвятил Блейку книгу, восторженную и благоговейную (1868). Культ Блейка получил дальнейшее развитие в кругу английских символистов. Блейк был объявлен «предшественником символизма». Соответственно этому и в настоящее время господствующее направление английской и американской критики рассматривает Блейка прежде всего как мистика и символиста.
С этой точки зрения к Блейку подошли и его первые русские ценители, принадлежавшие к тому же литературному лагерю.
Между тем на самом деле, как убедительно доказала современная передовая критика в Англии и Америке, мистик и «духовидец» Блейк был в то же время по своему общественному мировоззрению гуманистом и человеколюбцем с широкими демократическими симпатиями, пламенным обличителем социального зла и несправедливости. Хотя Блейк, подобно своим поздним современникам — английским романтикам, считал творческое воображение поэта-художника (Imagination) величайшей способностью человека, его собственная поэзия, порожденная огромным даром художественного воображения, никогда не была «искусством для искусства»: она полна глубокого морального и социального пафоса, имеет своеобразную общественную тенденцию, воплощенную, однако, в лирически насыщенных образах, а не в абстрактных дидактических рассуждениях. Сквозь нежную поэтическую ткань его «песен», как и сквозь мифологическую тематику его «пророческих книг», просвечивает в художественно сублимированной форме современное и глубоко актуальное общественное содержание. Несмотря на то что при жизни его знали немногие, Блейк вовсе не смотрел на себя как на поэта для немногих; напротив, он чувствовал себя носителем высокой миссии, обращенной ко всему человечеству. Об этой миссии он писал: «Каждый честный человек — пророк; он высказывает свое мнение об общественных и частных делах. Он говорит: «Если вы поступите так-то, результат будет такой-то». Он никогда не скажет: «Как бы вы ни поступали, все равно то-то и то-то произойдет».
Биография Блейка не богата внешне примечательными событиями. Он родился и прожил всю свою жизнь в Лондоне. Отец его был мелкий продавец галантерейных товаров («чулочник»), человек небогатый и многосемейный, сектант («диссентер»), увлекавшийся, по-видимому, проповедью обосновавшегося в Лондоне шведского мистика Сведенборга. Среди широких демократических низов лондонской мелкой буржуазии в XVIII веке еще живы были традиции левых «еретических» сект времен английской революции, находившихся в оппозиции к господствующей церкви, государственному и общественному строю, одновременно мистических и революционных. В их учениях социальные утопии воплощались в библейские образы, получавшие мистическое истолкование. Просветительский рационализм и религиозный скептицизм рассматривались как выражение «светского духа» господствующих классов.
В этой атмосфере воспитался и молодой Блейк, и она определила своеобразие его духовного облика мистика-визионера и одновременно борца за социальную справедливость. Воспитанному на Библии и на «пророческих» книгах, имевших хождение в этой среде, наделенному живым поэтическим воображением поэту с детских лет являлись «видения», в реальность которых он верил до конца жизни, заслужив себе славу безумца и чудака. Он не получил никакого систематического образования, но много и беспорядочно читал. С детских лет он был знаком с сочинениями мистиков Сведенборга и Якова Беме, с Платоном и неоплатониками (в английском переводе Тэйло- ра), но также с английской философией эпохи Просвещения, к которой относился с предубеждением; он читал Шекспира и в особенности Мильтона и увлекался в юности литературой английского «готического возрождения» XVIII века, поэзией Оссиана, Чаттертона и английских народных баллад; он знал латинских и итальянских поэтов — Вергилия, Овидия и Ариосто; уже взрослым он выучился греческому и древнееврейскому языкам, чтобы читать в оригинале Библию, а в конце жизни — итальянскому, чтобы лучше понять и иллюстрировать «Божественную комедию» Данте.
Творческие способности Блейка проявились очень рано. В возрасте десяти лет он стал учиться рисованию; около этого времени написаны его первые стихи. Четыре года спустя, по своему желанию, он был отдан в обучение к граверу Безайру, опытному, но посредственному мастеру, у которого он проработал восемь лет как подмастерье. По поручению своего учителя и хозяина он делал для него зарисовки старинных готических надгробных памятников Вестминстерского аббатства и других лондонских церквей. «Готическая форма — живая форма», — писал позднее Блейк. Готика, гравюры Дюрера и творения Микеланджело были теми художественными образцами, которые определили основу оригинального стиля Блейка как гравера. Эта профессия служила в дальнейшем основным источником его существования. Помимо множества мелких и случайных работ, он выполнил большие циклы иллюстраций к сочинениям английских поэтов XVIII века — «Ночным думам» Юнга и «Могиле» Блейра, иллюстрировал эклоги Вергилия, «Книгу Иова» и «Божественную комедию» Данте. Заказы эти обычно плохо оплачивались. Не раз издатели-коммерсанты обманывали доверчивого художника, поручая более модному профессионалу гравировать сделанные им рисунки или отбирая из них для воспроизведения лишь небольшую часть. Оригинальные по замыслу и композиции, необычайные по выразительности и силе, художественные произведения Блейка не были замечены современниками и получили признание, как и его поэзия, лишь в новейшее время.