храм христа спасителя новодел
Храм христа спасителя новодел
С 1669 года в часовне Воскресенских ворот Китай-города помещалась особо чтимая москвичами Иверская икона Божьей Матери — список с находящейся в Иверском монастыре на Афоне. За три с лишним века она накрепко вросла в «культурный код» Первопрестольной, сделавшись таким же её символом, как Иван Великий, храм Христа Спасителя, Сухарева башня, Красные ворота и прочее. Не счесть её описаний в русской литературе. Например, Бунин в «Чистом понедельнике» вспоминал уже давно уничтоженную святыню: «. Шёл пешком по молодому липкому снегу, — метели уже не было, всё было спокойно и уже далеко видно вдоль улиц, пахло и снегом, и из пекарен. Дошёл до Иверской, внутренность которой горячо пылала и сияла целыми кострами свечей, стал в толпе старух и нищих на растоптанный снег на колени, снял шапку. Кто-то потрогал меня за плечо — я посмотрел: какая-то несчастнейшая старушонка глядела на меня, морщась от жалостных слёз. »
Совсем небольшая по размерам, часовня уже давно была, что называется, крупной костью в горле у большевистской власти. И дело было, конечно, совсем не в том, что она якобы провоцировала многочисленные несчастные случаи у въезда на Красную площадь — именно ими задним числом обосновали её снос. Суть дела точнее всех ухватил один вырвавшихся именно в эти годы из России эмигрантов. Он писал: «Гонимые стада людей тянутся мимо Иверской часовни на Красную площадь. Там. мавзолей Ленина, замурованы трупы «вождей мировой революции», над Кремлём висит красный флаг. А только всем видно, как «борцы за мировую революцию», проходя мимо Иверской, быстро крестятся, а по окончании митингов все идут к «цепям религии», и часовня не вмещает всех желающих приложиться к иконе».
Злодеяние произошло, как это часто бывало и бывает, под покровом темноты. Тогдашний корреспондент газеты «Берлинер Тагенблат» зафиксировал: «В ночь на 30-е июля, в 3 часа утра, к часовне Иверской Божьей Матери у Красной площади в Москве подошла вдруг масса рабочих. Срытие! Несколько прохожих, извозчиков и иностранцев, случайно выглянувших из окон «Гранд-Отеля», были свидетелями, как с необычайной быстротой воздвигнуты были леса вокруг часовни и как молниеносно произошло её срытие. К 7 часам утра всё было закончено. В среду утром служащие многочисленных бюро Китай-города были поражены торчащей чёрной дырой на месте, где раньше была часовня».
Печальнее всего было, конечно, то, что после этого уничтожение и Воскресенских ворот, и самой китайгородской стены было предрешено и становилось лишь вопросом времени. Гибель их, как многих других московских храмов и монастырей, пришлась на самые свирепые и «кровавые» для отечественной архитектурной старины годы — с 1929 по 1931-й. Хотя и в другие годы хватало — ровно через пять лет по прямому указанию Сталина была уничтожена Сухарева башня. Лазарь Каганович, один из главных палачей старой Москвы, в открытую разглагольствовал о том, что Иверские ворота оскорбляют его «эстетические чувства».
Однако — очередная шутка матушки-истории! — совсем немного времени прошло со дня смерти Кагановича, как неравнодушные к судьбе Москвы люди разработали проект восстановления на прежних фундаментах и Иверских ворот, и часовни. В 1994–95 годах проект был осуществлён под руководством Олега Журина, известного реставратора, одного из последних учеников легендарного Петра Барановского — почти одновременно с воссозданием по соседству обмеренного перед сносом тем же Барановским Казанского собора. Со временем в том же, как говорили в старину, околотке, также были восстановлены подлинные шпили башенок Исторического музея, оригинальнейшее завершение колокольни Заиконоспасского монастыря и — с известными вольностями — Круглая башня Китай-города. Таким образом, за малыми исключениями (башенка Монетного двора) исторический облик этого уголка Москвы был восстановлен.
Всегда ли плох новодел?
Учёные уж в который раз брезгливо поморщились: новодел. Формально — да. Однако новодел новоделу рознь. Попробуем разобраться не уходя, по возможности, далеко от места действия. Возьмём хотя бы Московский Кремль — с 1990 года входящий, между прочим, в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО. К колокольне Ивана Великого примыкают звонница и так называемая Филаретовская пристройка.
Обе — классические новоделы (подлинники взорваны при отступлении армией Наполеона), выстроены заново Осипом Бове. О башнях и говорить нечего. Например, 1-я Безымянная башня — новодел пятого (!) поколения, стоящий вдобавок далеко не на том же месте, что оригинал. Свиблова, она же Водовзводная башня, — новодел третьего поколения, отстроена — причём с существенными изменениями по сравнению с первоначальным видом — тем же Бове. Единственное отличие — в первой трети позапрошлого века не было «научной общественности» в её нынешнем виде, часть которой в своих суждениях исходит исключительно из альтернативы «аутентично — не аутентично». На всякий случай сошлюсь на зарубежный опыт: великолепным примером так называемого новодела образца начала ХХ века является знаменитая кампанилла, по-русски колокольня, на венецианской площади Сан-Марко. Подлинное здание обрушилось (есть фотоснимки) в 1907 году. Но кто, кроме самых дотошных историков, сейчас об этом помнит?
Никто не спорит — при возобновлении (употребим и такое слово) того или иного утраченного памятника в первую очередь необходимы именно голова, профессиональный научный подход, чувства меры и такта. Если их нет — беда, и новодел превращается в обычный псевдоисторический китч, в пародию на оригинал. Именно так произошло в Коломенском с пресловутым (специально беру в кавычки) «дворцом царя Алексея Михайловича».
Хотя, между прочим, как раз с ним все карты исторического пасьянса могли лечь совсем иначе. В конце 1960-х, когда поспешно пускали под бульдозер дома деревни Коломенское, даже наскоро проведённые исследования показали, что планы некоторых наиболее старых её домов в точности совпадают с планами некоторых частей разобранного в 1767 году по указу Екатерины II подлинного дворца. Иначе говоря, у русского человека ничего зря не пропадает: часть «родных» дворцовых срубов была наверняка использована при новом строительстве и при соответствующем отношении к ним вполне могла бы дожить до наших дней, породив совсем иной подход к строительству новодела. Но увы — слишком велика была ненависть советской власти к пресловутым «частникам».
Из той же «плеяды»: наспех, к очередным выборам, сработанная из силикатного кирпича (!) копия знаменитой, упомянутой ещё в «Слове о полку Игореве» церкви XII века Богородицы Пирогощей на киевском Подоле. Оригинал был построен из кирпича домонгольского образца — плинфы, и, казалось бы, соседям все карты в руки — единственный в бывшем СССР завод по производству такого кирпича находился именно на Украине. Но, опять-таки — увы. Плинфа требует времени, обстоятельности и мысли, а голоса электората нужны здесь и сейчас.
Вызвавший — да и вызывающий — самые яростные споры новодел — без сомнения, храм Христа Спасителя. Понятно, что это далеко не точная копия предыдущего: другие строительные материалы, другие технологии (кстати, некоторые реставраторы — как тот же Олег Журин — не видят ничего недопустимого в их использовании), другой декор — бронзовые вместо мраморных — барельефы над входными дверями. Но «аутентисты», правы они или нет, как и подобает истинным специалистам, видят только одну сторону проблемы.
Дело не в том, вернее, не только в том, из каких материалов и какими способами выстроен тот ли иной объект. Дело и в том, что культурный генетический код, культурно-визуальный, скажем так, ряд того или иного города, малого или большого, попросту немыслим без тех или иных символов, в число которых входят в первую очередь и памятники архитектуры.
Москва без «сорока сороков», без храма Христа Спасителя — не Москва. Именно так сказал когда-то мне, в ту пору десятилетнему мальцу, мой дед, член партии с полувековым стажем, приведший меня на доныне существующий «мысок» над тогдашним бассейном «Москва». «Вот здесь был храм Христа Спасителя. Я-то, конечно, не доживу, а ты доживёшь до того, когда придут твои сверстники и восстановят его», — внушительно сказал дед, который в здравом уме и твёрдой памяти дожил не только до новой закладки, но и до большого освящения нового храма.
Мне кажется, что именно об этом думал в своё, мягко говоря, далеко не благоприятное для осуществления столь масштабных проектов время и Владимир Солоухин, предложивший главный храм страны восстановить. Об этом, а не о проблемах пресловутой аутентичности!
Именно это отлично понимал Лазарь Каганович, когда распоряжался уничтожать — и в большинстве регионов эти указания были, увы, выполнены — кафедральные соборы в губернских центрах. Именно об этом, кстати, думали и уже упомянутые соседи-украинцы, осуществившие целую программу по восстановлению утраченных кафедральных соборов в губернских городах — Полтаве, Одессе, тогда ещё украинском Симферополе и других. Из российских городов тут явно в пример Омск, также воссоздавший свой взорванный в 1935 году дивной красоты главный храм во имя Успения Божьей Матери.
Похоже, в начале 90-х была такая программа по возрождению ряда исторических символов города, и в Москве, в частности, предполагались воссоздание на углу Знаменки и Моховой храма Николы Стрелецкого, Красных ворот, церквей Рождества Богородицы в Столешниках, Введения на Лубянке, стоявшей возле здания Военной коллегии Верховного суда СССР Троицы в Полях — как главного поминального храма жертв репрессий. В большинстве случаев планы так и остались планами. А многие весьма выгодные в градостроительном отношении места, где некогда стояли былые символы, давно застроены: на месте Николы Стрелецкого — очередная пристройка к галерее фантастически плодовитого и модного живописца, на месте уникального храма Евпла на Мясницкой — очередная торгово-офисная «стекляшка». Единственный проект такого рода, насколько мне известно, осуществляется сегодня в отношении храма Воскресения на Остоженке.
. А в восстановлении Красных ворот предыдущие московские власти наотрез отказали. По той же причине, по которой их снесли, — мол, мешают интенсивному движению. Хотя то место, на котором они стояли, — единственный пустынный островок посреди действительно сумасшедшей площади, по-прежнему носящей их имя.
Как в центре Москвы на месте самого большого бассейна появился самый большой храм
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Однако не стоит думать, что решение заменить бассейн на храм было спонтанным и необоснованным. Еще в XVI веке здесь стоял монастырь, сгоревший при пожаре в 1547 году. Вместо него построили новый монастырь — Алексеевский, который также был частично разрушен во время Смуты (1598-1613 годы), так что его пришлось восстанавливать в 1625 году. Женский монастырь постепенно разрастался, появлялись новые здания, в том числе и храм. А через два столетия император Николай I распорядился перенести монастырь за пределы города в Красное Село, а сами постройки разобрать.
И если постройки тогда действительно снесли, то Храм Христа Спасителя простоял вплоть до 1931 года. В этом году Политбюро постановило снести храм и вместо него возвести еще более внушительный по размеру Дворец Советов. Планировалось, что это будет самое огромное здание не только в Москве, но и вообще в мире.
Затем началось строительство амбициозного Дворца Советов, но дальше фундамента процесс не пошел — из-за начала Великой Отечественной войны стройку пришлось заморозить. В таком виде это место оставалось до самого конца войны, и после еще 15 лет, пока наконец Никита Хрущев не распорядился из неприглядной стройки в самом центре города устроить бассейн — котлован всё равно очень часто наполнялся водой из-за дождей и талого снега, так что такая идея была вполне логичной.
Так, в 1958 году началось строительство огромного круглогодичного открытого бассейна. Его архитекторами стали сразу три специалиста — Д.Чечулин, В. Лукьянов и Н.Молоков. Они не стали разрушать уже построенный фундамент, а вписали бассейн внутрь бетонного кольца, который должен был быть основанием Большого зала дворца. Именно поэтому вместо стандартного и привычного прямоугольного бассейна Москва могла похвастаться совершенно необычным сооружением.
Бассейн получился огромным. В него вмещалось 25 тысяч кубометров воды. В день в нем могло искупаться порядка 20 тысяч посетителей, а за год их число доходило до трех миллионов. Считается, что за первые десять лет бассейн «Москва» — а именно так назвали это сооружение — посетило около 24 миллионов человек.
Отношение к бассейну было разным. Кто-то радовался, так как попасть в другие два бассейна из-за их большой популярности получалось не всегда. Кто-то возмущался, что на месте храма теперь плавают полуголые люди. Среди народа можно было услышать ироническое выражение «Сперва был храм, потом — хлам, а теперь — срам». В 1980-х разговоры о том, чтобы восстановить храм стали слышаться чаще, и к концу десятилетия даже появилось общественное движение за восстановление храма Христа Спасителя.
Бассейн проработал вплоть до 1990-го года. С распадом СССР поддерживать работу такого огромного сооружение стало слишком дорого — и бассейн закрыли на три года. В 1994 году постройки стали разбирать, и уже на Рождество 1995 года заложили фундамент нового храма.
В этот раз люди стали протестовать уже против снова бассейна. В мае 1994 года в пустом бассейне художники Андрей Великанов и Марат Ким устроили художественную акцию против его сноса. К ним присоединилось немало представителей общественности и деятелей культуры. Но так же, как некогда не желавшие сноса храма, не желавшие расставаться с бассейном ничего не добились — к 1999 году новый храм уже был полностью возведен.
На сегодняшний день храм Христа Спасителя является самым большим собором Русской православной церкви — в нем может помещаться до 10 тысяч человек одновременно. Он выше Исаакиевского соборы и внешне похож на тот храм, который стоял здесь в начале прошлого века, однако не является его точной копией.
О том, каким планировался быть Дворец Советов, а также о других амбициозных архитектурных планах СССР вы можете прочитать в нашей статье «Москва могла быть другой».
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Трижды рожденный: правда о храме Христа Спасителя
Он был задуман в 1812 году в благодарность за изгнание врага с земли русской и в память о погибших в той войне, однако судьба его оказалась весьма сложной и запутанной, под стать судьбе России тех лет. Идея храма принадлежит Александру I, строить его начал Николай I, а открывали собор уже при Александре III. В ХХ веке его успели разрушить и построить вновь. «Известия» — о драматической истории храма Христа Спасителя, заложенного ровно 180 лет назад — 22 (10-го по старому стилю) сентября 1839 года.
По обету всему свету
История храма началась в декабре 1812 года, когда пришла весть о том, что последние солдаты наполеоновской армии покинули пределы России. Высочайший манифест о победе увидел свет 25 декабря и именно в нем император Александр I впервые объявил о решении построить храм в Москве:
Наполеон I, Александр I, Луиза Прусская и Фридрих Вильгельм III. Картина Николя Госса «Тильзитское свидание»
«В сохранение вечной памяти того беспримерного усердия, верности и любви к Вере и к Отечеству, какими в сии трудные времена превознес себя народ Российский, и в ознаменование благодарности Нашей к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели, вознамерились Мы в Первопрестольном граде Нашем Москве создать церковь во имя Спасителя Христа, подробное о чем постановление возвещено будет в свое время. Да благословит Всевышний начинание Наше! Да совершится оно! Да простоит сей Храм многие веки, и да курится в нём пред святым Престолом Божиим кадило благодарности позднейших родов, вместе с любовию и подражанием к делам их предков».
Объявили конкурс. Свои работы представили самые известные зодчие того времени: А.Н. Воронихин, В.П. Стасов, А.Д. Захаров, А.И. Мельников, О.И. Бове, Д.И. Жилярди, Д. Кваренги. Но победил проект безвестного Карла Витберга — даже не архитектора, а художника, шведа по происхождению, хоть и родившегося в Санкт-Петербурге.
Александр (Карл) Витберг
Причины своего выбора император Александр объяснил в личном письме к 28-летнему зодчему:
«Вы отгадали мое желание, удовлетворили мысли об этом храме. Я желал, чтобы он был не одной кучей камней, как обыкновенное здание, но был одушевлен какой-либо религиозной идеею; но я никак не ожидал получить какое-либо удовлетворение, не ждал, чтобы кто-либо был одушевлен ею, и потому скрывал свое желание. И вот я рассматривал до двадцати проектов, в числе которых есть весьма хорошие, но все вещи самые обыкновенные. Вы же заставили говорить камни».
Александр предложил строить храм не в городской черте, где не было достаточно места для грандиозного сооружения, а на месте Воробьевского дворца — загородной императорской резиденции, погибшей в московском пожаре 1812 года. Поскольку это максимальная точка высокого берега реки, храм прекрасно смотрелся бы из города, а из него открывался бы великолепный вид на Москву. Выбор места имел и символический подтекст: оно расположено как раз между Смоленской и Калужской дорогами, по которым армия Наполеона входила и отступала из Москвы.
Проект храма Христа Спасителя Карла Витберга
Строительный коллапс
Война подточила финансы государства — казна была почти пуста. Объявили всенародную подписку, надеясь на помощь разных слоев общества. Однако сбор пожертвований шел вовсе не так активно, как ожидалось, и лишь через несколько лет была собрана сумма, позволявшая начать работу, да и та в основном была внесена императором. В пятилетие начала отступления французов из Москвы, 12 октября 1817 года, состоялась торжественная закладка храма. Присутствовал император с семьей, двор, герои недавних сражений, иностранные гости. На мероприятие собралось около 400 тыс. москвичей — добрая половина города. «Протоиереев было более 30, священников около 300, а диаконов около 200. два хора певчих — придворные и синодальные. в лучших и богатейших облачениях». Витбергу по такому случаю был пожалован чин коллежского асессора и Владимирский крест, он получил звание академика архитектуры, потомственное дворянство и фамильный герб. Зодчий принял православие, причем крестным отцом его стал сам Александр I. В честь своего покровителя Карл Магнус был наречен Александром, и именно под этим именем он вошел в историю русской архитектуры.
Фрагмент «Плана столичного города Москвы», выполненного в 1819 году офицерами Военно-топографического депо, с указанием места предполагаемой постройки храма Христа Спасителя на Воробьевых горах
Как и предсказывали некоторые специалисты (например, полковник Николай Иванович Яниш), строители столкнулись с огромными сложностями. Дело в том, что глинистые и песчаные почвы под нагрузкой «плыли» вниз по склону, из-за чего пришлось вести масштабные и очень дорогостоящие инженерные и земляные работы. На них ушли практически все имевшиеся средства, но видимого результата не было — за семь лет не удалось закончить даже «нулевой цикл». Император продолжал верить в своего крестника и поддерживал его, но в 1825 году Александра I не стало.
Взошедший на престол Николай Павлович создал комиссию — «Искусственный Комитет» под председательством инженер-генерала К.И. Оппермана. Вошедшие в нее известные инженеры и архитекторы после серьезных исследований вынесли вердикт — строить на краю Воробьевых гор нельзя, почвы и дальше будут «плыть» по склону. 11 мая 1827 года сенат издает указ: «Комиссию о сооружении в Москве храма во имя Христа Спасителя закрыть, а дела ее, чиновников, строения, заготовленные материалы и все казенное ведомства ее имущество — передать в ведение московского военного генерал-губернатора и действительного тайного советника князя Юсупова». При передаче дел выявилась огромная недостача — исчез почти миллион рублей. Началось следствие, тянувшееся семь лет. Личной корысти Витберга выявлено не было, тем не менее зодчего обвинили в недогляде за вороватыми подрядчиками и сослали в Вятку. Имущество его конфисковали. Остаток жизни императорский крестник провел в бедности и безвестности, перебиваясь случайными заработками.
Исполнение обещаний
Не выполнить обет старшего брата Николай не мог, да и для него самого война 1812 года была значимым событием. Он рвался на фронт, но император запретил великим князьям участвовать в боях. Это занозой сидело в душе Николая, окруженного при дворе ветеранами и героями войны, многие из которых были его ровесниками.
Снова объявили конкурс, снова в нем участвовали лучшие творческие силы страны. Императору ни один из проектов не понравился. И тогда в 1831 году он лично назначил главным архитектором Константина Андреевича Тона. Причины этого решения до конца не ясны, поскольку на счету зодчего была одна построенная церковь и несколько не слишком значительных работ. Тону было чуть за тридцать, и большую часть взрослой жизни он провел в Италии, куда был командирован после отличного окончания Академии художеств. На Апеннинах он добился определенного успеха — за проекты реставрации храма Фортуны в Пренесте и комплекса императорских дворцов на Палатинском холме в Риме Тон даже получил звание академика. На родине это оценили, и Тон в 1828 году был лично приглашен императором на работу в Кабинете Его Величества. Вскоре молодой архитектор получил заказ на строительство церкви Екатерины Великомученицы в Екатерингофе, которую выполнил в национальном стиле с отсылками к византийским и древнерусским традициям. Николаю церковь понравилась. А еще Тон поразил монарха бережливостью к государственным деньгам: он не просто не просил увеличить смету (что было нормой), а даже умудрился сэкономить часть выделенных средств. Не терпевший казнокрадов государь это оценил.
Важен и идеологический аспект, ведь сооружение храма в честь победы имело символический и политический смысл. Подавляющее большинство представленных на конкурс работ были выполнены в манере европейского классицизма. Но Николай западного влияния не любил и отчасти побаивался. А предложенный Тоном проект в византийско-русском стиле гораздо лучше вписывался в миропонимание государя — до провозглашения графом Уваровым знаменитой триады «православие, самодержавие и народность» оставался какой-то год. Николай решил не объявлять подписку, а строить собор на средства казны. Посему и право выбора проекта и архитектора счел возможным оставить за собой.
К 1832 году проект Тона был утвержден, но удобных и свободных территорий в уже восстановленной Москве не осталось, нужно было чем-то жертвовать. Опираясь на конкурсные предложения московских зодчих, Тон представил Николаю на выбор три варианта: за Воспитательным домом, где церковь Никиты Мученика на Кресте над Москвой-рекой (Швивая горка), на Тверской улице на месте Страстного монастыря (нынешняя Пушкинская площадь) и на месте Алексеевского женского монастыря в Чертолье, между Большим Каменным мостом и Пречистенскими воротами. Император выбрал последнее. И решение монарха вновь оказалось опрометчивым.
«Сему месту быть пусту»
История Алексеевского монастыря уходит в XIV век, когда московский митрополит Алексей Федорович Бяконт (воспитатель Дмитрия Донского и фактический правитель при малолетнем князе) решил основать первую в городе женскую обитель. Размещался монастырь за ручьем Черторыем ближе к Крымскому броду и был освящен в честь зачатия святой Анны, почему именовался Зачатьевским. Первыми же обитательницами его стали родные сестры митрополита Алексия, принявшие в монашестве имена Иулиании и Евпраксии. Монастырь стоял двести лет. В XVI веке он не раз подвергался разграблению крымчаков и ногайцев. После очередного разгрома и пожара на старом месте его решили не восстанавливать, а перенести под защиту крепостной стены Белого города. Так он и оказался на Волхонке, возле Пречистенских ворот. При строительстве новых зданий возвели храмы и в честь Алексия, человека божьего, и в честь зачатия святой Анны. Но в народе новый монастырь теперь именовали Алексеевским. В 30-е годы XVII века мастера Антип Константинов и Трефил Шарутин по царскому указу и в благодарность за рождение долгожданного наследника (будущего царя Алексея Михайловича) построили в обители небольшой, но изящный двухшатровый храм, считавшийся одной из самых красивых церквей столицы. Вскоре строительство храмов такого типа было запрещено патриархом Никоном как не соответствующее канону, и собор Алексеевского монастыря стал совершенно уникальным.
Картина Карла Рабуса «Алексеевский монастырь»
Но, несмотря на 400-летнюю историю, монастырь решили снести, а сестрам приказали переселяться в район Красного села (район нынешнего метро «Красносельская»). Существует легенда, что, когда монахини отстояли последнюю службу, настоятельница обители игуменья Клавдия повелела приковать себя цепями к росшему посреди монастырского двора старому дубу. Выдворять ее пришлось силой, и в разгар этой безобразной сцены игуменья изрекла проклятие: «Сему месту быть пусту!».
Внутренняя красота
В 1837 году начались работы по демонтажу монастырских построек, после чего следовали земляные работы по сооружению котлована. 27 июля 1838 года началось сооружение фундамента. По деревянным наклонным плоскостям глыбы бутового камня самокатом спускались на положенное место, после чего пространство между ними заливалось специальным раствором. На эти работы и «выстаивание» фундамента ушел еще год. Лишь 10/22 сентября 1839 года состоялась вторая торжественная закладка храма — хотя и не столь пышная, как первая. На закладном камне, привезенном с Воробьевых гор, была сделана табличка со следующими словами:
«В лето 1839, сентября 10 дня, повелением Благочестивейшего Самодержавнейшего Великого Государя Императора Николая Павловича приступлено к исполнению священного обета, данного в Бозе почивающим Императором Александром I, и собственноручною Августейшею рукою Императора Николая Павловича, за невозможностью воздвигнуть Храм Христа Спасителя, по первому предположению, на Воробьевых горах, положен камень основания на сем месте для сооружения оного Храма».