I admire, my dear, he says, your quick mind and fun company; And that if I ever went wrong you never argued with me; And that while they’re a load, you’re the anti-gravity; And that God lives in you, may He live for eternity.
I admire that you don’t act like a bitch and blackmail; And that you accept all my motions and never fail; And that you are all made to order, every detail; And that as I’m leaving you now, you do not wail.
Leaving, you know, for that dame, for her dyed-blond tress; For her pies and pastry, no more no less; Yeah, she’s a picky grump ’bout little things, I guess; But at least she’s not some silly-rhyme-crazy poetess.
I strive, he says, to live up to you – I’m tired and worn; You are a king’s ransom – an awesome find that I didn’t earn, That looks mine – but I want to cover, tuck, hide it somewhere… It can be so good that some fine print’s got to be there.
*** Хвалю тебя, говорит, родная, за быстрый ум и веселый нрав. За то, что ни разу не помянула, где был неправ. За то, что все люди груз, а ты антиграв. Что Бог живет в тебе, и пускай пребывает здрав.
Хвалю, говорит, что не прибегаешь к бабьему шантажу, За то, что поддержишь все, что ни предложу, Что вся словно по заказу, по чертежу, И даже сейчас не ревешь белугой, что ухожу.
К такой, знаешь, тете, всё лохмы белые по плечам. К ее, стало быть, пельменям да куличам. Ворчит, ага, придирается к мелочам, Ну хоть не кропает стишки дурацкие по ночам.
Я, говорит, устал до тебя расти из последних жил. Ты чемодан с деньгами – и страшно рад, и не заслужил. Вроде твое, а все хочешь зарыть, закутать, запрятать в мох. Такое бывает счастье, что знай ищи, где же тут подвох.
Хвалю тебя, говорит, родная, за быстрый ум и веселый нрав. За то, что ни разу не помянула, где был неправ. За то, что все люди груз, а ты антиграв. Что Бог живет в тебе, и пускай пребывает здрав.
Хвалю, говорит, что не прибегаешь к бабьему шантажу, За то, что поддержишь все, что ни предложу, Что вся словно по заказу, по чертежу, И даже сейчас не ревешь белугой, что ухожу.
К такой, знаешь, тете, всё лохмы белые по плечам. К ее, стало быть, пельменям да куличам. Ворчит, ага, придирается к мелочам, Ну хоть не кропает стишки дурацкие по ночам.
Я, говорит, устал до тебя расти из последних жил. Ты чемодан с деньгами – и страшно рад, и не заслужил. Вроде твое, а все хочешь зарыть, закутать, запрятать в мох. Такое бывает счастье, что знай ищи, где же тут подвох.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
Хвалю тебя говорит родная за быстрый ум и веселый нрав
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
[
website
|
My Website
]
[
userinfo
|
livejournal userinfo
]
[
archive
|
journal archive
]
Простая история
[Jul. 22nd, 2007|03:44 pm]
[
Tags
|
стихи
]
Хвалю тебя, говорит, родная, за быстрый ум и веселый нрав. За то, что ни разу не помянула, где был неправ. За то, что все люди груз, а ты антиграв. Что Бог живет в тебе, и пускай пребывает здрав.
Хвалю, говорит, что не прибегаешь к бабьему шантажу, За то, что поддержишь все, что ни предложу, Что вся словно по заказу, по чертежу, И даже сейчас не ревешь белугой, что ухожу.
К такой, знаешь, тете, всё лохмы белые по плечам. К ее, стало быть, пельменям да куличам. Ворчит, ага, придирается к мелочам, Ну хоть не кропает стишки дурацкие по ночам.
Я, говорит, устал до тебя расти из последних жил. Ты чемодан с деньгами – и страшно рад, и не заслужил. Вроде твое, а все хочешь зарыть, закутать, запрятать в мох. Такое бывает счастье, что знай ищи, где же тут подвох.
Хвалю тебя говорит родная за быстрый ум и веселый нрав
Джеффри Тейтум Джеффри Тейтум садится в машину ночью, в баре виски предусмотрительно накатив. Чувство вины разрывает беднягу в клочья: эта девочка бьется в нем, как дрянной мотив. «Завести машину и запереться; поливальный шланг прикрутить к выхлопной трубе, Протащить в салон. Я не знаю другого средства, чтоб не думать о ней, о смерти и о тебе».
Джеффри нет, не слабохарактерная бабенка, чтоб найти себе горе и захлебнуться в нем. Просто у него есть жена, она ждет от него ребенка, целовал в живот… … показать весь текст …
Говард Кнолл красавец, и это свойство его с младенчества отличает. Его только завистник не признает, только безнадежный не замечает. В Говарде всякий души не чает, Он любую денежку выручает И любую девушку приручает — И поэтому Говард всегда скучает.
Старший Кнолл адвокат, он сухой и желтый, что твой пергамент, Он обожает сына, и четверга нет, Чтоб они не сидели в пабе, где им сварганят По какой-нибудь замечательной блади мэри. Кнолл человечней сына — по крайней мере, Он утешает женщин, которых… … показать весь текст …
…похмельным, зябким, туманным утром, еще затемно, часов с шести, говорили с ним за жизнь, и он меня кутал в белый плед, кормил завтраком и подробно консультировал на предмет того, как живут и думают большие дяди, и что от этого бывает случайным тетям…
Большие дяди, надо сказать, завораживают меня совершенно, как экзотические хищники. Интерес не столько женский, сколько естественнонаучный; они звучат по-другому, ниже, богаче, у них какая-то чуть волчья пластика, манера ухмыляться там, курить, смотреть на собеседника; и еще у них в глазах такая всегда дико дразнящая, умиленная искорка теплится — типа, утю-тю, ты ж моя деточка маленькая, — и смешанную реакцию вызывает — то ли башку в плечо уткнуть и заскулить жалобно, то ли лезть отчаянно драться, и чтобы обязательно победили…
то, что заставляет покрыться патиной бронзу, медь, серебро, амальгаму зеркала потемнеть, от чего у фасадов белых черны подглазья, — обнимает тебя в венеции, как свою. смерть страшна и безлика только в моем краю. здесь она догаресса разнообразья.
всюду ей почёт, всюду она, праздничная, течёт, восхищенных зевак она тысячами влечёт, утверждая блеск, что был у нее украден. объедая сваи, кирпич и камень, и всякий гвоздь, она держит в руке венецию будто гроздь золотых виноградин … показать весь текст …
вечер душен, мохито сладок, любовь навек. пахнет йодом, асфальтом мокрым и мятной wrigley. милый мальчик, ты весь впечатан в изнанку век: как дурачишься, куришь, спишь, как тебя постригли,
как ты гнешь уголками ямочки, хохоча, как ты складываешь ладони у барных стоек. я наотмашь стучу по мыслям себя. я стоик. мне еще бы какого пойла типа хуча.
я вся бронзовая: и профилем, и плечом. я разнеженная, раскормленная, тупая. дай бог только тебе не знать никогда, о чем я тут думаю, засыпая. … показать весь текст …
От Кишинева и до Сант-Луиса Извивается шар земной… Я ненавижу когда целуются, Если целуются не со мной.
Хвалю тебя, говорит, родная, за быстрый ум и веселый нрав. За то, что ни разу не помянула, где был неправ. За то, что все люди груз, а ты антиграв. Что Бог живет в тебе, и пускай пребывает здрав.
Хвалю, говорит, что не прибегаешь к бабьему шантажу, За то, что поддержишь все, что ни предложу, Что вся словно по заказу, по чертежу, И даже сейчас не ревешь белугой, что ухожу.
К такой, знаешь, тете, всё лохмы белые по плечам. К ее, стало быть, пельменям да куличам. Ворчит, ага, придирается к мелочам, Ну хоть не кропает стишки дурацкие по ночам. … показать весь текст …
я ведь не рабской масти — будь начеку. я отвечаю требованиям и гостам. просто в твоем присутствии — по щелчку — я становлюсь глупее и ниже ростом.
даже спасаться бегством, как от врагов можно — но компромиссов я не приемлю. время спустя при звуке твоих шагов я научусь проваливаться сквозь землю.
я не умею быть с тобой наравне. видимо, мне навеки стоять под сценой. эта любовь — софитовая, извне — делает жизнь бессмысленной. … показать весь текст …
Я больная. Я прокаженная. Мой диагноз « уже пароль: « Безнадежная? Зараженная? Не дотрагиваться « Люболь»
Мякоть неба прожорливой пастью шамая, Солнцем скалится морда дня. Забывай, забывай обо мне, душа моя. Ампутируй себе меня.
Я сама так болею — сосредоточенно Провоцируя боль в груди. Мне не радостно быть твоей червоточиной, Растравившей до «пощади!» —
Не богиня, чтоб жгла, упиваясь жертвами, И не хищница, чтоб сожгла. Изживай, избывай же меня, бессмертный мой — Так, как я тебя … показать весь текст …
« Им казалось, что если все это кончится — то оставит на них какой-нибудь страшный след: западут глазницы, осипнет голос, деформируется скелет, им обоим в минуту станет по сорок лет. Если кто-то и выживает после такого — то он заика и инвалид. Но меняется только взгляд, ни малейших иных примет. Даже хочется, чтоб болело… но не болит…»
я Живой человек, мне по Умолчанию, будет тесной любая ниша… что мне Отводится…
Все корежит тебя. Пульсирует. Муку длит. Будто, это душа или карма твоя плохая… Или, черт знает, что еще внутри У тебя болит…
Мое солнце, и это тоже ведь не тупик, это новый круг. Почву выбили из-под ног — так учись летать.
Что до Пайпер Боул — этот мальчик ее не старит. Пайпер мнится — она с ним все еще наверстает. Пайпер ждет, когда снег растает, Слушает, как внутри у нее гудение нарастает, Пайпер замужем, но когда-нибудь перестанет — И поэтому копит на черный день: день, когда ее все оставят.
Что до мальчика Пайпер — то он мечтает о миллионах, Ходит в баснословных своих очочках-хамелеонах, От ладоней его холеных, Очей зеленых, Пайпер отваживает влюбленных и опаленных, Называет мальчика «олененок», Все никак на … … показать весь текст …
Жить надо без суфлеров, зато с антрактами.
Губы болят, потому что ты весь колючий; Больше нет ни моих друзей, ни твоей жены; Всякий скажет, насколько это тяжелый случай И как сильно ткани поражены.
Глаза — пещерное самоцветье, И губы — нагло-хмельными вишнями. В такой любви, как твоя — не третьи, Уже вторые бывают лишними
На страдание мне не осталось времени никакого. Надо говорить толково, писать толково Про Турецкого, Гороховского, Кабакова И учиться, фотографируя и глазея. Различать пестроту и цветность, песок и охру. Где-то хохотну, где-то выдохну или охну, Вероятно, когда я вдруг коротну и сдохну, Меня втиснут в зеленый зал моего музея.
Пусть мне нечего сообщить этим стенам — им есть Что поведать через меня; и, пожалуй, минус Этой страстной любви к работе в том, что взаимность Съест меня целиком, поскольку… … показать весь текст …