фото после женского обрезания

фото после женского обрезания. Смотреть фото фото после женского обрезания. Смотреть картинку фото после женского обрезания. Картинка про фото после женского обрезания. Фото фото после женского обрезания

Обрезание крайней плоти у мужчин (циркумцизия) – удаление оперативным путем складки кожи на головке полового члена

Данная операция подходит для любого возраста: она показана как взрослым людям, так и новорожденным малышам.

Зачем делают обрезание

Основными медицинскими показаниями к проведению подобного вмешательства у детей являются:

Обрезание у взрослых мужчин проводится в следующих случаях:

Желающим сделать обрезание в Москве необходимо учесть, что противопоказанием в данном случае является воспаление полового члена (острое или хроническое в стадии обострения)

Обрезание и преждевременная эякуляция

Отсутствие эффекта при консервативном лечении преждевременного семяизвержения также является показанием для проведения циркумцизии. После проведения вмешательства наблюдается уменьшение чувствительности головки, что приводит к увеличению продолжительности половых актов.

Обрезание у мужчин: плюсы и минусы

Кроме возможности решения ряда описанных выше медицинских проблем циркумцизия обладает рядом дополнительных достоинств:

Обрезание крайней плоти у мужчин (цена на данную операцию, кстати, является вполне доступной) имеет некоторые недостатки. Как и при любом хирургическом вмешательстве в этом случае есть риск нанесения травмы оперируемому органу. Близкое расположение анального отверстия в некоторой степени увеличивает вероятность попадания в рану болезнетворных бактерий. Кроме того, избыточное удаление крайней плоти может стать причиной чрезмерного натяжения кожи и деформации полового члена.

Виды обрезания крайней плоти

В зависимости от пожеланий пациента и медицинских показаний врач может выбрать один из следующих стилей обрезания:

Как делают обрезание

Восстановление полового члена после обрезания

фото после женского обрезания. Смотреть фото фото после женского обрезания. Смотреть картинку фото после женского обрезания. Картинка про фото после женского обрезания. Фото фото после женского обрезания

Одной из самых популярных техник циркумцизии считается методика «двойного разреза». Такая операция подразумевает выполнение двух отдельных циркулярных разрезов на внутреннем и наружном листках, после чего происходит удаление образовавшейся между ними полоски кожи (удаляется ровно такой объем крайней плоти, который пожелает пациент). После этого остатки листков соединяются рассасывающимися швами и защищаются асептической повязкой.

«Немецкая методика» обрезания (пластика крайней плоти) не подразумевает удаление крайней плоти – в этом случае речь идет о выполнении нескольких надрезов, которые сшиваются в поперечном направлении. При этом крайняя плоть укорачивается незначительно, ее отверстие расширяется и головка начинает открываться свободно.

Развитие современных технологий сделало возможным широкое использование такого метода как лазерная циркумцизия. Желающих сделать обрезание в Москве лазером несомненно порадует список достоинств данной манипуляции:

Ответ на вопрос «Сколько стоит обрезание у мужчин в Москве?» во многом зависит именно от выбора конкретной методики.

Подготовка к операции

Перед проведением обрезания пациентам необходимо пройти первичную консультацию уролога и сдать ряд анализов (анализы крови, коагулограмму, общий анализ мочи, а также анализы на сифилис, гепатиты В и С, ВИЧ). Для лиц старше 50 лет также предусмотрены осмотр терапевта и ЭКГ. В случае необходимости примерно за неделю до операции проводится противовоспалительная и антибактериальная терапия.

Как будет выглядеть половой член после обрезания

После проведения такой операции как обрезание у мужчин на фото до и после практически невозможно увидеть следы вмешательства – остается всего лишь незаметный рубец шириной до 1 мм.

Уход за циркумцизированным пенисом

Помимо вопроса «Как делается обрезание и сколько это стоит?» пациентов волнует вопрос ухода за циркумцизированным половым членом после операции. Так, послеоперационные швы необходимо обрабатывать ежедневно, причем первые несколько перевязок проводит врач, а последующий уход обеспечивает пациент. Длительность перевязок – 10 суток, после чего швы должны быть открытыми.

Срок заживления послеоперационных ран колеблется от 14 до 35 суток, однако на полное восстановление необходимо до четырех месяцев. В связи с этим врачи рекомендуют возобновлять половую жизнь минимум через 2 месяца после вмешательства и еще 2 месяца обязательно пользоваться презервативами.

Фото Циркумцизии До и После

фото после женского обрезания. Смотреть фото фото после женского обрезания. Смотреть картинку фото после женского обрезания. Картинка про фото после женского обрезания. Фото фото после женского обрезания

Запись на прием к пластическому хирургу

Для уточнения подробностей по операции, пройдите консультацию квалифицированного специалиста в области пластической хирурги в клинике «Семейная».

Источник

«Я узнала о том, что мне удалили клитор, только в 42 года». Монолог женщины из Дагестана, которая пережила обрезание

По данным «Правовой инициативы», ежегодно около 1240 девочек становятся жертвами калечащих операций на половых органах на Северном Кавказе. Издание «Афиша Daily» выпустило проект «Насилие — не традиция», посвященный проблеме женского обрезания. Героинями стали семь женщин, переживших калечащие операции. «Такие дела» публикуют монолог женщины из Дагестана, которой сделали клиторэктомию.

фото после женского обрезания. Смотреть фото фото после женского обрезания. Смотреть картинку фото после женского обрезания. Картинка про фото после женского обрезания. Фото фото после женского обрезания

Джавгарат (имя изменено по просьбе героини), 47 лет

Я родилась в селе с населением 15 тысяч человек. Мои родители были земледельцами и животноводами. Исповедовали ислам, но не были слишком религиозны, не помню, чтобы мы соблюдали намаз (ежедневная молитва).

На протяжении своего замужества я догадывалась, что что-то не так: половой акт был болезненным и часто заканчивался кровотечением. В первые разы я советовалась с мамой, но она утверждала, что это нормально. Удовольствие от секса я не получала никогда: не понимала, почему женщины в эротических фильмах стонут, мне было интересно, зачем они так делают. Учитывая регион, в котором я проживаю, обсудить это было не с кем. Потом была беременность и мучительные роды, во время которых мое влагалище разрезали. Не знаю, связано ли это с калечащей операцией, но в нашем роддоме резали почти всех.

Иногда я обсуждала нашу половую жизнь с мужем — он говорил, что в постели я лежу как бревно, без эмоций. Я ужасно комплексовала и в 42 года решилась пойти к гинекологу с этим вопросом. Она мне рассказала, что я прошла через клиторэктомию. От ужаса меня замутило. Я не помнила о самой операции, из чего сделала вывод, что она произошла, когда я была младенцем, — в год или два от роду. Родители уже умерли, поэтому спросить мне было некого. Я поспешила домой — поделиться горем с мужем. Он удивился, что я впервые услышала об особенностях своей вульвы. По его словам, он всегда понимал, чем я отличаюсь от других женщин, и воспользовался моментом, чтобы сообщить мне о своей любовнице, с которой ему хорошо в постели.

До этого фатального похода к гинекологу я не знала о существовании калечащих операций. Представляете, у меня трое детей, два сына и одна дочь, но ни один врач мне об этом не рассказывал, и в нашем обществе этот вопрос совершенно не обсуждается. Я начала искать информацию, читать о таких операциях в СМИ. Из этих материалов у меня сложилось впечатление, что калечащие операции случаются в основном в Африке. Я понимала, что их проводят и у нас, но никогда ни с кем не обсуждала эту тему. Уверена, если бы заикнулась, то услышала бы: «Джавгарат, да ты сошла с ума!» Из отрывочных слухов и неполной информации о ситуации в регионе у меня создалась следующая картинка: будто раньше операцию женщинам делали, чтобы они «не мучались», когда мужчины уходили на войну. А потом эта традиция укоренилась, и их стали проводить по накатанной, мол, «это делали моей бабушке, моей маме и мне, а теперь надо сделать и дочери». Мне кажется, что мнение сельчан и городских жителей о калечащих операциях разнится: вторые относятся к ним хуже. Еще как-то я услышала, что операцию проводят девочке из села, когда она уезжает учиться в город, чтобы «не загуляла». Но чаще, насколько я понимаю, это делают девочкам при рождении или когда им исполняется семь лет.

Моя дочь не прошла через операцию — я не признаю традиции, которые калечат людей и их судьбы. Если я когда-нибудь стану свидетелем подобной ситуации или узнаю, что операция планируется, то буду всеми силами убеждать родителей, отдавших свое дитя палачу, не делать этого. Свою историю я рассказываю, чтобы показать, какое это издевательство над женщиной. Надеюсь, это кого-то переубедит. Хотя, глядя на реальность, в которой мы живем, понимаю, что вряд ли. Но сдаваться нельзя.

«Афиша Daily» и «Правовая инициатива» предлагают семь шагов для борьбы с калечащими операциями в России.

По мнению юриста проекта «Правовая инициатива» Юлии Антоновой, целесообразно ввести новую статью в УК, криминализирующую все типы калечащих операций, и опираться на международный опыт при разработке законопроекта.

«Наказанию должны подвергаться все: исполнители, соучастники и пособники подобной практики. Конечно, в процессе работы думских комиссий, какой бы полной поправка ни была, она может быть сильно урезана. Но здесь важна политическая воля. Факт введения новой нормы заявил бы, что государство осуждает калечащие операции и криминализирует их. Дальше можно работать в сторону ее совершенствования», — комментирует она.

Президент Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие» Саида Сиражудинова считает, что без специальной поправки в Уголовный кодекс безнаказанность ощущают не только родители, но и врачи, которые соглашаются на такие операции.

«Я столкнулась с собственной беспомощностью в общении с матерями, которые планировали провести операцию дочерям. В ответ на мои аргументы, что это уголовно наказуемо, они говорили, что живут в обществе с такими традициями и до сих пор операция не преследовалась законом. “Если закон это запрещает, почему же до сих пор ни один человек не был наказан?” — спрашивали они. Необходимость принятия правовых мер неоспорима», — считает Сиражудинова.

Обязательная отчетность медицинских работников и учителей в правоохранительные органы о случаях FGM

«Важный шаг для искоренения проблемы — обязательства для медицинских и социальных работников, учителей по сообщению о случаях FGM в правоохранительные органы, как это происходит, например, в Великобритании и Германии», — говорит Юлия Антонова.

Специальный указ или распоряжение Минздрава о запрете калечащих операций

Юлия Антонова полагает, что публикация специального распоряжения с осуждением и запретом проведения калечащих операций могла бы позитивно повлиять на ситуацию.

Инициативы местных властей республик для просветительской деятельности по вопросам FGM

Юлия Антонова считает, что на Северном Кавказе минздравы, уполномоченные по правам человека и правам ребенка должны участвовать в просветительских программах на тему калечащих операций на половых органах.

«Нам важны партнеры в этих районах — школы, колледжи, вузы, — добавляет юрист. — Кроме работы с населением и ключевыми профессионалами в образовательных учреждениях, важно учитывать опыт, например, Германии, где тема FGM вошла в список экзаменационных вопросов для медработников. Даже если этого вопроса не будет в российской экзаменационной программе, если об этом будут рассказывать на медицинских факультетах страны, — уже хорошо».

Инициатива Stop FGM Passport в России

Такой «паспорт» обычно предназначен для семей, путешествующих с девочками в страну, где практикуют женское обрезание. В нем рассказывается об опасностях таких операций.

«В России калечащие операции проводятся на территории страны и нет тренда увозить девочек для операции за границу, но такой информационный “паспорт” мог бы повысить осведомленность и стать напоминанием о юридических последствиях калечащих операций», — говорит Юлия Антонова.

Комплексная профессиональная помощь для женщин, которые прошли через калечащие операции

По словам Антоновой, в странах ЕС существуют специальные клиники по работе с женщинами, которые столкнулись с физическими и психологическими последствиями калечащей операции.

«Можно было бы сделать такой пилотный проект и в Дагестане на базе гинекологического отделения. Даже один подготовленный врач мог бы наладить помощь для пострадавших и собрать эмпирическую базу. Он же мог бы сотрудничать с правозащитными организациями для оказания юридической и психологической помощи женщинам», — комментирует юрист.

Истории пострадавших женщин в СМИ и НКО

Саида Сиражудинова отмечает, что сами пострадавшие женщины не рассказывают о своем травматичном опыте.

«В нашем информационном пространстве не наберется и пяти голосов женщин, поделившихся своим опытом калечащей операции, — говорит она. — Есть исследовательские интервью, а историй, рассказанных самими пострадавшими, практически нет. Большинство тех, кто все-таки говорит о проблеме, делают это анонимно. Если бы таких голосов было больше, это помогло бы разбить ледяное молчание вокруг темы калечащих операций на женских половых органах».

Авторы: Екатерина Бодягина, Дарья Тихончук

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

Новости

На Ваш почтовый ящик отправлено сообщение, содержащее ссылку для подтверждения правильности адреса. Пожалуйста, перейдите по ссылке для завершения подписки.

Если письмо не пришло в течение 15 минут, проверьте папку «Спам». Если письмо вдруг попало в эту папку, откройте письмо, нажмите кнопку «Не спам» и перейдите по ссылке подтверждения. Если же письма нет и в папке «Спам», попробуйте подписаться ещё раз. Возможно, вы ошиблись при вводе адреса.

Исключительные права на фото- и иные материалы принадлежат авторам. Любое размещение материалов на сторонних ресурсах необходимо согласовывать с правообладателями.

По всем вопросам обращайтесь на mne@nuzhnapomosh.ru

Нашли опечатку? Выделите слово и нажмите Ctrl+Enter

Нашли опечатку? Выделите слово и нажмите Ctrl+Enter

Благотворительный фонд помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь»

Адрес: 119270, г. Москва, Лужнецкая набережная, д. 2/4, стр. 16, помещение 405
ИНН: 9710001171
КПП: 770401001
ОГРН: 1157700014053
р/с 40703810701270000111
в ТОЧКА ПАО БАНКА «ФК ОТКРЫТИЕ»
к/с 30101810845250000999
БИК 044525999

Благотворительного фонда помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь» в отношении обработки персональных данных и сведения о реализуемых требованиях к защите персональных данных

Источник

«Мы маленькие были, нас конфетками отвлекли». О женском обрезании в Дагестане

Поделиться:

«По исламу считается, что женщинам нужно делать обрезание. У нас в Дагестане это происходит из поколения в поколение, — рассказывает Сапият. — Когда мне делали обрезание, мне было пять лет. Это было не в клинике, как сейчас делают. У нас в селении была бабушка — она и проводила. Нас никак не подготавливали. Мы маленькие были, толком ничего не понимали — нас конфетками отвлекли. И потом нам не объясняли, зачем это, просто говорили, что по исламу так положено. Мы сами, когда подросли, поняли, почему и для чего».

Сапият (имя изменено) — жительница Дагестана, единственная из тех, к кому мы обратились, согласилась разговаривать об операции, известной как женское обрезание. Четыре месяца назад, 15 августа 2016 года, был обнародован отчет «Правовой инициативы» по итогам исследования, проведенного в горных селах Дагестана и переселенческих равнинных районах. Он начинается так: «Калечащие операции на женских половых органах — страшная, дикая, вредоносная, извращенная практика по частичному или полному удалению наружных женских гениталий, нанесению других травм женским половым органам по немедицинским основаниям. Проведение подобных операций признается нарушением прав женщин и девочек на международном уровне, т. к. представляет собой крайнюю форму дискриминации и насилия. Нарушаются их права на здоровье, безопасность и физическую неприкосновенность, право на свободу от пыток и жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, а также право на жизнь в случае, когда эти операции приводят к смерти».

В исследовании утверждалось, что женское обрезание существует в некоторых отдаленных дагестанских селах и у выходцев из этнических групп, переселившихся на равнину. Сами противники женского обрезания категорически не приемлют этот термин, утверждая, что через аналогию с мужским обрезанием осуществляется идейно-религиозная легитимация варварской практики, реальные последствия которой для женщин куда более трагичны и опасны, чем для мужчин. В 2012 году в ООН была принята резолюция, призывающая к запрету проведения калечащих операций на женских половых органах и принятию на внутригосударственном уровне мер, вплоть до уголовного наказания лиц, осуществляющих подобные операции или скрывающих информацию об их проведении. Согласно данным Unicef, сегодня на свете живет более 200 миллионов женщин из 30 стран, которые были подвергнуты этой процедуре. Отчет «Правовой инициативы» и сегодня остается единственной минимальной статистической информацией о женском обрезании на территории России.

Через два дня после публикации доклада, 17 августа, председатель Координационного центра мусульман Северного Кавказа Исмаил Бердиев заявил, что «надо всех женщин обрезать, чтобы разврата не было на Земле, чтобы сексуальность уменьшилась». Потом Бердиев сказал, что «пошутил», но волна негодования уже захлестнула российские медиа и Facebook.

19 августа в Госдуму поступило предложение внести поправку в статью 136 Уголовного кодекса, которая предусматривала бы 10-летний тюремный срок за женское обрезание. Инициатором закона выступила оперная певица и депутат от «Единой России» Мария Максакова-Игенбергс. Но реакция политических кругов была слабой, а прокуратура Дагестана и вовсе опровергла факт проведения подобных операций.

Вскоре медийная часть истории сошла на нет, законопроект был слит в комитеты, и только Дагестан снова остался один на один со своей проблемой. Для республики тема не нова, хотя и находилась долгие годы на уровне слухов, традиционалистско-религиозного дискурса и узкопрофильного интереса отдельных журналистов.

Традиция: мир женщин

В отчете «Правовой инициативы» указано, что практика калечащих операций на женских половых органах распространена в западных высокогорных районах Дагестана, населенных преимущественно аварцами и родственными им андо-цезскими народностями, которых насчитывается более десятка. На карте эти районы занимают самый труднодоступный, изолированный угол на границе с Чечней, Грузией и Азербайджаном.

фото после женского обрезания. Смотреть фото фото после женского обрезания. Смотреть картинку фото после женского обрезания. Картинка про фото после женского обрезания. Фото фото после женского обрезания

Известно, что ислам проникал в Дагестан через Дербент, где арабы прочно закрепились к середине VIII века. Однако сопротивление народов, населяющих горный Дагестан, принятию ислама было настолько длительным, что за это время успел сначала разделиться, а потом и исчезнуть арабский халифат и монгольское государство Хулагуидов. Возможно, столь длительное сопротивление исламизации объясняется тем, что наравне с язычеством здесь было распространено и христианство. К концу XV века ислам приняла основная часть аварцев, в том числе гидатлинцы, багулалы, тиндинцы. Последними были дидойцы, дольше всех сохранявшие контакты с христианской Грузией. Именно эти этносы населяют районы, где практикуется женское обрезание.

Доказательств, что обряд обрезания в этих местах стал не только пережитком язычества, но и христианского влияния, найти невозможно: время и обстоятельства стерли память о корнях этой практики. Но в пользу христианской или хотя бы языческо-христианской гипотезы говорят два факта: отсутствие зафиксированных массовых случаев женского обрезания у других этносов и в других районах Дагестана, а также известная современная практика обрезания девочек у последователей христианских древневосточных церквей — эфиопов и фундаменталистской части коптов в Египте.

Сапият также отмечает, что обрезание у женщин — это этнонациональная особенность: «Когда мы обсуждали это на работе, оказалось, что многие слышат об этом впервые. В каких-то районах обрезание делают, в каких-то нет. Больше всего это распространено у аварцев, а, например, кумыки и лакцы это вообще, по-моему, не делают».

Журналист Рита Ройтман, живущая в Дагестане, рассказывает: «О том, что в Дагестане есть села, где обрезают девочек, я знала еще в школе, нам учительница рассказала. Когда я переехала в Махачкалу, то познакомилась с девушками из села Тинди Цумадинского района. Сейчас им за 30 лет, они обрезанные, живут в городе и в родовых селах не бывают. Продолжать это варварство они не собираются».

Примечательно, что, хотя операция, как утверждается, проводится в угоду мужчинам, ритуальная часть принадлежит исключительно миру женщин: решение о том, что дочь должна быть обрезана, принимает мать, ближайший родственник женского пола или та женщина в селе, которая непосредственно проводит операцию.

Традиция: мир мужчин

Предпосылки к скандалу с женским обрезанием начались гораздо раньше публикации «Правовой инициативы». В марте 2015 года главный редактор сайта «Даптар» Закир Магомедов дал небольшое интервью радио ООН, которое было замечено и растиражировано в российских СМИ только спустя год. В интервью, в частности, говорилось: «Насчет женского обрезания я могу говорить только про Дагестан. Это вернулось сравнительно недавно. В местной религиозной прессе, которую выпускает официальное духовенство, выходят статьи, в которых написано, что женское обрезание благосклонно влияет на саму женщину, что оно предотвращает ее похотливые мысли и желания и что женское обрезание, наоборот, полезно женщине. В подобном ключе публикации выходят. Насколько распространено это явление сейчас, я говорить не могу, потому что мы только собираем на эту тему информацию».

Первая волна возмущения в Дагестане прокатилась после интервью Магомедова, из которого фразу о женском обрезании в некоторых горных районах вырвали из контекста и даже вынесли в заголовок, поставив вопрос ребром: «Почему в Дагестан вернулось женское обрезание?»

Но тема поднималась и раньше. Открываем мартовский номер газеты «Ас-Салам» за 2008 год. Газета — официальный рупор Духовного управления мусульман Дагестана (ДУМД), печатается по согласованию с управлением и с его одобрения. На первой странице — колонка председателя ДУМД Ахмада Абдулаева, который стал шейхом накшбандийского и шазалийского тарикатов, распространенных в аварской среде. Тираж серьезный — 20 000 экземпляров. На странице 11 на вопросы читателей отвечает преподаватель Дагестанского исламского университета Иса Магомедов:

Вопрос: «Моя свекровь настаивает, чтобы мы ее внучкам сделали обрезание. А я этого не хочу. Как поступить в такой ситуации?»

Ответ: «Делать обрезание новорожденным на восьмой день после рождения является желательным, т. е. сунной, и мальчикам, и девочкам. А после совершеннолетия оно становится обязательным, т. е. Ваджибом. “Шарх-уль-мафруз”, с. 205».

«Шарх-уль-мафруз», источник, на который ссылается преподаватель Магомедов, — это работа по исламскому праву Мухаммада Тахира аль-Карахи, аварского богослова, бывшего по совместительству писарем имама Шамиля и летописцем Кавказской войны. В этой же газете и на интернет-ресурсе Islam.ru, контролируемом ДУМД, в 2012 году писали следующее: «Помимо мужского обрезания практикуется и женское обрезание. Оно также очень благотворно влияет на женский организм. Эту тему очень редко обсуждают из-за ее деликатности. Многие ученые считают, что женское обрезание является обязательным. Есть ученые, которые утверждают, что для девочек обрезание является желательным, а для мальчиков — обязательным».

На отчет «Правовой инициативы» канонический отдел официального электронного органа ДУМД отреагировал в том же ключе: «Прочтя, что сказали работники медицинской сферы, наверное, желание пойти на такой шаг, как обрезание, испытают не только последовательницы ислама. » и «В правильно совершенном обрезании, когда оно сделано так, как это делают мусульманкам, заключена польза для женщин. Плодовитость, половое здоровье и крепость восточных семей вполне можно приписать в числе прочего традиции делать обрезание мальчикам и девочкам».

В этих ответах нет прямых ссылок на Коран и сунну, как и нет ссылок на признанный исламский источник, который разъяснял бы, как именно проводить обрезание. Богословы знают только, что они должны сохранить, укрепить и передать традицию, то есть саму идею обрезания. Что конкретно стоит за этим словом, мужчин не касается. Детали ритуала передаются от одной знающей женщины к другой. Именно поэтому в разных селах и районах обрезание происходит по-разному: от небольшого прокалывания-кровопускания (в большинстве случаев) до удаления клитора и малых половых губ (зафиксировано у андийцев).

Дискуссия изнутри

Огромная часть Дагестана вообще находится за пределами дискурса о женском обрезании. Кому-то доводилась слышать, что в далеких селах есть такой странный обычай, но для типичного дагестанца всплеск интереса к обрезанию — это не больше, чем новость о том, как соседи совершили очередную дичь, в Москве раздули из мухи слона, а виноват оказывается он.

«В Дагестане дискуссия о женском обрезании идет в фейсбуке и в местных негосударственных газетах, — рассказывает Наби Абдуллаев, бывший редактор отдела политики в дагестанском еженедельнике “Новое дело” и экс-главный редактор The Moscow Times. — Публикации в местной прессе — это во многом продолжение влияния отдельных политических кланов и групп, естественно, эти интересы задают повестку и формируют конкретную политику. Остаться в стороне от какого-то будоражащего вопроса они не могут, но их вклад в дискуссию будет подчинен определенным групповым интересам. В фейсбуке все намного раскованней: те же редакторы СМИ и штатные журналисты могут выражать свои мысли свободней и более развернуто, но не думаю, что они часто могут противоречить генеральной линии своей газеты».

В дагестанском социуме есть несколько оценок и взглядов на женское обрезание и на сам медийный бум вокруг этой темы. В том, что тема женского обрезания, хоть кратковременно и поверхностно, вышла на всероссийский уровень, Наби не видит ничего плохого: «Россия огромная страна с огромной и постоянно меняющейся медийной повесткой. Сосредоточиться на одной локальной теме и довести продукт до хорошего качества могут только нишевые медийные проекты либо богатые новостные агентства, а для них эта тема слишком мала, к тому же она трудно расследуемая с журналистской точки зрения. Качественный репортаж строится на более сильных предпосылках, чем рассказы, которые нельзя проверить. Поэтому многие СМИ отработали эту тему как курьез».

Наби Абдуллаев считает, что в дагестанском обществе дискуссии на тему женского обрезания потенциально могут привести к риску появления линии раскола в обществе. По его словам, это видно на примере обсуждений в фейсбуке. Одни считают, что истории о женском обрезании — это неправда и пропаганда с целью очернения дагестанцев, либо правда, но происходит согласно требованию ислама, и это норма. Противоположный лагерь возражает, приводя доказательства, напоминая, что в исламе нет требования калечить женщин, и упирая на нарушения прав детей, к которому необходимо привлечь общественное внимание.

Светский Дагестан

Местные журналисты, те, кто занимается этой темой месяцы, а то и годы, могут быть довольны, что проблема обрезания получила огласку в масштабах страны. Однако без конкретной помощи и просветительских инициатив от заинтересованных людей из Большой России в Дагестане, где жители соседних сел могут не разговаривать друг с другом десятилетиями, положительного развития ситуация не получит.

«В 2003 году в газету “Черновик”, где я тогда работала, пришла девушка-журналист и рассказала, что ушла от мужа, потому что он решил делать обрезание их 8-месячной дочке. Потом я узнала, что как минимум три моих близких знакомых обрезаны», — рассказывает Светлана Анохина, шеф-редактор портала «Даптар». Впервые же о женском обрезании она услышала еще в 1982 году. Задолго до публикации отчета «Правовой инициативы» Анохина начала общаться с Духовным управлением мусульман Дагестана: она просила ДУМД вынести вердикт о том, что практика калечащих операций несовместима с требованиями ислама не наносить вред здоровью. «Понятно, что решением любого религиозного авторитета переломить традицию очень сложно, но оно дает опору тем, кто не хочет этому следовать. Нужно было просто написать от имени муфтията на официальном сайте ДУМД, что в соответствии с кораническими положениями запрещено все, что приносит вред здоровью, в том числе практики обрезания клитора и малых половых губ. Я месяц вела переговоры, а в результате на официальном сайте ДУМДа появилась информация: к нам никто не обращался, а вот наше мнение по этому поводу — и ниже ссылка на статью, где полностью отрицается практика женского обрезания».

Что дальше?

Ввиду того, что российское государство действует на уровне популистской риторики об ужесточении наказания, а внутренняя политика в Дагестане практически полностью отдана Москвой на откуп местным кланам, единственные, кого могут волновать жертвы женского обрезания, — это неправительственные организации, гражданское общество и ответственные люди доброй воли, не ангажированные властью.

Для дагестанцев очевидно, что закон о десятилетнем сроке за совершение женского обрезания исполняться на местах не будет, но может быть использован для давления на неугодных. Сапият говорит, что об инициативе Госдумы вообще не слышала: «У нас в Дагестане не станет никто в суд обращаться. Если по традиции, по исламу положено, то семья будет это делать — все зависит только от родителей. Да тем более бабка, которая мне делала обрезание, уже померла, в суд на нее уже не подашь».

Женщины, которые контролируют исполнение обряда, меньше всего заинтересованы в публичной огласке и допуске посторонних к изучению и проникновению в традицию, которая, судя по всему, остается важным элементом самоидентификации. Скорее всего, ответной реакцией на скандал и попытки разобраться станет еще большая закрытость общины. Светлана Анохина считает, что почти никто из женщин не воспринимает обрезание как жестокость. Никому и в голову не придет обращаться в полицию с требованием разбирательства: «Если твою дочку повели соседки, ты что, подашь на них в суд? Дочке-то уже ничего не пришьют, а тебе жизни на селе не будет».

К тому же непонятно, как проводить следственные действия, например, проверку в случае поступления заявления или независимую медицинскую экспертизу, которая устанавливала бы факт совершения незаконных действий. Невозможно представить, что мужчины того или иного тухума или села допустят к телу своих женщин и девочек постороннего медика или полицейского, будь у него сколь угодно прав, делегированных российскими законами. А учитывая этническую неоднородность населения Дагестана, жесткое криминализирование женского обрезания может стать способом давления на врагов, привести к местным спекуляциям или вовсе к «охоте на ведьм» в XXI веке.

«Прийти в горный Дагестан с уголовной статьей, но без сильной, тонкой и умной просветительской программы, рассчитанной на долгие годы, — значит выступить в роли неуклюжего медведя, который разворошит чужой улей, и пчелы из него покусают всех окружающих», — говорит один из авторов отчета «Правовой инициативы» Юлия Антонова.

Сложно прогнозировать, как сложится дальнейшая судьба борьбы за искоренение практики женского обрезания, ведь это, отмечает Юлия Антонова, только самое начало пути. Но, в любом случае, пока что все, как и раньше, будет держаться на отдельных решениях внутри отдельных семей. «Традиция, конечно, останется, хотя сейчас в большинстве семей обязаловки нет, — говорит Сапият. — Если бы я тогда была чуть постарше, я бы, конечно, отказалась от этого. У меня нет детей, но своей дочери я не стала бы делать обрезание».

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *