философия вовсе не учение скорее работа

Прочитайте следующий текст и ответьте на прилагаемые к нему вопросы.

У философии и науки есть одно общее качество – они обе рациональны. И философия, и наука строят свои системы рассуждений в соответствии с законами логики. Однако наука (речь идет о естественных науках) не только логична, но и всегда соотносит свои высказывания с фактами, т.е. она всегда говорит только о том, что «есть», что можно быть зафиксировано всеми. Если, например, утверждается, что любое тело, находящееся поблизости от Земли, всегда будет на нее падать, то это высказывание можно проверить и убедиться истинно оно либо нет. Даже если окажется, что оно в некоторых случаях является ложным, то все равно оно не будет объявлено бессмысленным. Ведь говорили «о чем-то» и притом совершенно определенном. Если то, о чем говорили, не наблюдается, значит, его и нет, значит, ошиблись. Но бывают и более сложные случаи. Например, некто утверждает, что существует бог, которому он поклоняется и, одновременно, удивляется, почему другие не делают этого. Эти другие, в свою очередь, могут задать верующему следующие вопросы: «Вы верите во что-то определенно или не во что?». Ответ: «Во что-то определенное» (Ответ «не во что» невозможен, ибо тогда и веры нет). Вопрос: «Опишите точнее, во что именно Вы верите?» Ответ: «Бог есть благо и красота». Уточняющее возражение: «Красота – это то, что красиво, например, красивая чашка, пейзаж, наконец, человек. Благо – это то, что воспринимается как хорошее. Например, хорошо прийти с мороза в помещение и почувствовать тепло. Честный поступок – это тоже хорошо, тоже благо». Новый вопрос: «Так что же такое Ваш бог?» Ответ: «Это – внутреннее чувство». Уточняющий вопрос: «Что это за «чувство»: хорошее настроение, страх, подъем, печаль или радость? Если так, то не лучше ли попытаться это объяснить с точки зрения физиологии и психологии?» Ответ: «Вы ничего не понимаете, это невыразимо». Резюме: разговор был ни о чем и его не следовало начинать. Приблизительно так – в качестве метода прояснения содержания мыслей – понимает задачу философии австро-английский мыслитель, один из основателей аналитической философии ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН (1889 – 1951). Вот отрывки из его работы «Логико-философский трактат» где говорится об этом.

3.323. В повседневном языке нередко бывает, что одно и то же слово осуществляет обозначение по-разному … или что два слова, обозна­чающих по-разному, внешне употребляются в предложении одинаково. Так, слово «есть» выступает в языке в роли глагола-связки, знака тождества и как выражение существования; слово «существовать» употребляется аналогично непереходному глаголу «идти», слово «тождественный» – как прилагательное.

3.324. Отсюда с легкостью возникают фундаментальнейшие подме­ны одного другим (которыми полна вся философия).

3.325. Во избежание таких ошибок следует употреблять знаковый язык, который бы исключал их, поскольку в нем бы не применялись одинаковые знаки для разных символов и не использовались внешне одинаковые … знаки с разными способами обозначения. То есть знаковый язык, подчиняющийся логической грамматике – логическому синтаксису.

3.326. Для распознавания символа в знаке нужно обращать внима­ние на его осмысленное употребление.

4.002. …Повседневный язык – часть человеческого устройства, и он не менее сложен, чем это устройство. Люди не в состоянии непосредственно извлечь из него логику языка. Язык переодевает мысли. Причем настолько, что внешняя форма одежды не позволяет судить о форме облаченной в нее мысли; дело в том, что внешняя форма одежды создавалась с совершенно иными целями, отнюдь не для того, чтобы судить по ней о форме тела. Молчаливо принимаемые соглашения, служащие пониманию по­вседневного языка, необычайно сложны.

4.003. Большинство предложений и вопросов, трактуемых как философские, не ложны, а бессмысленны. Вот почему на вопросы тако­го рода вообще невозможно давать ответы, а можно лишь устанавли­вать их бессмысленность. Большинство предложений и вопросов философов коренится в непонимании логики языка. (Это вопросы такого типа, как: тождественно ли добро в большей или меньшей степени, чем прекрасное.) И неудивительно, что самые глубокие проблемы – это, по сути, не проблемы.

4.0031. Вся философия – это «критика языка». …Заслуга Рассела в том, что он показал: видимая логическая форма предложения не обя­зательно является его действительной логической формой.

4.111. Философия не является одной из наук. (Слово «философия» должно обозначать нечто, стоящее над или под, но не рядом с науками.)

4.112. Цель философии – логическое прояснение мыслей. Философия – не учение, а деятельность. Философская работа, по существу, состоит из разъяснений. Результат философии не «философские предложения», а достиг­нутая ясность предложений. Мысли, обычно как бы туманные и расплывчатые, философия призвана делать ясными и отчетливыми.

4.113. Философия ограничивает спорную территорию науки.

4.114. Она призвана определить границы мыслимого и тем самым немыслимого. Немыслимое она должна ограничить изнутри через мыслимое.

4.115. Она дает понять, что не может быть сказано, ясно представ­ляя то, что может быть сказано.

4.116. Все, что вообще мыслимо, можно мыслить ясно. Все, что поддается высказыванию, может быть высказано ясно.

6.22. Логику мира, которую предложения логики показывают в тав­тологиях, математика показывает в уравнениях.

6.41. Смысл мира должен находиться вне мира. В мире все есть, как оно есть, и все происходит, как оно происходит; в нем нет ценности – а если бы она и была, то не имела бы ценности. Если есть некая ценность, действительно обладающая ценностью, она должна находиться вне всего происходящего и так-бытия. Ибо все происходящее и так-бытие случайны. То, что делает его неслучайным, не может находиться в мире, ибо иначе оно бы вновь стало случайным. Оно должно находиться вне мира.

6.42. Потому и невозможны предложения этики. Высшее не выразить предложениями.

6.421. Понятно, что этика не поддается высказыванию. Этика трансцендентальна. (Видимо, имеется в виду, что трансцендентна – В.Л.)

6.43. Если добрая или злая воля изменяет мир, то ей по силам из­менить лишь границы мира, а не факты – не то, что может быть вы­ражено посредством языка. Короче, мир благодаря этому должен тогда вообще стать другим. Он должен как бы уменьшиться или увеличиться как целое. Мир счастливого иной, чем мир несчастного.

6.421. Также, как со смертью, мир не изменяется, а прекращается.

6.4312. …Живи я вечно – разве этим раскрывалась бы некая тайна? Разве и тогда эта вечная жизнь не была бы столь же загадоч­ной, как и нынешняя? Постижение тайны жизни в пространстве и времени лежит вне пространства и времени. (Ведь здесь подлежит решению вовсе не какая-то из проблем науки.)

6.432. Как есть мир для высшего совершенно безразлично. Бог не проявляется в мире.

6.4321. Факты всецело причастны лишь постановке задачи, но не процессу ее решения.

6.5. Для ответа, который невозможно высказать, не выскажешь и вопрос. Тайны не существует. Если вопрос вообще может быть поставлен, то на него можно и ответить.

6.51. Скептицизм не неопровержим, но явно бессмыслен, поскольку он пытается сомневаться там, где невозможно спрашивать. Ибо сомнение может существовать только там, где существует вопрос; вопрос – только там, где нечто может быть высказано.

6.52. Мы чувствуем, что, если бы даже были получены ответы на все возможные научные вопросы, наши жизненные проблемы совсем не были бы затронуты этим. Тогда, конечно, уж не осталось бы вопросов, но это и было бы определенным ответом.

6.521. Решение жизненной проблемы мы замечаем по исчезнове­нию этой проблемы. (Не потому ли те, кому после долгих сомнений стал ясен смысл жизни, все же не в состоянии сказать, в чем состоит этот смысл.)

6.522. В самом деле, существует невысказываемое. Оно показывает себя, это – мистическое.

6.53. Правильный метод философии, собственно, состоял бы в сле­дующем: ничего не говорить, кроме того, что может быть сказано, т.е. кроме высказываний науки, – следовательно, чего-то такого, что не имеет ничего общего с философией. – А всякий раз, когда кто-то захотел бы высказать нечто метафизическое, доказывать ему, что он не наделил значением определенные знаки своих предложений. Этот метод не приносил бы удовлетворения собеседнику – он не чувствовал бы, что его обучают философии, – но лишь такой метод был бы безупречно правильным.

6.54. Мои предложения служат прояснению: тот, кто поймет меня, поднявшись с их помощью – по ним – над ними, в конечном счете, признает, что они бессмысленны. (Он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как поднимется по ней.) Ему нужно преодолеть эти предложения, тогда он правильно увидит мир. О чем невозможно говорить, о том следует молчать».

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.

Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет

Источник

Прочитайте следующий текст и ответьте на прилагаемые к нему вопросы.

У философии и науки есть одно общее качество – они обе рациональны. И философия, и наука строят свои системы рассуждений в соответствии с законами логики. Однако наука (речь идет о естественных науках) не только логична, но и всегда соотносит свои высказывания с фактами, т.е. она всегда говорит только о том, что «есть», что можно быть зафиксировано всеми. Если, например, утверждается, что любое тело, находящееся поблизости от Земли, всегда будет на нее падать, то это высказывание можно проверить и убедиться истинно оно либо нет. Даже если окажется, что оно в некоторых случаях является ложным, то все равно оно не будет объявлено бессмысленным. Ведь говорили «о чем-то» и притом совершенно определенном. Если то, о чем говорили, не наблюдается, значит, его и нет, значит, ошиблись. Но бывают и более сложные случаи. Например, некто утверждает, что существует бог, которому он поклоняется и, одновременно, удивляется, почему другие не делают этого. Эти другие, в свою очередь, могут задать верующему следующие вопросы: «Вы верите во что-то определенно или не во что?». Ответ: «Во что-то определенное» (Ответ «не во что» невозможен, ибо тогда и веры нет). Вопрос: «Опишите точнее, во что именно Вы верите?» Ответ: «Бог есть благо и красота». Уточняющее возражение: «Красота – это то, что красиво, например, красивая чашка, пейзаж, наконец, человек. Благо – это то, что воспринимается как хорошее. Например, хорошо прийти с мороза в помещение и почувствовать тепло. Честный поступок – это тоже хорошо, тоже благо». Новый вопрос: «Так что же такое Ваш бог?» Ответ: «Это – внутреннее чувство». Уточняющий вопрос: «Что это за «чувство»: хорошее настроение, страх, подъем, печаль или радость? Если так, то не лучше ли попытаться это объяснить с точки зрения физиологии и психологии?» Ответ: «Вы ничего не понимаете, это невыразимо». Резюме: разговор был ни о чем и его не следовало начинать. Приблизительно так – в качестве метода прояснения содержания мыслей – понимает задачу философии австро-английский мыслитель, один из основателей аналитической философии ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН (1889 – 1951). Вот отрывки из его работы «Логико-философский трактат» где говорится об этом.

3.323. В повседневном языке нередко бывает, что одно и то же слово осуществляет обозначение по-разному … или что два слова, обозна­чающих по-разному, внешне употребляются в предложении одинаково. Так, слово «есть» выступает в языке в роли глагола-связки, знака тождества и как выражение существования; слово «существовать» употребляется аналогично непереходному глаголу «идти», слово «тождественный» – как прилагательное.

3.324. Отсюда с легкостью возникают фундаментальнейшие подме­ны одного другим (которыми полна вся философия).

3.325. Во избежание таких ошибок следует употреблять знаковый язык, который бы исключал их, поскольку в нем бы не применялись одинаковые знаки для разных символов и не использовались внешне одинаковые … знаки с разными способами обозначения. То есть знаковый язык, подчиняющийся логической грамматике – логическому синтаксису.

3.326. Для распознавания символа в знаке нужно обращать внима­ние на его осмысленное употребление.

4.002. …Повседневный язык – часть человеческого устройства, и он не менее сложен, чем это устройство. Люди не в состоянии непосредственно извлечь из него логику языка. Язык переодевает мысли. Причем настолько, что внешняя форма одежды не позволяет судить о форме облаченной в нее мысли; дело в том, что внешняя форма одежды создавалась с совершенно иными целями, отнюдь не для того, чтобы судить по ней о форме тела. Молчаливо принимаемые соглашения, служащие пониманию по­вседневного языка, необычайно сложны.

4.003. Большинство предложений и вопросов, трактуемых как философские, не ложны, а бессмысленны. Вот почему на вопросы тако­го рода вообще невозможно давать ответы, а можно лишь устанавли­вать их бессмысленность. Большинство предложений и вопросов философов коренится в непонимании логики языка. (Это вопросы такого типа, как: тождественно ли добро в большей или меньшей степени, чем прекрасное.) И неудивительно, что самые глубокие проблемы – это, по сути, не проблемы.

4.0031. Вся философия – это «критика языка». …Заслуга Рассела в том, что он показал: видимая логическая форма предложения не обя­зательно является его действительной логической формой.

4.111. Философия не является одной из наук. (Слово «философия» должно обозначать нечто, стоящее над или под, но не рядом с науками.)

4.112. Цель философии – логическое прояснение мыслей. Философия – не учение, а деятельность. Философская работа, по существу, состоит из разъяснений. Результат философии не «философские предложения», а достиг­нутая ясность предложений. Мысли, обычно как бы туманные и расплывчатые, философия призвана делать ясными и отчетливыми.

4.113. Философия ограничивает спорную территорию науки.

4.114. Она призвана определить границы мыслимого и тем самым немыслимого. Немыслимое она должна ограничить изнутри через мыслимое.

4.115. Она дает понять, что не может быть сказано, ясно представ­ляя то, что может быть сказано.

4.116. Все, что вообще мыслимо, можно мыслить ясно. Все, что поддается высказыванию, может быть высказано ясно.

6.22. Логику мира, которую предложения логики показывают в тав­тологиях, математика показывает в уравнениях.

6.41. Смысл мира должен находиться вне мира. В мире все есть, как оно есть, и все происходит, как оно происходит; в нем нет ценности – а если бы она и была, то не имела бы ценности. Если есть некая ценность, действительно обладающая ценностью, она должна находиться вне всего происходящего и так-бытия. Ибо все происходящее и так-бытие случайны. То, что делает его неслучайным, не может находиться в мире, ибо иначе оно бы вновь стало случайным. Оно должно находиться вне мира.

6.42. Потому и невозможны предложения этики. Высшее не выразить предложениями.

6.421. Понятно, что этика не поддается высказыванию. Этика трансцендентальна. (Видимо, имеется в виду, что трансцендентна – В.Л.)

6.43. Если добрая или злая воля изменяет мир, то ей по силам из­менить лишь границы мира, а не факты – не то, что может быть вы­ражено посредством языка. Короче, мир благодаря этому должен тогда вообще стать другим. Он должен как бы уменьшиться или увеличиться как целое. Мир счастливого иной, чем мир несчастного.

6.421. Также, как со смертью, мир не изменяется, а прекращается.

6.4312. …Живи я вечно – разве этим раскрывалась бы некая тайна? Разве и тогда эта вечная жизнь не была бы столь же загадоч­ной, как и нынешняя? Постижение тайны жизни в пространстве и времени лежит вне пространства и времени. (Ведь здесь подлежит решению вовсе не какая-то из проблем науки.)

6.432. Как есть мир для высшего совершенно безразлично. Бог не проявляется в мире.

6.4321. Факты всецело причастны лишь постановке задачи, но не процессу ее решения.

6.5. Для ответа, который невозможно высказать, не выскажешь и вопрос. Тайны не существует. Если вопрос вообще может быть поставлен, то на него можно и ответить.

6.51. Скептицизм не неопровержим, но явно бессмыслен, поскольку он пытается сомневаться там, где невозможно спрашивать. Ибо сомнение может существовать только там, где существует вопрос; вопрос – только там, где нечто может быть высказано.

6.52. Мы чувствуем, что, если бы даже были получены ответы на все возможные научные вопросы, наши жизненные проблемы совсем не были бы затронуты этим. Тогда, конечно, уж не осталось бы вопросов, но это и было бы определенным ответом.

6.521. Решение жизненной проблемы мы замечаем по исчезнове­нию этой проблемы. (Не потому ли те, кому после долгих сомнений стал ясен смысл жизни, все же не в состоянии сказать, в чем состоит этот смысл.)

6.522. В самом деле, существует невысказываемое. Оно показывает себя, это – мистическое.

6.53. Правильный метод философии, собственно, состоял бы в сле­дующем: ничего не говорить, кроме того, что может быть сказано, т.е. кроме высказываний науки, – следовательно, чего-то такого, что не имеет ничего общего с философией. – А всякий раз, когда кто-то захотел бы высказать нечто метафизическое, доказывать ему, что он не наделил значением определенные знаки своих предложений. Этот метод не приносил бы удовлетворения собеседнику – он не чувствовал бы, что его обучают философии, – но лишь такой метод был бы безупречно правильным.

6.54. Мои предложения служат прояснению: тот, кто поймет меня, поднявшись с их помощью – по ним – над ними, в конечном счете, признает, что они бессмысленны. (Он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как поднимется по ней.) Ему нужно преодолеть эти предложения, тогда он правильно увидит мир. О чем невозможно говорить, о том следует молчать».

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.

Источник

15. Проблема смысла и значения в Логико-философско

Еще во второй половине 20-х годов с ним встречались и обсуждали философские проблемы участники Венского кружка, развивавшие в это время учение логического позитивизма. Для венских позитивистов труд их соотечественника (вместе с логическим учением Рассела) стал программным. Его идеи оказали серьезное влияние на эволюцию доктрины Венского кружка. В 1929 году его приглашают в Кембридж. При поддержке Б. Рассела и Дж. Мура он защищает диссертацию и приступает здесь к преподаванию философии.

Скончался он в Кембридже, передав незадолго до кончины свое рукописное наследие самым близким ему по духу и преданным ученикам.

В кратком предисловии к «Логико-философскому трактату» автор записал: «. Истинность высказанных здесь мыслей представляется мне неоспоримой и завершенной. Таким образом, я считаю, что поставленные проблемы в своих существенных чертах решены окончательно» [Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. С. 4.]. Но со временем Витгенштейн понял: достигнутые им результаты несовершенны, и не потому, что вовсе неверны, а потому, что исследование опиралось на упрощенную, чрезмерно идеализированную картину мира и ее логического «образа» в языке. Тогда все его силы были отданы более реалистичному прагматическому подходу, предполагающему возможность все новых и новых прояснений и не рассчитанному на окончательный, завершенный итог, на полную логическую ясность.

Спустившись с идеальных логических высот на грешную землю, продолжает философ, мы сталкиваемся с такой картиной. В мире живут реальные люди. Из их разнообразной совокупной деятельности складывается социальная жизнь. Общение, взаимопонимание людей в процессе их деятельности осуществляется с помощью языка. Люди пользуются языком для достижения различных целей. В отличие от своей прежней позиции, Витгенштейн больше не считает язык обособленным и противостоящим миру его отражением. Он рассматривает язык с совершенно иных позиций: как речевую коммуникацию, неразрывно связанную с конкретными целями людей в конкретных обстоятельствах, в разнообразных формах социальной практики. Иначе говоря, язык мыслится теперь как часть самого мира, как «форма социальной жизни». Отсюда необходимыми условиями коммуникации, естественно, признаются два взаимосвязанных процесса: понимание языка и его употребление.

Акцент на употреблении языка в множестве конкретных ситуаций подчеркивает его функциональное многообразие. Нужно в корне преодолеть представление, считает Витгенштейн, что язык всегда функционирует одинаково и всегда служит одной и той же цели: передавать мысли о вещах, фактах, событиях. Философ теперь всячески подчеркивает чрезвычайное многообразие реальных употреблений языка: вариации значений, полифункциональность выражений, богатейшие смыслообразующие, экспрессивные (выразительные) и другие возможности языка.

Одной из существенных особенностей этой лингвистической философии стал отказ от единой, основополагающей логической формы языка. В «Философских исследованиях» подчеркивается многообразие употреблений «символов», «слов», «предложений» и отсутствие единой логической основы разнообразного мыслительно-речевого поведения людей. Принимается, что каждый вид деятельности подчиняется своей собственной «логике».

Проблема значения и смысла в современной философии языка

Введение. Атлантическая стена: раскол между аналитической философией и континентальной философией. Специфика аналитического и континентального подходов к исследованию языка. Постановка проблемы смысла и значения.

Раздел I. Трехуровневая семантика. Интенциональность и интенсиональность. Логико-семантические концепции Фреге и Гуссерля. Семантический треугольник. Онтологический статус смысловой реальности.

Раздел II. Двухуровневая семантика. Семантические воззрения представителей львовско-варшавской школы (Т. Котарбиньский, С. Лесьневский). Теория дескрипции Рассела. Теория типов. Проблема интенсиональных контекстов (Куайн). Критерий существования в семантике Куайна. Проблема неопределенности перевода и принцип онтологической относительности. Интернализм и экстернализм. Теория индексальности Патнэма и теория жестких десигнаторов Крипке.

Раздел III. Теория значения как употребления. Эволюция взглядов Витгенштейна от «Логико-философского трактата» к «Философским исследованиям». Понятия «языковая игра», «семейное сходство». Проблема следования правилам. Скептический парадокс (Крипке). Философия обыденного языка. Речевые акты и иллокутивная сила (Остин). Перформативы и констативы.

Раздел IV. Интенционалистский подход к проблеме значения. Перформативные противоречия, иллокутивные самоубийства. Проблема субъекта речевого акта. Проблема интенциональности в философии языка. Концепция интенциональности Сёрля. Концепция интенциональных систем Деннета. Интерпретационная теория значения.

Структурно «Логико-философский трактат» представляет собой семь афоризмов, сопровождаемых разветвлённой системой поясняющих предложений. Содержательно он предлагает теорию, решающую основные философские проблемы через призму отношения языка и мира.
Язык и мир — центральные понятия всей философии Витгенштейна. В «Трактате» они предстают как «зеркальная» пара: язык отражает мир, потому что логическая структура языка идентична онтологической структуре мира.
Мир состоит из фактов, а не из объектов, как полагается в большинстве философских систем. Мир представляет весь набор существующих фактов. Факты могут быть простыми и сложными.
Объекты суть то, что, вступая во взаимодействие, образует факты. Объекты обладают логической формой — набором свойств, которые позволяют им вступать в те или иные отношения.
В языке простые факты описываются простыми предложениями. Они, а не имена, являются простейшими языковыми единицами. Сложным фактам соответствуют сложные предложения.
Весь язык — это полное описание всего, что есть в мире, то есть всех фактов.
Язык допускает также описание возможных фактов. Так представленный язык целиком подчиняется законам логики и поддаётся формализации. Все предложения, нарушающие законы логики или не относящиеся к наблюдаемым фактам, полагаются Витгенштейном бессмысленными. Так, бессмысленными оказываются предложения этики, эстетики и метафизики.
Важно понимать, что Витгенштейн отнюдь не намеревался тем самым лишить значимости области, которые его самого волновали чрезвычайно, но утверждал бесполезность в них языка. «О чем невозможно говорить, о том следует молчать» — таков последний афоризм «Трактата».
Философы Венского кружка, для которых «Трактат» стал настольной книгой, не приняли этого последнего факта, развернув программу, в которой «бессмысленное» стало тождественным «подлежащему элиминации». Это стало одной из главных причин, побудивших Витгенштейна пересмотреть свою философию.
Результатом пересмотра стал комплекс идей, в котором язык понимается уже как подвижная система контекстов, «языковых игр», подверженная возникновению противоречий, связанных с неясностью смыслов используемых слов и выражений, которые должны устраняться путём прояснения последних. Прояснение правил употребления языковых единиц и устранение противоречий и составляет задачу философии.
Новая философия Витгенштейна представляет собой скорее набор методов и практик, чем теорию. Он сам полагал, что только так и может выглядеть дисциплина, постоянно вынужденная приспосабливаться к своему меняющемуся предмету. Взгляды позднего Витгенштейна нашли сторонников прежде всего в Оксфорде и Кембридже, дав начало лингвистической философии.
Значение идей Витгенштейна огромно, однако их интерпретация, как показали несколько десятилетий активной работы в этом направлении, представляет большую трудность. Это в равной мере относится и к его «ранней», и к «поздней» философии. Мнения и оценки значительно расходятся, косвенно подтверждая масштабность и глубину творчества Витгенштейна.

Источник