учение льва толстого о смысле жизни нравственном самосовершенствовании и ненасилии
Учение Л. Толстого о смысле жизни, нравственном самосовершенствовании и ненасилии
Вопрос о смысле жизни был для Толстого «главным», определяющим судьбу и духовный рост личности. Наиболее яркие произведения посвящены именно этой проблеме: «Исповедь», «В чем моя вера?», «Царство божие внутри вас» и др. он снова и снова ставил и пытался решить вопрос: «Для чего живет человек?». Он обращается к художественным образам, сказкам и притчам, к научному знанию и мудрецам всех эпох с одним единственным вопросом: Есть ли смысл жизни человеческой? А если есть, то в чем? И если нет, то почему люди живут? … И так до бесконечности.
Его удручало, что люди заняты суетой и повседневностью (процессом жизни, как он говорит) и совсем не думают о главном – зачем они живут? Вопрос о смысле жизни был связан для Толстого с проблемой жизни и смерти, был заострен до предела. Свидетельством тому явилась повесть «смерть Ивана Ильича».
Вопрос о смысле жизни переплетается у Толстого с проблемой нравственного совершенствования и типологии личностей. Нравственное совершенствование и духовный рост он считал присущими человеку от природы. Здесь может бытии разный выбор – религиозный или светский – важно, однако, чтобы человек не оставался на ступеньке «растительной» или «животной жизни» («жизни в теле»), а жил духовной, нравственной жизнью. Истинная религия для него та, которая основана на правилах нравственной жизни.
Толстой считал ненасилие не разновидностью покорности и смирения (квиетизма), а средством преодоления насилия, средством сопротивления насилию. Ему знакомо было то, чем завершаются все революции, и он искал другие пути устранения социального зла. Толстой разработал целую программу неучастия в государственном (и ином) насилии. И эту программу в значительной мере применил затем на практике выдающийся лидер индийского освободительного движения – М. К. Ганди, считавший себя учеником Толстого.
Толстой называл свою социальную концепцию религиозным анархосоциализмом, центральной идеей которого был отказ от всех форм насилия, государственных структур (неизменно приводящих к насилию); аппеляция к крестьянской общине как основе общества, построенного на принципах добра и любви.
Метафизика «всеединства» Вл. Соловьева
Владимир Сергеевич Соловьев ( 1853 – 1900 ) был сыном известного русского историка С. М. Соловьева. Владимир Соловьев получил высшее образование в Московском университете, где проучился почти четыре года на физико-математическом факультете, оставил учебу, а через короткое время сдал экзамены за полный курс историко-филологического факультета. В период подготовки к экзаменам слушал лекции по богословию и философии в Московской духовной академии. В 1874 году с блеском защитил магистерскую диссертацию на тему: «Кризис западной философии» в Петербургском университете. В этом же году был избран доцентом кафедры философии Московского университета. Через пол года он отправился в научную командировку в Лондон, откуда внезапно уехал в Египет. Возвратившись в Москву, Соловьев продолжил преподавательскую деятельность в университете, но в начале 1877 года оставил службу и переехал в Петербург. Здесь он работал в Ученом комитете при мин6истерстве народного просвещения, читал лекции в университете и на Высших женских курсах. В 1880 году Соловьев защитил как докторскую диссертацию свою работу «Критика отвлеченных начал». В 1881 году он прекращает свою преподавательскую деятельность, занимается теоретическими исследованиями и публицистикой.
Соловьев создал оригинальную философскую систему, в которой пытался соединить немецкую классическую философию, научный эмпиризм и христианско-платоническое миросозерцание. Основу его учения является идея всеединства, состоящего в признании Бога как идеального абсолютного начала и цели мирового развития. Искомое состояние мира и его первообраз воплощается у него в образе Софии – Премудрости Божией.
Всеединство Соловьев рассматривал в трех аспектах:
· Гносеологическом – как единство трех видов знания: эмпирического, рационального и мистического. При этом под эмпирическим знанием он понимал научное знание, под рациональным – философское, а под мистическим – знание, получаемое не в результате познавательной деятельности, а с помощью религиозной веры и интуиции;
· Социально-практическом – как единство государства, общества, и церкви на основе слияния католицизма, протестантизма и православия;
· Аксиологическом – как единство трех абсолютных ценностей: добра, истины и красоты, при непременном условии примата добра.
Соловьев выступал за воссоединение христианских церквей и всемирной теократии, за рост национального самосознания, против национализма и религиозной нетерпимости. Преодоление несовершенств жизни и победу истины, добра и красоты над пороками он видел в «богочеловеческом процессе», главное в котором – вера в Бога, служение абсолютному добру и стремление укоренить Царство Божие.
Основные произведения Соловьева: «Духовные основы жизни», «История и будущность теократии», «Россия и Вселенская церковь», «Красота в природе», «Смысл любви», «Теоретическая философия», «Оправдание добра» и др.
Подтверждением высокого духа гуманизма, которым была наполнена русская религиозная философия, является и экзистенциальная философия Бердяева.
В чем видят смысл жизни любимые герои Л. Н. Толстого
Лев Николаевич Толстой известен всем, как великий русский писатель. Но не все знают, что он выступал против официальной Церкви, считая ее учения ложью; государственной власти, обвиняя в порабощении народа; был пацифистом и проповедником нравственности.
Его философско-религиозные взгляды шли вразрез с идеями правящего класса. В наше время Толстого назвали бы оппозиционером. Однако рассуждения писателя о высших человеческих ценностях, воспитании детей, смысле жизни и Боге очень глубоки и заслуживают внимания. Предлагаем с ними ознакомиться.
Педагогические идеи
Педагогическая теория Толстого был основана на принципе свободного воспитания. Он считал, что ребенок от рождения совершенен, добр и правдив. Воспитывать его – всё равно, что портить, поскольку нравственность взрослых значительно ниже, чем у детей. Задача воспитателя, по Толстому, – создать благоприятные условия для полного раскрытия потенциала ребенка.
Философия свободного воспитания предполагала отказ от целенаправленного воздействия на детей со стороны родителей и учителей, которое рассматривалось, как насильственное навязывание своих взглядов, убеждений и воли.
Толстой был против школ, организованных правящим классом, и выступал за создание самими крестьянами народных школ. В 1859 году писатель основал Яснополянскую школу для детей крестьян. Политика учебного заведения была удивительной: дети могли не ходить на занятия, если пропадало настроения, и не слушать педагога, если становилось скучно.
Особое внимание уделялось индивидуальным особенностям детей. Педагоги и сам писатель с трепетом относились к потребностям, интересам и любознательности каждого ученика. Активно культивировалось раскрытие творческих талантов, для этого Толстой применял различные нетривиальные методы обучения.
Лев Николаевич считал важным не только взращивать в детях нравственность и эстетический вкус, но и с ранних лет приучать их к посильному труду и самообслуживанию. Писатель отрицал телесные наказания.
Царство божие усилием берётся
…Какое радостно-восторженное чувство испытывает человек, когда в первый раз поймёт, что его дело в борьбе с собой. [1]
Жизнь как отдельного человека, так и всего человечества есть неперестающая борьба плоти и духа. В борьбе этой дух всегда остаётся победителем, но победа эта никогда не окончательная, борьба эта бесконечна, она-то и составляет сущность жизни. [2]
Настоящая жизнь – в том, чтобы становиться лучше, побеждать своё тело силою духа, приближаться к богу. Это не делается само собой. Для этого нужно усилие. И это усилие даёт радость. [3]
Жизнь человеческая только тогда истинная, когда она сознательна и состоит из усилий как мысли, так и дела и слова. [4]
Ничто так не ослабляет силы человека, как надежда в чём-либо, кроме своего усилия, найти спасение и благо. [5]
…Избавление от зла и приобретение блага добывается только своим усилием; (…) нет и не может быть такого приспособления или учреждения, посредством которого, помимо своего личного усердия, достигалось бы своё или общее благо; (…) нельзя ни спасать других, ни спасаться посредством других. [6]
Мы знаем, что без физических усилий мы ничего не достигнем. Почему же думать, что в области духовной можно достигнуть чего-либо без усилия. [7]
Доброта голубя – не добродетель. Голубь не добродетельнее волка. Добродетель и её степени начинаются только тогда, когда начинается усилие. [8]
Видел во сне, что думаю и говорю, что всё дело в том, чтобы сделать усилие, то самое, что сказано в евангелии: «Царство Божие усилием берётся…» Всё хорошее, всё настоящее, всякий истинный акт жизни совершается усилием: не делай усилий, живи по течению, и ты не живёшь. (…) Усилие важнее всего. Всякое маленькое усилие: победить лень, жадность, похоть, гнев, уныние. Это важнейшее из важного, это проявление Бога в жизни – это карма, расширение своего я. [9]
Мы живём только тогда, когда помним о своём духовном я. А это бывает в минуты духовного восторга или минуты борьбы духовного начала с животным. [10]
Сказать, что я не могу сделать усилие для того, чтобы воздержаться от дурного поступка, всё равно, что признать себя не человеком, даже не животным, а вещью. Люди, не делающие усилия, часто говорят это, но, сколько бы они ни говорили это, они в душе своей знают, что пока они живы, усилие в их власти. [11]
Если тебе чего-нибудь так хочется, что тебе кажется, что ты не можешь воздержаться, – не верь себе. Неправда, чтобы человек не мог воздержаться от чего бы то ни было. Не может воздержаться только тот, кто вперёд уверил себя, что это невозможно. [12]
Трудитесь, боритесь. Жизнь – борьба. Без борьбы нет жизни. [13]
Да, жизнь всегда борьба, и когда стоишь на стороне того, кто наверное победит в борьбе – больше радости, чем страданий. [14]
Главное – бороться, не переставая бороться в мыслях, в чувствах, в поступках и верить в свою духовную силу. Не верить в эту силу нельзя, потому что духовная сила, составляющая наше истинное «я», есть сила божественная, всемогущая по отношению самого себя. [15]
…Не говорю: дай бог вам душевного спокойствия и радости, а говорю: сами возьмите и спокойствие, и радость; они в нашей власти… [16]
Весь смысл и вся радость жизни заключается во всё большем и большем сознании божественности своей природы. [17]
Если ребёнок не знает, что у него есть сердце, то это не значит, что у него нет сердца. То же и с духовной силой. Если человек не знает в себе духовной силы, это не значит, что её нет в нём. [18]
У человека есть, кроме сознания своей жизни, высшее сознание, способность спросить себя: истинно ли и добро ли то, что я делаю? У человека, стало быть, есть в нём самом мера истинного и доброго. В нём, стало быть, есть истина и добро. [19]
Сознание в себе Бога не допускает бездеятельности: зовёт, требует проявления, требует общения с божественным и освещения небожественного – борьбы, труда. [20]
…Для того, чтобы быть с Богом, быть в настоящем, быть неподвижным, надо не переставая двигаться. Je m’entends (Я понимаю то, что хочу сказать (фр.).)
, т. е. что для того, чтобы быть с неподвижным, вечным, надо не переставая отодвигать то, что отделяет от него. [21]
Человек сознаёт себя Богом, и он прав, потому что Бог есть в нём. Сознаёт себя свиньёй, и он тоже прав, потому что свинья есть в нём. Но он жестоко ошибается, когда сознаёт свою свинью Богом. [22]
Я пишу, главное, для себя: тот, на кого я нападаю, кого я убеждаю – это я. [23]
Бороться – это самая жизнь, она только и жизнь. Отдыха нет никакого. Идеал всегда впереди, и никогда я не спокоен… [24]
Вечная тревога, труд, борьба, лишения – это необходимые условия, из которых не должен сметь думать выйти хоть на секунду ни один человек. Только честная тревога, борьба и труд, основанные на любви, есть то, что называют счастьем. Да что счастье – глупое слово; не счастье, а хорошо; а бесчестная тревога, основанная на любви к себе, – это – несчастье. (…) Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость. [25]
Никогда не отчаивайтесь в борьбе: не считайте борьбу предшествующим действием чего-то; в ней-то и жизнь: тяжёлая, мучительная, но истинная жизнь, где бы она ни происходила – на верху или на низу лестницы. [26]
…Одно законное счастье есть честный труд и преодолённое препятствие. [27]
…То, что требуется совестью, высшим предчувствием доступной человеку истины, – есть всегда и во всех отношениях самая плодотворная и самая нужная в данную минуту для человечества деятельность. Только человек, живущий сообразно своей совести, может иметь влияние на людей, и только деятельность, сообразная с совестью, может быть полезна. [28]
Есть два желания, исполнение которых может составить истинное
счастье человека – быть полезным и иметь спокойную совесть. [29]
Камень не может сделаться вредным и даже не полезным. Человек может, и это надо помнить. [30]
Помните одно: другие живут, как им велит их совесть, а я буду жить по своей совести, и пусть судят обо мне, как хотят, только бы бог был со мною, или, скорее, я с ним. [31]
Совесть есть воздействие сознания вечного, божественного начала на сознание временное, телесное. [32]
Совесть (…) есть не что иное, как совпадение своего разума с высшим. [33]
Голос совести – голос бога. [34]
Все наши беды оттого, что мы забываем про то, что Бог живёт в нас, и продаём этого Бога за чечевичную похлёбку телесных радостей. [35]
Жизнь для души уменьшает мелкие радости, но увеличивает самую большую духовную, как ветер задувает свечи и раздувает костёр. [36]
[Жизнь, соответствующая требованиям совести,] есть одна: жизнь по учению Христа. А эта жизнь разрушает всё то, что даёт радости мирской жизни. Правда, что жизнь по христианскому учению даёт другие, несравненно высшие радости, даёт свободу, спокойствие, уничтожает страх смерти. Но для этого нужно новое рождение, т. е. перенесение всей своей энергии жизни из личных интересов в служение богу, всегда, во всякий момент настоящего, не думая о последствиях. А рождение не бывает без мук. [37]
Есть пути, связывающие нас с миром и с его соблазнами, и есть нить, связывающая нас с богом. Всё стремление наше должно быть направлено на то, чтобы держаться на одной нити божьей. [38]
…Подумайте о том, кто вы, и перестаньте делать [зло]. Перестаньте – не для себя, не для своей личности, и не для людей, не для того, чтобы люди перестали осуждать вас, но для своей души, для того бога, который, как вы ни заглушаете его, живёт в вас. [39]
Благодарю Тебя, Господи, за жизнь и благо её. Помоги мне прожить её в любви. Не оставляй меня, чтобы мне помнить то, что Ты во мне, и что я жив только Тобою. [40]
Первый шаг к совершенствованию – в том, чтобы научиться отличать в нашей душе от других голосов голос бога. [41]
Бойтесь всего, что становится между вами и богом – духом, живущим в вашей душе. [42]
…Я на 82 году начинаю понимать немного, как надо жить для того, чтобы жизнь была неперестающая радость. Понимаю то, что надо всякий час, всякую минуту жизни так же помнить, так же живо представить себе присутствие судящего меня бога, как мы помним, живо представляем себе суждения о нас людей, так же руководиться этим сознаваемым нами его суждением, как руководимся в поступках предполагаемыми о нас суждениями людей. И как это изменяет всю жизнь и из путаной и тяжёлой делает ясной и радостной. [43]
Грешить – дело человеческое, оправдывать свой грех – дело дьявольское. [44]
Нет раскаяния – потому что нет движения вперёд, или нет движения вперёд, потому что нет раскаяния. Раскаяние это как пролом яйца или зерна, вследствие которого зародыш и начинает расти и подвергается воздействию воздуха и света, или это последствие роста, от которого пробивается яйцо. Да, (…) важное и самое существенное деление людей: люди с раскаянием и люди без него. [45]
Недовольство собой есть трение, признак движения. [46]
Плохо, если человек считает себя хорошим, потому что человек, считающий себя хорошим, не может делать того, в чём главное дело человека: делаться лучше. [47]
Человек – это дробь. Все качества, достоинства человека – числитель. Мнение же его о себе – знаменатель. Избави бог, если, как это часто бывает, разрастается до бесконечности знаменатель. [48]
Какое ужасное свойство – довольство собой, гордость. Это – замерзание человека, такое состояние, при котором человек лишается лучшей радости жизни – свободного и дружеского общения со всеми людьми. [49]
Только приписал себе значение большее, чем яблони, клёна, приносящих плоды, так лишил себя спокойствия, радости жизни, покорности смерти. [50]
Пора человеку узнать себе цену. И как удивительно сознание своей духовности даёт человеку в одно и то же время и высшее сознание своего достоинства, и низшее смирение… [51]
Смирение и сознание своего человеческого достоинства – одно и то же. [52]
Стоит только сознать себя смиренным, и тотчас же перестаёшь быть им. [53]
Как нужно, нужно отвыкнуть от мысли о награде, похвале, одобрении. За всё хорошее, что мы можем сделать, нам не может быть никакой отплаты. Плата вперёд получена нами такая, что с самым большим усердием не отработаешь её. [54]
…Подумал о том, что будет мне за то, что я буду жить хорошо, любовно, какие последствия для меня будет иметь эта жизнь? И вдруг ясна стала нелепость этого вопроса: какая награда мне будет за то, что я сольюсь с Богом, буду жить Богом? Какая награда мне будет за то, что я поем, когда голоден? Какие последствия будут от того, что я вступлю в то высшее состояние? Последствие то, что я найду себя. [55]
Низшая ступень – жизнь для похотей тела, чтобы угодить телу, вторая ступень – для одобрения людского, чтобы угодить людям, третья – для награды от Бога, чтобы угодить Богу вне себя, четвёртая, выше которой я не знаю, жизнь ни для чего, а только чтобы угодить Богу в себе. [56]
…Истинно добрые люди не ожидают себе награды за свои добрые дела и не помнят их. И не помнят не оттого, что хотят не помнить, а оттого, что то, что они делали, они делали для своей души. Они не помнят своих добрых дел, как не помнит человек своего дыхания. [57]
У человека есть только обязанности. [58]
Отношение к семье
Мать Толстого умерла, когда писателю было 2 года, отец скончался спустя 6 лет. Мучительные мытарства по тетушкам и опекунам, тоска по родительской любви нашли отражение в творчестве Толстого. Многие его произведения имеют автобиографические истоки.
В своих воспоминаниях Лев Николаевич признавался, что мечтал создать семью с 15 лет. Будучи состоявшимся писателем, он начал целенаправленно искать жену. В невестах побывали и соседка по имению, и дочь поэта Фёдора Ивановича Тютчева, и племянница высокопоставленного научного деятеля. Но все они по разным причинам не устраивали Толстого.
Позже писатель познакомился с Софьей Андреевной Берс, которая впоследствии и стала его женой. Историки до сих пор спорят, был ли этот выбор наилучшим. Ведь после венчания с Софьей Толстой написал в своем дневнике: «Не она».
С дневником Толстого связана печальная история, которая не прошла бесследно для семейного благополучия Толстых. Писатель принял решение показать свои откровенные записи молодой супруге. Дневник содержал детальные описания любовных похождений Толстого, а также информацию о внебрачном сыне, который был рожден от служанки. Софья Андреевна восприняла эти сведения крайне болезненно, они не давали ей покоя на протяжении всей жизни.
Несмотря на это, первые 15 лет брака были счастливыми и плодотворными. Толстой всегда хотел иметь много детей (всего в семье Толстых родилось 13 детей, пятеро умерли в младенчестве). Он был преданным мужем и зажиточным помещиком, сосредоточенным на преумножении богатства семьи.
В конце 1870-х годов в жизни Толстого случился духовный переворот, который изменил ценностные ориентиры. Писатель понял, что стяжательство, деньги, имущество – это зло. Он отписал всю собственность на имя жены и детей, отказался от гонораров и авторских прав на произведения, написанные после 1881 года. Толстой принял решение жить скромной жизнью во благо всех людей. Софья Андреевна не была готова к подобным переменам, что приводило к многочисленным конфликтам между супругами.
Л.Н. Толстой о смысле жизни
Л.Н. Толстой о СМЫСЛЕ ЖИЗНИ
…чтобы познать смысл жизни человека, надо прожить не менее 600 лет…Китайская пословица
На протяжении многих веков люди «бились» над вопросом о смысле жизни. Для чего мы живем? Неужели жизнь — это только потребление? Жить, чтобы умереть? Эти и подобные им вопросы во все времена занимали самое пристальное внимание как самых ярких и выдающихся, так и самых простых здравомыслящих людей своего времени.
Частично мы имеем ответы на эти вопросы в философских трудах и художественных произведениях величайших гениев человечества. На страницах великих книг Л.Н. Толстого начали жизнь его герои, ищущие, думающие над важнейшими вопросами: о жизни и смерти, о назначении человека на земле, об осознании собственного «Я».
В романе «Воскресение» главный герой князь Нехлюдов увидел свою личную вину в падении Катюши Масловой и вину своего класса в падении миллионов таких Катюш. «Бог, живший в нем, проснулся в его сознании», и Нехлюдов обрел ту точку обзора, которая позволила по-новому взглянуть на жизнь свою и окружающих и выявить ее полную внутреннюю фальшь. Толстой показывает превращение Нехлюдова из барина, легкомысленного прожигателя жизни, в искреннего христианина.
Герои Толстого идут по разным жизненным дорогам, по- разному видят смысл своей жизни: для кого-то это выгодная женитьба, успех в светском обществе, военная или придворная карьера, а для кого-то смысл жизни заключается совсем в другом. Почему? Ответ на этот и многие другие вопросы можно найти в книге Л.Толстого «Путь жизни».
Читая это удивительное произведение, вместе с Л.Н. Толстым открываешь такую простую и понятную истину, находишь ответы на самые важные вопросы: «Кто я?», «Зачем я?», «Как надо жить?», «Что такое жизнь? И в чем её смысл?», «Что правит миром?». Л.Н. Толстой писал: «Для доброй жизни нужен свет разума. А для того, чтобы разум был светел, нужна добрая жизнь. Одно помогает другому. А потому, если разум не помогает доброй жизни, это не настоящий разум. И если жизнь не помогает разуму, то это не добрая жизнь». В книге отчетливо прослеживается мысль: души человеческие, отделенные телами друг от друга и от Бога, стремятся к соединению с тем, от чего отделены, и достигают этого соединения с душами других людей – любовью и с Богом – сознанием своей божественности заключается смысл человеческой жизни.
Это чувствуют герои Л.Н. Толстого.
Именно в годы юности предпринята попытка определить цель жизни человека. «Я бы был несчастливейшим из людей, — писал Л.Н. Толстой 17 апреля 1847 года, — ежели бы я не нашел цели для моей жизни – цели общей и полезной» (Л.Н. Толстой, т. 46, стр. 31). Служение людям… Позднее в своей знаменитой книге Л.Н. Толстой напишет: «Всякий старается сделать себе как можно больше добра, а самое большое добро на свете в том, чтобы быть в любви и согласии со всеми людьми».
«Путь жизни» — плод мучительных раздумий над смыслом жизни. Л.Н. Толстой превратил себя в объект наблюдения, а цель одна: помочь людям. Какая сила духа! Стремление уберечь людей от злых помыслов, направить силы на добрые поступки. Работа велась на протяжении всей жизни. Не в каждом молодом человеке возникает желание создавать правила, которые нашли отражение в «Журнале ежедневных занятий». Вот одна из записей: «Будь верен своему слову. Ежели ты начал какое бы то ни дело, то не бросай его, не окончив…» (Л.Н. Толстой, т. 46. стр. 266-267).
Мудрое правило. Просто и лаконично. Может быть, следуя собственному совету, Лев Толстой создал произведения, восхищающие людей всего мира? Позднее, в книге «Путь жизни», великий писатель создал правило и для нас: «Для того, чтобы человеку хорошо прожить свою жизнь, ему надо знать, что он должен делать и чего не должен делать. Для того, чтобы знать это, ему надо понимать, что такое он сам и тот мир, среди которого он живет. Об этом учили во все времена самые мудрые и добрые люди всех народов». К таким людям принадлежал и сам Л.Н. Толстой. Всю свою жизнь достаточно долгую по человеческим меркам, он пытался перенять то, что накопило человечество за долгий период существования; особенно интересовали мысли, в которых нашла отражение вечная тема: добро и зло. Из «Голосов безмолвия» пришла в книгу браминская мудрость: «Дорожи добрыми мыслями своими и чужими, когда узнаешь их. Ничто не поможет тебе столько, сколько помогут добрые мысли для исполнения истинного дела твоей жизни».
Ведь именно в юности и надо определяться, что правит миром, что правит твоей душой? Добро или зло? И где та грань, которую нельзя переступить? Иначе погибнет душа…
Может ли человек что-нибудь сделать или все уже предписано? В книге Л.Н. Толстого можно найти примерно такой ответ: «Человек просит, чтобы ему помогли люди или Бог, а помочь ему никто не может, кроме его самого, потому что ему может помочь его добрая жизнь. А это может сделать только он сам» (Саади). По мнению Л.Н. Толстого, человек может решить сам свою судьбу, определить, что он будет делать в жизни, как поступать. Мудрый писатель предупреждал: «Если бы только мы чаще вспоминали о том, что никогда не вернешь потерянного времени, никогда не переделаешь сделанного зла, мы бы больше делали добра, меньше делали бы зла». Как просто сказано о сложном. Но почему так живуче зло? Почему нельзя его искоренить раз и навсегда? Тогда не было бы войн, революций, армий, государств, границ. Но люди живут по другим законам.
Л.Н. Толстой, наблюдая за человеческими поступками, писал: «Люди говорят, что можно воздавать злом за зло для того, чтобы исправлять людей! Это неправда! Люди обманывают себя. Люди платят злом за зло не для того, чтобы исправлять людей, а для того, чтобы мстить. Исправлять зло нельзя тем, чтобы делать зло». Как поступать? Причинили зло тебе, твоим близким, твоему народу… А как дальше? Терпеть? Молчать? Не замечать? Самому совершать зло, назвав это справедливостью? Л.Н. Толстой приводит в своей книге размышления Паскаля: «Чтобы быть всегда добрым, надо приучать себя к этому». Невольно задаешь вопрос: «Как стать добрым?». Вывод один: надо помогать людям, не требуя от них благодарности. Добро всегда бескорыстно.
С точки зрения самого Л. Н. Толстого, вопрос о смысле жизни – противоречие, между неотвратимостью смерти и присущей человеку жаждой бессмертия. Этот вопрос можно выразить так: «Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?»
Всегда ли он считал именно так? Был ли поиск истины?
Первая половина жизни Льва Толстого, по всем общепринятым критериям, сложилась очень удачно, счастливо. Граф по рождению, получил хорошее воспитание, богатое наследство. В жизнь он вступил как типичный представитель высшей знати. У него была буйная разгульная молодость. В 1851 годах служил на Кавказе, в 1854 годах участвовал в обороне Севастополя. Однако его основным занятием стала писательская деятельность. Хотя повести и рассказы приносили славу Толстому, а большие гонорары укрепляли состояние, тем не менее его писательская вера стала подрываться. Он увидел, что писатели играют не свою собственную роль: они учат, не зная, чему учить, и непрерывно спорят между собой о том, чья правда выше, в труде своем они движимы корыстными мотивами в большей мере, чем обычные люди, не претендующие на роль наставников общества. Не отказавшись от писательства, он оставил писательскую среду и после полугодового заграничного путешествия (1857) занялся педагогической деятельностью среди крестьян (1858). В течение года (1861) служил мировым посредником в спорах между крестьянами и помещиками. Но ничто не приносило Толстому полного удовлетворения. Разочарования, которые сопровождали каждую его деятельность, стали источником нарастающего внутреннего смятения, от которого ничто не могло спасти. Нараставший духовный кризис привел к резкому и необратимому перевороту в мировоззренческих взглядах Толстого. Этот переворот явился началом второй половины жизни. Вторая половина сознательной жизни Л. Н. Толстого явилась отрицанием первой. Он пришел к выводу, что он, как и большинство людей, жил жизнью, лишенной смысла — жил для себя. Все, что он ценил — удовольствия, слава, богатство, — подвержено тлену и забвению. «Я, — пишет Толстой, — как будто жил-жил, шел-шел и пришел к пропасти и ясно увидал, что впереди ничего нет, кроме погибели». Ложными являются не те или иные шаги в жизни, а само ее направление, та вера, точнее безверие, которое лежит в ее основании. А что же не ложь, что не суета? Ответ на этот вопрос Толстой нашел в учении Христа. Оно учит, что человек должен служить тому, кто послал его в этот мир — Богу и в своих простых заповедях показывает, как это делать. Толстой пробудился к новой жизни. Сердцем, умом и волей он принял программу Христа и посвятил свои силы целиком тому, чтобы следовать ей, обосновывать и проповедовать ее. Вопрос о том, чем была обусловлена столь резкая перемена жизнеустоев Л. Н. Толстого не имеет удовлетворительного объяснения, однако некоторые предположения можно сделать.
Что скрыто за вопросом о смысле жизни?
Причиной многих несчастий в жизни и неустройств, говорил Л.Н. Толстой, является то, что мы не живем согласно своим убеждениям, а совершаем много сделок с совестью. Нужно сохранять моральную чистоту, стремиться к самоусовершенствованию, а путь компромиссов не для этого.
Совесть — одно из выражений нравственного самосознания личности. Так называемая моральная личность имеет глубокое чувство неудовлетворенности собой, неукротимо ее стремление к совершенствованию, такая личность берет на себя вину за моральную неустроенность мира. Такой человек никогда не может быть спокойным, ибо он признает свой долг и ответственность за то, что происходит вокруг.
Духовная глубина такой личности дает нам пример того, каковыми должны мы быть, идеал Человека. Жизнь показывает, что без чувства совести хотя бы у большинства людей, цивилизация, построенная нами, обречена.
«Начинайте с себя, — говорит Л.Н. Толстой, — нет в жизни никого и ничего сильнее человека, когда он захочет быть свободным и сильным. Быть собой, по-своему верить и думать — разве это так трудно, разве это невозможно? …Борьба с собой и есть радость в жизни. Каждая маленькая над собой победа — шаг вперед. …Упади раз, два, три, но поднимись. И еще раз упади, но все равно поднимайся».
Кризис на пике благополучия
Толстой часто задумывался о смысле жизни, задавая себе вопрос: зачем что-то создавать, если в конечном итоге всё закончится смертью? Неотвратимость смерти сводила его с ума, и превращала человеческое существование в бессмыслицу. Иногда печальные мысли были настолько едкими, что Толстой видел единственный выход – самоубийство.
Однако, оглянувшись по сторонам, великий русский писатель замечал, что вопрос смысла бытия других людей не тревожит. И он решил понять: зачем люди живут, где находят для этого силы? Начались годы кропотливого поиска смысла жизни. Толстой обратился к церкви, став смиренным прихожанином, выучил иврит, чтобы изучать святые писания на языке оригинала, перечитал философские трактаты Сократа, Шопенгауэра, Сенеки, Спинозы.
Толстой обратился за ответами к простым людям. Он начал сближаться с простолюдинами, чья вера давала силы для жизни. Из графа и достопочтенного представителя высшего сословия Толстой превратился в благочестивого христианина, кающегося грешника, стыдливо прячущего свое богатство и семейное благополучие.
Историки теряются в догадках, что послужило причиной кризиса писателя. Многие сходятся во мнении, что отправной точкой стал возраст. 50 лет – экватор жизни. Эйфория заканчивается, вопрос неотвратимости смерти повисает в воздухе. Экзистенциальный кризис случился, когда Толстому было около 50-ти. Он имел все, о чем мечтает каждый человек: богатырское здоровье, крепкую семью, писательскую славу, уважение и почитание в обществе. Однако все это казалось Льву Николаевичу пустым.
Есть ли смысл?
Толстой пришел к выводу, что считать жизнь бессмысленной – нелогично и неэтично. Во-первых, вывод о бессмысленности жизни возникает в человеческом мозге, который сам является проявлением жизни. А значит, доверять такому выводу нельзя. Во-вторых, считать жизнь бессмысленной то же самое, что сравнивать её со злом, которое нужно пресекать немедленно. Получается, моралисты, типа, Шопенгауэра, Соломона или Будды должны были покончить с собой, вместо того, чтобы философствовать и развивать свои концепции.
Рассуждая дальше, Толстой понял: чтобы найти смысл объективно конечной жизни, нужно покинуть ее границы. Главный помощник в этом – разум, при помощи которого человек способен осознать бесконечность мира.
Две человеческие особенности привели Толстого к идее о бесконечности мира: возможность понять конечность бытия конкретного индивида на фоне бескрайности и непрерывности жизни в целом, и осознание своей неспособности к полной реализации потенциала.
От составителя
Меня спрашивали об этой книге: «Почему именно Толстой»?
А кто же ещё? Кто ещё, кроме Толстого, вплотную подошёл к той сфере знаний, для обитания в которой уже недостаточно общедоступных, обычных представлений о добре и морали, а требуется особое состояние сознания, дозревшего до предчувствия Синтеза?
«Лев Толстой – эзотерик?»
Да, как ни странно это может звучать. Читая эту книгу, вы забудете Толстого – категоричного отрицателя; перед вами предстанет созерцатель с сердцем, готовым к вмещению. Человек, свободный от страха утратить свои прежние убеждения, ставшие неугодными Истине. Человек, догадывающийся о подлинных свойствах Бога, Абсолюта и начавший уже произносить слова, которые даже ему самому иногда кажутся странными, но жить без которых он уже не в состоянии…
«Но будет ли такой портрет Толстого вполне правдивым?»
Для устремлённых – да! Ведь правда – это не то, что есть, а то, чем оно, преображаясь, становится. И если какой-то человек по-настоящему одержим идеей преображения, то можно со спокойной совестью о наивысшем, что есть в таком человеке, говорить, как о нём самом.
Максим Анатольевич Орлов
Религия и Бог
По Толстому, отношение человека к миру, его бесконечности – и есть религия. Поэтому не существует человека без религии, как не существует человека без сердца.
Толстой выделял три типа суждений о религии:
Великий писатель не считал эти представления о религии истинными, полагая, что они являются заблуждениями, удобными для человеческого ума.
Согласно воззрениям Толстого, Бог является символом религии. Он олицетворяет безграничность мира. Человек способен допустить существование Творца, но не может делать какие-либо содержательные утверждения о нем. Бог – предел человеческого знания, указывающий на ограниченность нашего понимания.
Человек может допустить существование Бога, но не может сказать, в какой форме он воплощен. Толстой был уверен: если человек не способен чего-то объяснить – это не значит, что его работает неправильно. Это говорит о том, что разум имеет естественные пределы.
Религия человека и отношение к Богу формируют веру, которую Толстой считал основой жизни. Вера – есть неосознанное знание о смысле человеческой жизни.
Мучимые Богом
Устами одного из своих отрицательных героев Достоевский говорит: «…Меня Бог всю жизнь мучил». Этот мучительный вопрос «бытия или небытия Бога» очевиден для многих, ибо если Его нет, то «человеку все будет позволено». И вот бесы входят в русский народ. Пророчество писателя прозвучало задолго до 1917-го. Трагизмом веяло от этого пророчества. Ведь зло в любой его форме – это жизнь в пустоте, это имитация жизни, подделка под нее. Это как свернутая вокруг пустоты стружка. Ведь зло не бытийно, оно не имеет реальной природы, это лишь обратная сторона правды и истины. Дьявол может быть только имитатором жизни, любви и счастья. Ведь подлинное счастье это со-частие, совпадение частей: моей части и Божией части; только тогда человек по-настоящему бывает счастлив. Именно в словах молитвы содержится тайна такого со-частия: «Да будет воля Твоя».
Тайна ложного счастья содержится в гордом: «Не Твоя воля, но моя да будет». Поэтому дьявол может быть только имитатором жизни, ибо зло – это парадоксальное существование в несуществующем, в том, что в еврейской традиции носит название «малхут». Зло поэтому возникает по мере нашего удаления от Бога. Как уход в тень не дает уже избытка света и тепла, а уход в подвал и вовсе этот свет скрывает от нас – так удаление от Творца умножает в нас грех и одновременно заставляет нас жаждать подлинной правды и света.
Лев Толстой тоже всю жизнь «мучился Богом», подобно героям Достоевского. Но Христос как Бог и Спаситель так и не родился в его сердце. Один западный богослов сказал замечательные слова по этому поводу: «Христос мог родиться сколь угодно много раз в любой точке нашей планеты. Но если Он однажды не родится в твоем сердце – то ты погиб». Вот эта гордыня человеческая – стать богом помимо Бога – есть подмена обожения человекобожием. «Начало гордости – удаление человека от Господа и отступление сердца его от Творца его; ибо начало греха – гордость» (Сир. 10:14). В сущности, гордость есть стремление, сознательное или бессознательное, стать богом помимо Бога, проявив себялюбие.
Святитель Тихон Задонский пишет: «Какое в скоте и звере замечаем злонравие, такое есть и в человеке, невозрожденном и необновленном благодатью Божьей. В скоте видим самолюбие: он хочет пищу пожирать, жадно хватает ее и пожирает, прочий скот не допускает и отгоняет прочь; то же есть и в человеке. Сам обиды не терпит, но прочих обижает; сам презрения не терпит, но прочих презирает; сам о себе клеветы слышать не хочет, но на других клевещет; не хочет, чтобы имение его было похищено, но сам чужое похищает… Словом, хочет сам во всяком благополучии быть и злополучия избегает, но другими, подобно себе, пренебрегает. Это есть скотское и мерзкое самолюбие!»
Вторит ему и святитель Дмитрий Ростовский: «Не хвались сам и хвалы от других не принимай с удовольствием, чтобы не принять здесь воздаяния за свои благие дела похвалой человеческой. Как говорит пророк Исайя: “Вожди твои вводят тебя в заблуждение и путь стезей твоих испортили». Ибо от похвалы рождается самолюбие; от самолюбия же – гордыня и надменность, а затем отлучение от Бога. Лучше ничего не сделать славного в мире, нежели сделав, безмерно величаться. Ибо фарисей, сделавший славное и похваляющийся – от возношения погиб; мытарь же, ничего благого не сделавший, смиренно спасся. Одному благие дела его от похвалы стали ямой, другой же смирением извлечен был из ямы; ибо сказано, что мытарь «пошел оправданным в дом свой…ˮ (Лк. 18:14)».
Безблагодатный гуманизм Толстого (то бишь религия, очищенная от веры в Бога) закладывает, по наблюдению Достоевского, основы неизбежной порочности человека и общества, поскольку критерий истины переносится из сакральной сферы в область человеческого своеволия. Поэтому никакого единства Истины, как и нравственного единства, быть при господстве таковой системы не может. «А без веры Богу угодить нельзя; поэтому всякий приходящий к Богу должен веровать, что Он существует и ищущим Его воздает».
Достоевский поэтому отказывается от подобного абстрактного гуманизма и пишет: «Русский народ весь в Православии и в идее его. Более в нем и у него ничего нет – да и не надо, потому что Православие – все. Православие есть Церковь, а Церковь – увенчание здания и уже навеки… Кто не понимает Православия – тот никогда и ничего не поймет в народе. Мало того: тот не может и любить русского народа, а будет любить его лишь таким, каким бы желал его видеть».
В отличие от метаний Толстого, именно любовь к Христу дала Достоевскому осознать и ощутить, что полнота Христовой истины сопряжена единственно с Православием. Это есть славянофильская идея: всех соединить в Истине может только тот, кто владеет ее полнотой. Поэтому славянская идея, по Достоевскому, это: «Великая идея Христа, выше нет. Встретимся с Европой во Христе». Сам Спаситель сказал: «Вы – свет миру; вы – соль земли. Если соль потеряет силу, чем сделаешь ее соленою…» Такой все осоляющей солью в записи мыслей Достоевского является именно идея Православия. Он пишет: «Наше назначение быть другом народов. Служить им, тем самым мы наиболее русские… Несем Православие Европе». (Достаточно вспомнить вклад русской эмиграции в дело православной миссии, которое связано с именами прот. Иоанна Мейендорфа, Георгия Флоровского, Сергия Булгакова, Василия Зеньковского, Владимира Лосского, И. Ильина, Н. Бердяева и т. д.).
Заканчивает свой дневник писатель так: «Славянофилы ведут к истинной свободе, примиряя. Всечеловечность русская – вот наша идея». И сущность свободы – не бунт против Бога, ведь первым революционером был дьявол, восставший против Бога; подобным же образом протест против монаршего мироустройства поднял и Толстой, став в одночасье «зеркалом русской революции». Тогда как о Достоевском следует заметить, что Евангелие открыло ему тайну человека, засвидетельствовало, что человек не обезьяна и не святой ангел, но образ Божий, который по своей изначальной богоданной природе добр, чист и прекрасен, однако в силу греха глубоко исказился, и земля сердца его стала произращать «тернии и волчцы». Поэтому-то состояние человека, которое называется теперь естественным, в действительности – больное, искаженное, в нем одновременно присутствуют и перемешаны между собой семена добра и плевелы зла. Не случайно все творчество Достоевского – о страдании. Все его творчество – теодицея: оправдание Бога перед лицом зла. Именно страдания выжигают плевелы зла в человеке: «Большими скорбями надлежит войти в Царствие Небесное»; «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие пойдут ими… Стремитесь войти тесными вратами – ибо тесные врата и узок путь ведут в жизнь вечную», – свидетельствует Писание.
Безбожное стремление к счастью есть несчастье и гибель души. Ведь подлинное счастье – это стремление научиться делать счастливыми других: «Мы ничего не имеем, но всех обогащаем» – так утверждает апостол. А ты говоришь, что «…богат, разбогател и ни в чем не имеешь нужды; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и наг, и нищ, и слеп…» (Откр. 3:17).
Страдание, через которое изживается грех, очищает душу и дает истинное счастье ее обладателю. Следует помнить, что временное земное счастье, если оно не прорастает в вечность, не может удовлетворить человека. Парадокс в том, что критерии счастья духовного приобретаются самоограничением земных удовольствий и радостей.
Не путем ниспровержения государственных устоев и институций ищет Достоевский новых «горизонтов истины» в жизни человечества, а повествованием одного из характерных эпизодов в романе «Преступление и наказание». Этот эпизод есть смысловой и энергетический узел всего творчества писателя. Там, где Соня Мармеладова читает Раскольникову, по его требованию, евангельский эпизод воскрешения Лазаря – это дает мощный очищающий разряд душе человека. Без веры невозможно воскресение, ведь Сам Спаситель сказал о том, что услышал Раскольников в чтении Сони: «Я есть воскресение и жизнь; верующий в Меня если и умрет, оживет…» (Ин. 11:25). Воскрешение Лазаря есть величайшее чудо, совершенное Спасителем в Его земной жизни. И такое чудо возможно было лишь Богу, а не человеку. Неверие в достоверность этого события – есть неверие во всемогущество Бога.
Не толстовское создание «своей религии», свободной от веры, а воцерковление всего человечества – вот главная идея Достоевского. Однако есть сила, препятствующая этому, – католицизм, который зиждется на трех слагаемых: чуде, тайне и авторитете. Католический папоцезаризм – это попытка церкви опереться на государственный меч, где приоритетными становятся политические идеи и мирские пристрастия. Православный святитель Феофан Затворник по этому поводу сказал так: «Чем больше пристрастий, тем меньше круг свободы». Прельщаясь, человек мечтает о себе, будто бы наслаждается полной свободой. Узы этого пленника – это пристрастие к лицам, вещам, идеям недуховным, с которыми больно расстаться. Но подлинная свобода неразлучна с истиной, поскольку последняя освобождает от греха: «Познайте истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32).
У коммунистических идеологов, приход которых по сути и санкционировал Толстой, понятие свободы коренится не в слове Евангелия, а в повествовании о грехопадении человека (роман «Бесы»), который срывает плоды с запретного дерева, чтобы «самому стать Богом». Свободе как послушанию Божьей воле гордец противопоставляет свободу революционного почина (безбожный Интернационал). Борьба этих двух свобод представляет собой основную проблему всего человечества: «Дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца человеческие» (Достоевский).
Писатель через без-образие революционных идей стремится прозреть горнюю Истину, которая спасет мир. Осмысление Красоты и самой идеи спасения мира Красотою невозможно вне раскрытия природы этой Красоты. Русский философ Николай Бердяев писал: «Через всю жизнь свою Достоевский пронес исключительное, единственное чувство Христа, какую-то иступленную любовь к Его Лику. Во имя Христа, из бесконечной любви к Христу порвал Достоевский с тем гуманистическим миром, пророком которого был Белинский. Вера Достоевского во Христа прошла через горнило сомнений и закалена в огне».
«Красота спасет мир» – эти слова принадлежат Ф. М. Достоевскому.
Позже поэт Бальмонт напишет:
Одна есть в мире Красота, Любви, печали, отреченья, И добровольного мученья За нас распятого Христа.
Наоборот, Л. Толстой пришел к отрицанию Божественной природы Христа-Спасителя. Он изначально отвергает веру и тайну Воскресения Его как основу своей новой придуманной им религии – поэтому и низводит упование на грядущее блаженство с неба на землю. Его вера прагматична – устроение Царства свободы здесь на земле, «по справедливости». Идея бессмертия в этом случае не нужна, ибо для писателя бессмертие – это мы в поколениях. Заповеди не несут теперь никакого сакрального значения, ведь Сам Христос лишь человек-философ, «удачно сформулировавший свои мысли», чем и объясняется Его успех. Толстовство, по сути, – это устроение своими лишь усилиями земного царства на рациональной основе. Но поврежденная грехом природа человека не приведет к гармонии все человечество. Это теперь аксиома, не требующая доказательств: «Если слепой поведет слепого, то оба упадут в яму» – так говорит Писание. Коммунисты прельстили русский народ и увели его в эту самую «яму». Будучи сами рабами греха, они решили «осчастливить» человечество своими бредовыми идеями – вся эта бесовская рать во главе с лениными, свердловыми, дзержинскими и прочим сбродом ввергла человечество в кровавый хаос, а не вывела на дорогу свободы и любви. Сколько материнских слез и проклятий легло на этих извергов, и Небо, очевидно, услышало эти слезы. Так и висит непохороненный мавзолейный труп между небом и землей как кара Божия в укор всем племенам, народам и языкам… Да и сам идеолог «Царства Божия на земле» Толстой умер без напутствия и отпевания, постылой смертью, захороненный даже не на кладбище, а в роще, без креста на могиле. Воистину, Бог поругаем не бывает!
Негодование Толстого против цивилизации выразилось в том, что он призвал к «опрощению жизни» – стал носить лапти, косоворотку, встал за плуг, отказался от мяса. Так развлекался барин от жиров многих в фамильном имении своем… Чего же не поюродствовать и не поиграть в толстовство при немалом имении, крепостных крестьянах, многочисленных домочадцах, при верной супруге Софье Андреевной, от которой он имел тринадцать детей; призывал к уничтожению всех государственных институций, но при этом пользовался всеми благами, которые эти самые институции ему предоставляли…
Нравственные аспекты жизни
Продолжая рассуждать на тему смысла жизни, Толстой выделял два подхода к существованию человека в мире: жизнь ради себя и жизнь для Бога. Под жизнью ради себя писатель подразумевал достижение земных целей, характерных для конечного бытия. Жизнь для Бога – это жизнь во благо, ради человеческого существования в бесконечном его продолжении.
Жить не так, как хочешь ты, а так, как хочет Бог – значит пожертвовать собой, отдать все, чем владеешь, другому человеку – такова формула нравственности, по мнению Толстого. Отказ от своеволия, эгоцентированности – есть отказ от насилия.
Можно выделить три ключевых момента, которые вкладывал Толстой в понятие нравственности:
Именно в этике ненасилия Толстой нашел смысл своего существования.
Отношение к государству
По мнению Толстого, деятельность правителей государства основана на насилии и желании властвовать над людьми, подчиняя их своей воле. Писатель выделял три способа порабощения, которые применяет правящий класс по отношению к простому народу:
Лев Николаевич видел возможность освобождения от рабства государства через самосовершенствование, духовное пробуждение и отказ от насилия. Пока люди ставят власть государства выше нравственных принципов, до тех пор и останутся они рабами, утверждал Толстой.
Критика Церкви
Произошедший со Львом Николаевичем духовный переворот на фоне осмысления жизни изменил его отношение к Церкви, как к социальному институту. Толстой считал, что Церковь перестала быть нравственным руководителем общества, поскольку не предъявляет к христианину никаких моральных требований. Скорее наоборот, Церковь подстроилась под исторически сложившийся уклад жизни, признав рабство и войны, разводы и суды.
По мнению Толстого, религия стала оправданием государственного порядка, который проявляется, как главенство одних над другими. А Церковь – лишь приманка. С ее помощью можно легко управлять, подавлять и властвовать над людьми.
Писатель считал глупой историю о грехопадении первого человека, не принимал понятие Троицы, отрицал существование ада и рая. Он считал церковные таинства «собранием суеверий и колдовства». После смерти писатель завещал ни в коем случае не подпускать к его мертвому телу священнослужителя и не совершать традиционных церковных обрядов.
В итоге Толстой пришел к полному отрицанию Церкви и всех ее догм, считая, что этот институт не имеет права навязывать свои указания людям. В ответ Священный Синод отлучил графа Льва Николаевича Толстого от Православной Церкви, опубликовав соответствующее Послание в газете в 1901 году.
Споры о «правильности» воззрений Толстого идут до сих пор. Мы считаем, что из его философии нужно взять лучшее и руководствоваться в своей жизни идеями доброты и ненасилия, гуманности и любви. Благотворность их влияния неоспорима. Будьте милосердны, друзья. Пусть в вашей душе живет гармония!
Советуем также прочитать:
Творческие доминанты
Творческие доминанты Достоевского и Толстого различны. Оттого различен и результат. Религиозно-философский подход Толстого рационален, Достоевского – иррационален. Автор «Войны и мира» всю жизнь прожил горделивым желанием все объяснить по-своему; автор «Братьев Карамазовых» – жаждой веры. Еще в 1855 году, в возрасте 26 лет, Лев Толстой запишет в своем дневнике: «Разговор о божественном и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта – основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле». Оттого один увидел во Христе лишь идеолога и учителя, а другой Истину: «…Если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной». Это философское кредо Достоевского нашло свое подтверждение и разработку в его литературных произведениях.
Толстовская рациональная «религия без веры» нашла свое развитие в идеологии теософии и современного движения Нью Эйдж, где все в основном строится на пантеистическом монизме. Достоевского всегда привлекала искренняя вера во Христа, которую он видел среди простого русского народа. Толстой же считал, что народ не понимает Евангелия и христианства так, как надо. Кстати, такой подход Толстого весьма пророчески изображен во многих эпизодах некоторых романов Достоевского. Всем известный герой Алеша Карамазов передает Коле Красоткину мнение одного немца, жившего в России: «Покажите русскому школьнику карту звездного неба, о которой он до сих пор не имел понятия, и он завтра же возвратит всю эту карту исправленной». «Никаких знаний и беззаветное самомнение – вот что хотел сказать немец про русского школьника», – говорит Алеша. На фоне такого «пересмотра мироздания» самоуверенный автор «Исследования догматического богословия» Лев Толстой выглядит действительно школьником. В 1860 году Толстому придет в голову мысль написать «материалистическое Евангелие» (отдаленный прообраз кодекса строителя коммунизма). Много лет спустя он воплотит свое намерение, создав свой перевод Нового Завета, который, однако же, не произведет впечатления даже на последователей толстовской ереси. Не нашлось желающих вникать в материалистические бредни великого гения.
Другой герой романа Достоевского «Бесы» – безбожник Степан Верховенский, который подобно Льву Толстому, ради «великой идеи», оставив комфортную жизнь, пустится в свое последнее странствование, тоже одержимый мыслью «изложить народу свое Евангелие». Ответ на вопрос, чем может закончиться пересмотр евангельских истин и христианских ценностей, опять-таки можно найти в произведениях Достоевского. Его интересует не столько жизнь в ее чувственно-осязаемых проявлениях (хотя отчасти и это тоже), сколько метафизика жизни. Здесь писатель не стремится к внешнему правдоподобию: для него важнее «последняя правда».
Идея «если нет Бога, то все позволено» – не нова в романах Достоевского, не мыслящего себе нравственности вне Христа, вне религиозного сознания. Однако один из героев романа «Бесы» в этой идее идет до логического конца, утверждая то, на что не осмеливался ни один из последовательных атеистов: «Если Бога нет, то я сам бог!» Используя евангельскую символику, герой романа Кириллов совершает как будто всего лишь формальную перестановку частей слова, но в ней заключена сердцевина его идеи: «Он придет, и имя ему Человекобог». Писание говорит нам о Богочеловеке – Иисусе Христе. И мы в Нем обоживаемся по мере нашей верности и следования Ему. Но здесь не вечный Бог обретает человеческую плоть, а, наоборот, отвергнув Христа, «старого ложного Бога», который есть «боль страха смерти», богом всемогущим и абсолютно свободным становится сам человек. Именно тогда все узнают, что «они хороши», потому что свободны, а когда все станут счастливы, то мир будет «завершен», и «времени больше не будет», и человек переродится даже физически: «Теперь человек еще не тот человек. Будет новый человек, счастливый и гордый».
А ведь создание не только нового человека, но и целой новой, избранной расы со сверхспособностями является одной из главных задач современных оккультных и околооккультных учений (достаточно вспомнить гитлеровскую организацию «Ананэрбе» с ее попытками проникнуть в Шамбалу для получения сакральных знаний и сверхразрушительного оружия).
Следует отметить, что эта идея Кириллова (одного из героев романа «Бесы») оказалась одной из самых привлекательных и плодотворных для развития философской литературы и философской мысли конца XIX – начала XX века. По-своему использовал ее и Ф. Ницше, на ней же во многом основывал свой вариант экзистенциализма писатель А. Камю, и даже в раннем творчестве М. Горького, бескомпромиссного идейного противника Достоевского, отчетливо просматриваются программные кирилловские идеи о новом, свободном, счастливом и гордом Человеке (особенно симптоматично совпадение эпитетов «новый человек», «счастливый и гордый человек» у Кириллова и «Человек – это звучит гордо» у М. Горького). Чтобы последнее сопоставление не выглядело надуманным, следует привести еще отзыв В. Г. Короленко о поэме Горького «Человек»: «Человек господина Горького, насколько можно разглядеть его черты, есть именно ницшенианский «сверхчеловек»; вот он идет «свободный, гордый, далеко впереди людей… он выше жизни…»
Не случайно роман носит название «Бесы». Все эти Верховенские, Кирилловы, Шигалевы (герои романа) пытаются «устроить» людям будущее счастье, причем никто не спрашивает самих людей, а нужно ли им это самое «счастье»? Ведь, действительно, люди это только «материал», «тварь дрожащая», а они «право имеют». Здесь к месту вспомнить лозунг, прибитый к воротам ГУЛАГа: «Загоним железным кулаком диктатуры пролетариата человечество в счастье».