в ранней юности старец промолвил в ответ я боялся раскинуть мозгами
В ранней юности старец промолвил в ответ я боялся раскинуть мозгами
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Алиса в стране чудес. Про папу Вильяма.
«У меня, хоть и стал я уже стариком,
Голова совершенно пустая.
Раньше я ежедневно болтал языком,
А теперь я ногами болтаю!»
«Я, приятель, ужасно боюсь темноты,
И в подвале воспитывал волю.
А теперь будешь волю воспитывать ты.
Залезай! Я, конечно, позволю».
«Проглотить? Проглотил. Я не спорю, мой друг.
Но твои замечания мелки.
За едой я бываю слегка близорук,
И, наверное, спутал тарелки».
«Слушай, милый ребенок, твоя болтовня
Не выводит меня из терпенья,
Только лучше заткнись, а не то у меня
Головой сосчитаешь ступени!»
— Старикашка! — сынок обратился к отцу, —
Голова твоя так поседела,
Что стоять вверх ногами тебе не к лицу!
Не пора ли бросать это дело?
— В детстве я не рискнул бы, — ответил старик, —
Вдруг да что-то стрясется с мозгами!
Но теперь, убедившись, что риск невелик,
Я люблю постоять вверх ногами!
— Ты старик— молвил сын. — И, как все говорят, —
Ты не тоньше бочонка для пива,
Ты же крутишь по десять кульбитов подряд —
Как по-твоему, это красиво?
— В детстве, мальчик, я был, как волчок заводной:
Приобрел я у старой чертовки
Чудо-мазь для гимнастов «Тряхнем стариной».
Хочешь банку? Отдам но дешевке!
— Ты беззубый старик, — продолжал лоботряс, —
Пробавлялся бы манною кашей!
Ты же гуся (с костями!) съедаешь за раз!
Что мне делать с подобным папашей?
— С детства, мальчик, я стать адвокатом мечтал,
Вел судебные споры с женою;
И хотя я судейским, как видишь, не стал —
Но зато стала челюсть стальною!
— Ты старик! — крикнул сын. — Спорить станешь ты зря.
Организм твой изношен и хрупок.
А вчера ты подкидывал НОСОМ угря!
Разве это приличный поступок?
– Папа Вильям, – сказал любопытный малыш, –
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?
– В ранней юности, – старец промолвил в ответ, –
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами.
– Ты старик, – продолжал любопытный юнец, –
Этот факт я отметил вначале.
Почему ж ты так ловко проделал, отец,
Троекратное сальто-мортале?
– В ранней юности, – сыну ответил старик, –
Натирался я мазью особой.
На два шиллинга банка – один золотник,
Вот, не купишь ли банку на пробу?
– Ты немолод, – сказал любознательный сын, –
Сотню лет ты без малого прожил.
Между тем двух гусей за обедом один
Ты от клюва до лап уничтожил.
– В ранней юности мышцы своих челюстей
Я развил изучением права,
И так часто я спорил с женою своей,
Что жевать научился на славу!
– Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря
На неловкость такого вопроса:
Как сумел удержать ты живого угря
В равновесье на кончике носа?
– Нет, довольно! – сказал возмущенный отец. –
Есть границы любому терпенью.
Если пятый вопрос ты задашь, наконец,
Сосчитаешь ступень за ступенью!
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Алиса в Стране чудес и в Зазеркалье
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
АЛИСА В СТРАНЕ ЧУДЕС И В ЗАЗЕРКАЛЬЕ
ЛЬЮИС КЭРРОЛЛ
80-е годы XIX в.
Две сказки английского писателя Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес» и «Сквозь Зеркало и Что там увидела Алиса» (или «Алиса в Зазеркалье») давно уже стали достоянием мировой культуры. Их судьба уникальна: написанные для детей, они не только вошли в классику литературы для взрослых, но и вызывают в наши дни самое пристальное внимание представителей гуманитарных и естественных наук. Интерес этот неслучаен, ибо создатель этих сказок, Чарлз Лютвидж Доджсон, выступавший в литературе под именем Льюиса Кэрролла, был профессиональным математиком, немало размышлявшим над различными аспектами математики и смежных с нею проблем, которые в середине прошлого века еще не оформились в самостоятельные науки. Кэрролл предвосхитил и на интуитивном уровне постиг многое из того, что лишь десятилетия спустя стало достоянием науки; его научные прозрения нашли свое особое выражение в тексте сказок. «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье», таким образом, возникли на пересечении двух планов, планов художественного и естественнонаучного мышления, что и объясняет своеобразие этого памятника и широту интереса к нему.
В академическое издание «Алисы в Стране чудес» и «Алисы в Зазеркалье» включены тексты обеих сказок в сопровождении комментария Мартина Гарднера, раскрывающего, в частности, их научный смысл, а также воссоздающего литературный, полемический и биографический фон обеих сказок. В комментарии Гарднера внесены некоторые сокращения: они касаются объяснений редких английских слов, ныне не понятных даже англичанам, но переданных в переводе, объяснений английских острот и каламбуров, параллельных мест из документов, цитируемых в статьях Честертона, Де ла Мара и др., деталей экранизаций и театральных постановок «Алисы в Стране чудес» в Соединенных Штатах и пр.
В раздел «Дополнения» вошли недавно найденный эпизод из «Алисы в Зазеркалье», исключенный Кэрроллом из корректуры, а также работы известных писателей и ученых, комментирующих различные стороны личности и творчества Кэрролла. Это, с одной стороны, такие видные представители английской художественной литературы, как Г. К. Честертон, Вирджиния Вулф, Уолтер Де ла Map, которые воссоздают облик Кэрролла и интерпретируют его творческий метод. С другой стороны, это видные представители научного знания, которые комментируют сказки Кэррола с позиций современной науки. Сюда относятся работы как зарубежных (математика М. Гарднера), так и отечественных ученых (математика Ю. А. Данилова, физика Я. А. Смородинского, психолога С. Г. Геллерштейна).
В раздел «Приложения», помимо статьи Н. М. Демуровой о месте Кэрролла в английской литературе XIX в., включена статья того же автора «О некоторых принципах перевода сказок Кэрролла», в которой анализируются трудности, встающие перед переводчиком Кэрролла, и излагаются некоторые основные принципы перевода.
Несколько слов о структуре fb2 файла
[1] — примечания и комментарии Н. М. Демуровой, примечания редактора, примечания авторов статей. Принадлежность примечаний указывается отдельно.
Роберт Саути. Стариковские радости.
Перевод. Роберт Саути. Стариковский радости и как он их обрёл». 1799 г.
Robert Southey. The Old Man’s Comforts and How He Gained Them». 1799 г.
— Ты стар, отец Вильям! — воскликнул юнец, —
Затылок с проплешиной и весь седой,
Но пышешь здоровьем и духом, отец,
Скажи, отчего ты такой молодой?
— Все юные годы, — отец отвечал, —
Я помнил, что жизни река быстротечна,
Здоровье своё почём зря не терял,
С тех пор полон сил и энергии я.
— Ты стар, отец Вильям! — воскликнул юнец, —
Уж страсти любовные канули в Лету.
Но это тебя не печалит, отец,
Скажи, поделись по секрету.
— Когда был я молод, — ответил отец, —
Я помнил, что юность — мимолётное счастье.
О будущем думал и делал я всё,
Чтоб грело меня моё прошлое солнцем.
— Ты стар, отец Вильям, — воскликнул юнец, —
И жизнь тебя гонит поганой метлой.
Ты ж весел, глядишь смерти прямо в лицо,
Отец, поделись своей тайной.
— Я молод душой, — отец Вильям сказал, —
И это — мой главный секрет, понимаешь.
С младых ногтей верил я в Бога истово,
И Он, щит мой, — не забыл меня в старости!
————————————————
ДАЛЕЕ ОРИГИНАЛ С ПОДСТРОЧНИКОМ И ДРУГИЕ ПЕРЕВОДЫ
————————————————
Роберт Саути. «Утешения/блага/комфорт старика и как он их обрёл», 1799 г.
Robert Southey. The Old Man’s Comforts and How He Gained Them», 1799 г.
– Вы стары, отец Вильям! – воскликнул юнец, «YOU ARE OLD, FATHER WILLIAM,» THE YOUNG MAN CRIED,
Пучок волос, что остался, сед «THE FEW LOCKS WHICH ARE LEFT YOU ARE GREY;
Вы крепкий, Отец Вильям, душевный старик; YOU ARE HALE, FATHER WILLIAM, A HEARTY OLD MAN;
А теперь назовите причину, я умоляю. NOW TELL ME THE REASON, I PRAY.»
– В дни моей юности, – отец Вильям ответил, «IN THE DAYS OF MY YOUTH,» FATHER WILLIAM REPLIED,
Я помнил, что молодость весьма быстротечна, «I REMEMBER’D THAT YOUTH WOULD FLY FAST,
И не растрачивал здоровье и энергию изначально, AND ABUS’D NOT MY HEALTH AND MY VIGOUR AT FIRST,
Чтобы не испытывать в них нужду напоследок. THAT I NEVER MIGHT NEED THEM AT LAST.»
– Вы стары, отец Вильям, – воскликнул юнец, «YOU ARE OLD, FATHER WILLIAM,» THE YOUNG MAN CRIED,
А удовольствия с молодостью уходят. «AND PLEASURES WITH YOUTH PASS AWAY.
Но вы не плачетесь, что канули дни; AND YET YOU LAMENT NOT THE DAYS THAT ARE GONE;
А теперь назовите причину, я умоляю. NOW TELL ME THE REASON, I PRAY.»
– В дни моей молодости, – отец Вильям ответил, «IN THE DAYS OF MY YOUTH,» FATHER WILLIAM REPLIED,
Я помнил, что молодость не может быть вечной; «I REMEMBER’D THAT YOUTH COULD NOT LAST;
Я думал о будущем, и я делал всё, I THOUGHT OF THE FUTURE, WHATEVER I DID,
Чтоб не горевать никогда о прошлом. THAT I NEVER MIGHT GRIEVE FOR THE PAST.»
– Вы стары, отец Вильям, – воскликнул юнец, «YOU ARE OLD, FATHER WILLIAM,» THE YOUNG MAN CRIED,
А жизнь, вероятно, торопится прочь; «AND LIFE MUST BE HAST’NING AWAY;
Вы ж бодры и общительны до последнего вздоха; YOU ARE CHEERFUL AND LOVE TO CONVERSE UPON DEATH;
А теперь назовите причину, я умоляю. NOW TELL ME THE REASON, I PRAY.»
– Я весел и юн, – отец Вильям сказал, «I AM CHEERFUL, YOUNG MAN,» FATHER WILLIAM REPLIED,
Причина этого, обращаю внимание, в том, «LET THE CAUSE THY ATTENTION ENGAGE;
Что в пору моей юности в Бога я верил IN THE DAYS OF MY YOUTH I REMEMBER’D MY GOD!
И он не забыл меня в старости. AND HE HATH NOT FORGOTTEN MY AGE.»
————————————————-
Ты уж стар, папа Вильям, — воскликнул юнец, —
Волос сед твой и редок, взгляни,
Но и в старости здрав ты и крепок, отец;
Отчего так? Прошу, объясни».
«С юных дней я, — сказал папа Вильям в ответ, —
Помнил: быстры мгновенья весны,
И не тратил напрасно здоровья и сил,
Словно больше они не нужны».
«Ты уж стар, папа Вильям, — воскликнул юнец, —
Где все радости? В прошлом они.
Только ты не грустишь об ушедших годах;
Отчего так? Прошу, объясни».
«С юных дней я, — сказал папа Вильям в ответ, —
Помнил: юность не вечна моя,
И, поскольку о будущем думал всегда,
Не жалею о прожитом я».
«Сын, я весел, — ответил старик, — и хочу,
Чтоб усвоил ты твёрдо вполне:
С юных дней я о Господе не забывал,
И Господь не забыл обо мне».
— Папа Вильям, — сказал любопытный малыш, —
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?
— В ранней юности, — старец промолвил в ответ, —
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами.
— Ты старик, — продолжал любопытный юнец, —
Этот факт я отметил вначале.
Почему ж ты так ловко проделал, отец,
Троекратное сальто-мортале?
— В ранней юности, — сыну ответил старик, —
Натирался я мазью особой.
На два шиллинга банка — один золотник,
Вот, не купишь ли банку на пробу?
— Ты немолод, — сказал любознательный сын, —
Сотню лет ты без малого прожил.
Между тем двух гусей за обедом один
Ты от клюва до лап уничтожил.
— В ранней юности мышцы своих челюстей
Я развил изучением права,
И так часто я спорил с женою своей,
Что жевать научился на славу!
— Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря
На неловкость такого вопроса:
Как сумел удержать ты живого угря
В равновесье на кончике носа?
— Нет, довольно! — сказал возмущённый отец. —
Есть границы любому терпенью.
Если пятый вопрос ты задашь, наконец,
Сосчитаешь ступень за ступенью!
«Ты уж стар, папа Вильям, — юнец произнёс, —
Волос твой побелел радикально,
Но стоишь вверх ногами! Ответь на вопрос —
В твоём возрасте это нормально?».
«С юных дней, — папа Вильям промолвил в ответ, —
Думал я — это мозгу опасно,
Но поняв, что мозгов в голове моей нет,
На макушке стою ежечасно».
«Ты уж стар, — молвил сын, — как я раньше сказал,
Да и жиром изрядно набит;
Отчего ж ты не входишь, как прочие, в зал,
А в дверях исполняешь кульбит?».
«С юных дней, — молвил старец, тряхнув сединой, —
Я поддерживал гибкой осанку,
Ибо мазал конечности мазью одной —
Вот, не купишь ли? Шиллинг за банку!».
«Ты уж стар, твоя челюсть беззубая вся,
Ей лишь студень жевать остаётся;
Ты ж съедаешь с костями и клювом гуся —
Объясни, как тебе удаётся?».
«Ты уж стар, — молвил сын, — и, вообще говоря,
Глаз твой менее зорок, чем прежде,
Как же ты в равновесии держишь угря
На носу? Объясни мне, невежде».
«Хватит! На три вопроса получен ответ! —
Крикнул старец нахальному сыну, —
Целый день, что ли, слушать мне этакий бред?
Прочь ступай, или с лестницы скину!».
«Дядя Вильям, — спросил удивлённый малыш, —
Отчего ты стоишь вверх ногами?
Отчего ты друзьям и знакомым велишь
Называть рукава сапогами?».
«У меня, хоть и стал я уже стариком,
Голова совершенно пустая.
Раньше я ежедневно болтал языком,
А теперь я ногами болтаю!»
«Дядя Вильям, — юнец к джентльмену воззвал, —
Ты не слишком изящный мужчина,
Но как драная кошка, залез ты в подвал.
В чем подобной сноровки причина?».
«Я, приятель, ужасно боюсь темноты,
И в подвале воспитывал волю.
А теперь будешь волю воспитывать ты.
Залезай! Я, конечно, позволю».
«Дядя Вильям, — спросил шалопай старика, —
Тебе сварена манная кашка.
Как же ты умудрился в четыре глотка
Проглотить молодого барашка?»
«Проглотить? Проглотил. Я не спорю, мой друг.
Но твои замечания мелки.
За едой я бываю слегка близорук,
И, наверное, спутал тарелки».
«Дядя Вильям, — мальчишка воскликнул, дрожа, —
Всем известно, что ты непоседа,
Но зачем в зоопарке ты дразнишь моржа
И за что укусил муравьеда?».
«Слушай, милый ребёнок, твоя болтовня
Не выводит меня из терпенья,
Только лучше заткнись, а не то у меня
Головой сосчитаешь ступени!».
— Старикашка! — сынок обратился к отцу, —
Голова твоя так поседела,
Что стоять вверх ногами тебе не к лицу!
Не пора ли бросать это дело?
— В детстве я не рискнул бы, — ответил старик, —
Вдруг да что-то стрясётся с мозгами!
Но теперь, убедившись, что риск невелик,
Я люблю постоять вверх ногами!
— Ты старик — молвил сын. — И, как все говорят, —
Ты не тоньше бочонка для пива,
Ты же крутишь по десять кульбитов подряд —
Как по-твоему, это красиво?
— В детстве, мальчик, я был, как волчок заводной:
Приобрёл я у старой чертовки
Чудо-мазь для гимнастов «Тряхнём стариной».
Хочешь банку? Отдам но дешёвке!
— Ты беззубый старик, — продолжал лоботряс, —
Пробавлялся бы манною кашей!
Ты же гуся (с костями!) съедаешь за раз!
Что мне делать с подобным папашей?
— С детства, мальчик, я стать адвокатом мечтал,
Вёл судебные споры с женою;
И хотя я судейским, как видишь, не стал —
Но зато стала челюсть стальною!
— Ты старик! — крикнул сын. — Спорить станешь ты зря.
Организм твой изношен и хрупок.
А вчера ты подкидывал носом угря!
Разве это приличный поступок?
— Ты, мой сын, — покосился старик на сынка, —
Хоть и молод — нахал и зануда!
Есть вопрос у меня: Ты дождёшься пинка —
Или сам уберёшься отсюда?!
«В ваши годы, отец, — обратился сынок
К совершенно седому отцу, —
Кверх ногами так часто стоять я б не смог,
Да и вряд ли вам это к лицу».
«В твои годы, сынок, — отвечает отец, —
Я лелеял макушку свою.
Но теперь опустело под ней наконец.
И я вдоволь на ней постою».
«В ваши годы, отец, вы чрезмерно жирны,
Ни за что не согнётесь в дугу.
Но для вас кувырнуться разок — хоть бы хны!
Что за резвость — понять не могу!»
«В твои годы, сыпок, чтобы резвость сберечь,
Я втирал специальный бальзам.
Видишь баночки эти? О них вот и речь.
Хочешь, парочку штучек продам?»
«В ваши годы вздыхают: мол, сила-то — вся!
И особенно у челюстей.
Как же вы в одиночку убрали гуся,
Целиком, не оставив костей?»
«В твои годы сутяга я был хоть куда!
У жены научиться сумел.
И не будет такого со мной никогда,
Чтобы я ухватил да не съел!»
«В наши годы, отец, вообще говоря,
Тяжелы кой-какие профессии.
Как же вы, водрузив себе на нос угря,
Удержали его в равновесии?»
«Трёх ответов довольно с тебя, пустозвон.
Наказанье мне с этим сынком!
Хватит глупых вопросов, и выйди-ка вон!
А не выйдешь — спроважу пинком!»
— Папа Вильям, — спросил молодой человек,
— Уж давно ты и стар и сед —
Ты, однако, весь день ходишь на голове:
То полезно ль на склоне лет?
— Долго я привыкал, но узнал я зато,
Что мой череп — совсем не воск:
В нём и мозга ведь нет, и никто и ничто
Повредить мне не может мозг.
Вновь юнец пристаёт к старику не шутя:
— Ты беззубее карася.
Как с костями и клювом убрал ты в гостях
Основательного гуся?
— Был я молод в те дни, стать хотел я судьёй
И суды посещал всегда.
Обсуждая решенья с своею женой,
Челюсть я закалил тогда.
— Что за фокус, — сын третий вопрос задаёт:
— Хоть ужасно ты толст теперь,
Через голову прыгнув спиною вперёд,
Ты легко вылетаешь в дверь?
И тряхнул головой мудрый старец, смеясь:
— Ловок так я не по годам,
Потому что в суставы втирал эту мазь:
Если хочешь, на грош продам!
— Папа Вильям! Про тонкий твой ум говоря,
Удивляется весь наш дом,
Как на кончике носа ты держишь угря
И танцуешь ещё притом.
На четвёртый вопрос не ответил отец:
— Сын! Недаром ты хил и щупл:
Вредно много болтать. Замолчи наконец,
Или с лестницы вниз спущу!
— Ты старик, папа Вильям, твой волос — седой, —
Сын изрёк послесытнообедно. —
Но частенько стоишь, — вижу, — вниз головой.
В твои семьдесят это не вредно?
— В ранней юности, — были отцовы слова,—
Я боялся расстаться с мозгами.
Но теперь-то уж знаю: пуста голова,
И спокойно стою вверх ногами.
— Ты старик, — сын твердит, — я уже говорил,
Жирнотелен. Но каждое утро
Лихо делаешь сальто назад у двери.
Как тебе удаётся так шустро?
— В твоём возрасте, — бодро отец отвечал, —
Чресла мазал я мазью, до жару.
По два шиллинга банка её покупал.
Если хочешь, продам тебе пару.
— Ты старик. Твои челюсти стали слабы,
Жить пора тебе каше-творожно.
Ты ж — гуся сгрыз в обед, целиком, с головы
До хвоста. Как такое возможно?
— Был я молод, любил настоять на своём
И с женою мог спорить часами.
Так что челюсти крепли мои день за днём,
И поспорят с твоими зубами.
— Ты так стар, что в варенье не видишь осу —
Остроглазость уходит былая.
Но ты угря стоймя удержал на носу.
Как возможна сноровка такая?
— Три вопроса твои получили ответ,
Хоть и занят ты ими от лени.
Будешь дальше считать, сколько папеньке лет, —
Перечтёшь быстроносо ступени.
— Папа Вильям, ты старый, к тому же седой, —
Начал сын деликатно и смело, —
И без отдыха пол подпирать головой,
В твоём возрасте это не дело.
— Когда был я как ты лоботрясом, сынок,
Я боялся за череп ужасно,
Но теперь простою так до смерти весь срок.
Где нет мозга, там страхи напрасны.
— Ты отец постарел, я уже говорил,
А таких толстяков единицы.
Но в дверях ты такой кувырок совершил!
В чём причина, ведь люди не птицы?
— С детства гибкость суставов я мазью сберёг, —
И он гордо тряхнул сединою, —
И коробка всего-то за шиллинг, сынок.
Дашь мне два — две коробки за мною.
— Ты старик, твои челюсти, что говорить,
Непригодны для твёрдых предметов.
Как же ты ухитрился гуся проглотить,
Прожевав клюв с костями при этом?
— Призывал я к порядку жену сотни раз,
Каждый спор делал челюсть сильнее,
И, сынок, этой мускульной силы запас
Пронесу до конца своих дней я.
— Ты — старик, но твой, как и всегда, верен глаз,
Твой вид очень обманчив, отец.
Сколько нужно ума, чтобы носом баланс
Обеспечить угрю, наконец?
— Трижды я отвечал, а сейчас от пинка
Полетишь ты, сынишка, в ответ!
Убирайся и не заставляй старика
Целый день слушать весь этот бред!
— Ти старий, любий діду, — сказав молодик, —
I волосся у тебе вже сиве,
А стоїш вверх ногами й до цього вже звик, —
На твій вік це не дуже красиво.
— Молодим,— мовив дід,— я боявсь неспроста,
Що це може відбитись на мізку,
Та моя голова — я вже знаю — пуста,
На ній можна стояти без риску.
— Ти старий,— знову каже юнак до дідка, —
I, нівроку, гладкий, як діжчина,
А в переверти йдеш, крутиш хвацько млинка,
Ти скажи мені, в чому причина?
— Молодим,— мовив дід,— всі суглоби собі
Розтирав я чарівною мастю,
Коли хочеш — за гроші хороші й тобі
Дам коробочку-дві того щастя.
— Ти старий, в тебе щелепи наче й слабкі,
Не вжувать їм нічого, крім здору, —
Та ти гуску з кістками строщив залюбки,
Де ти взяв таку силу бадьору?
— Молодим,— мовив дід,— я постійно сваривсь
Із дружиною в день по три рази,
I від того мій рот на весь вік укріпивсь,
Мов стальні, мої щелепні м’язи.
— Ти старий,— каже хлопець, — і, справа ясна,
Твої очі вже добре не бачать,
А на кінчику носа ти держиш в’юна;
Хто навчив тебе, діду, трюкачить?
— Я тобі відповів вже на троє питань,
Та дурний все одно не мудрішає.
Ти з дурницями, хлопче, від мене відстань,
Вимітайся, бо вижену втришия!
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Рубрики
—Музыка
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
Разночтения переводов-2
Люьис Кэрролл, «Алиса в Стране Чудес». Пародия на известное (в свое время) стихотворение Роберта Саути.
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?
– В ранней юности, – старец промолвил в ответ, –
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами.
– Ты старик, – продолжал любопытный юнец, –
Этот факт я отметил вначале.
Почему ж ты так ловко проделал, отец,
Троекратное сальто-мортале?
– В ранней юности, – сыну ответил старик, –
Натирался я мазью особой.
На два шиллинга банка – один золотник,
Вот, не купишь ли банку на пробу?
– Ты немолод, – сказал любознательный сын, –
Сотню лет ты без малого прожил.
Между тем двух гусей за обедом один
Ты от клюва до лап уничтожил.
– В ранней юности мышцы своих челюстей
Я развил изучением права,
И так часто я спорил с женою своей,
Что жевать научился на славу!
– Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря
На неловкость такого вопроса:
Как сумел удержать ты живого угря
В равновесье на кончике носа?
– Нет, довольно! – сказал возмущенный отец. –
Есть границы любому терпенью.
Если пятый вопрос ты задашь, наконец,
Сосчитаешь ступень за ступенью!»
И ответил старик: «Когда молод я был,
То боялся на голову встать.
Это мне повредит, так я думал тогда,
И на мозг может дурно влиять.
Но теперь не осталось ума у меня
И бояться уж нечего мне.
Потому-то я часто и долго теперь
Вверх ногами стою на дворе».
И ответил старик: «С юных лет так привык.
Был я гибок и ловок тогда,
Перепрыгивал я, да прыгну и теперь,
Чрез высокий забор без труда».
И ответил старик: «Я судился не раз,
Никогда адвокатов не брал,
Сам свои все дела защищал на суде,
Оттого и зубастым я стал».
Перевод Набокова (малоизвестный, но очень оригинальный и своеобразный перевод; Набоков даже сделал стихотворение пародией на другое произведение, хорошо знакомое нам, в отличие от Саути):
«- Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Тебя считают очень старым:
Ведь, право же, ты сед
И располнел ты несказанно.
Зачем же ходишь постоянно
На голове? Ведь, право ж, странно
Шалить на склоне лет!
И молвил он: «В былое время
Держал, как дорогое бремя,
Я голову свою.
Теперь же, скажем откровенно,
Мозгов лишен я совершенно
И с легким сердцем, вдохновенно
На голове стою».
— Еще одно позволь мне слово:
Сажаешь ты угря живого
На угреватый нос.
Его подкинешь два-три раза,
Поймаешь. Дядя, жду рассказа:
Как приобрел ты верность глаза?
Волнующий вопрос!
«– Папа Вильям, – сказал молодой человек, –
Уж давно ты и стар и сед –
Ты, однако, весь день ходишь на голове:
То полезно ль на склоне лет?
– Долго я привыкал, но узнал я зато,
Что мой череп – совсем не воск:
В нем и мозга ведь нет, и никто и ничто
Повредить мне не может мозг.
Вновь юнец пристает к старику не шутя:
– Ты беззубее карася.
Как с костями и клювом убрал ты в гостях
Основательного гуся?
– Был я молод в те дни, стать хотел я судьей
И суды посещал всегда.
Обсуждая решенья с своею женой,
Челюсть я закалил тогда.
– Что за фокус, – сын третий вопрос задает –
Хоть ужасно ты толст теперь,
Через голову прыгнув спиною вперед,
Ты легко вылетаешь в дверь?
И тряхнул головой мудрый старец, смеясь:
– Ловок так я не по годам,
Потому что в суставы втирал эту мазь:
Если хочешь, на грош продам!
– Папа Вильям! Про тонкий твой ум говоря,
Удивляется весь наш дом,
Как на кончике носа ты держишь угря,
И танцуешь еще притом.
На четвертый вопрос не ответил отец:
– Сын! Недаром ты хил и шупл:
Вредно много болтать. Замолчи наконец,
Или с лестницы вниз спущу!»
«— Старикашка! — сынок обратился к отцу, —
Голова твоя так поседела,
Что стоять вверх ногами тебе не к лицу!
Не пора ли бросать это дело?
— В детстве я не рискнул бы, — ответил старик, —
Вдруг да что-то стрясется с мозгами!
Но теперь, убедившись, что риск невелик,
Я люблю постоять вверх ногами!
— Ты старик— молвил сын. — И, как все говорят, —
Ты не тоньше бочонка для пива,
Ты же крутишь по десять кульбитов подряд —
Как по-твоему, это красиво?
— В детстве, мальчик, я был, как волчок заводной:
Приобрел я у старой чертовки
Чудо-мазь для гимнастов «Тряхнем стариной».
Хочешь банку? Отдам но дешевке!
— Ты беззубый старик, — продолжал лоботряс, —
Пробавлялся бы манною кашей!
Ты же гуся (с костями!) съедаешь за раз!
Что мне делать с подобным папашей?
— С детства, мальчик, я стать адвокатом мечтал,
Вел судебные споры с женою;
И хотя я судейским, как видишь, не стал —
Но зато стала челюсть стальною!
— Ты старик! — крикнул сын. — Спорить станешь ты зря.
Организм твой изношен и хрупок.
А вчера ты подкидывал НОСОМ угря!
Разве это приличный поступок?
«В твои годы, сыпок, чтобы резвость сберечь,
Я втирал специальный бальзам.
Видишь баночки эти? О них вот и речь.
Хочешь, парочку штучек продам?»
«В твои годы сутяга я был хоть куда!
У жены научиться сумел.
И не будет такого со мной никогда,
Чтобы я ухватил да не съел!»
«В наши годы, отец, вообще говоря,
Тяжелы кой-какие профессии.
Как же вы, водрузив себе на нос угря,
Удержали его в равновесии?»
Перевод В. Орла (у меня это самый любимый перевод кэрролловской дилогии!):
«У меня, хоть и стал я уже стариком,
Голова совершенно пустая.
Раньше я ежедневно болтал языком,
А теперь я ногами болтаю!»
«Я, приятель, ужасно боюсь темноты,
И в подвале воспитывал волю.
А теперь будешь волю воспитывать ты.
Залезай! Я, конечно, позволю».
«Проглотить? Проглотил. Я не спорю, мой друг.
Но твои замечания мелки.
За едой я бываю слегка близорук,
И, наверное, спутал тарелки».
«Слушай, милый ребенок, твоя болтовня
Не выводит меня из терпенья,
Только лучше заткнись, а не то у меня
Головой сосчитаешь ступени!»
Странноватый перевод Яхнина:
Балтер спародировал Маяковского:
«Папа Вильям стар и сед,
Да и толст изрядно,
Но стоит на голове
Папа постоянно.
Кроха-сын к отцу пришел,
Удивлен безмерно:
«Разве ЭТО хорошо
В возрасте почтенном?»
Если ты мозгов лишен,
Это очень хорошо.
Тут папаша от земли
Пяткой оттолкнулся,
Замахал руками и
Перекувырнулся.
«Ты же толстый, как мешок,
И немало прожил.
Как же ты так хорошо
Кувыркаться можешь?»
Если смажешь пятки,
Будешь жить в достатке.
Сын, ответом поражен,
Отвечал: «Папаша,
Разве СТОЛЬКО хорошо
Лопать в годы Ваши?**
Ты же, папа, без зубов
(Это между нами),
А гуся ты съесть готов
С клювом и костями?»
«Грыз гранит науки я
Прежде так усердно,
Что теперь погрызть гуся
Для меня не вредно.»
Если хочешь есть и пить,
Нужно челюсть укрепить!
А сынок все о своем,
Не прошло минуты:
«Как жонглировать угрем
Можешь на носу ты?»
Убирайся с глаз моих,
Дорогая кроха,
А не то узнаешь вмиг,
Что такое плохо!»
«— Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Ты, лысину намазав салом,
Стоишь на голове?
Редки власа твои седые,
Но возникают и в года младые
От этого болезни головные.
А каково ж тебе?!
— Сынок, здесь логика простая:
Болеть не будет голова пустая.
Со мною не тягайся тут.
Стоять коль будешь на макушке,
Перед глазами замелькают мушки,
И мозги сквозь твои ушки
Сразу потекут!
— Но ты ведь, дядя, очень старый,
Имеешь ты живот немалый.
Как удается, но не ври,
Тебе запрыгивать в окошки,
Куда с трудом залазят кошки,
Когда передвигают еле ножки
Старики к двери?
И молвил он, сверкнув очами:
«Сынок, пусть будет это между нами.
Я гибким остаюсь,
Поскольку по рублю за пачку
У лавочника покупаю жвачку.
Сжевал ее, наверно, тачку!
А хочешь, поделюсь?»
— Дядя, тебе только жвачку жевать,
Но как ты смог гуся умять?
Вот в чем вопрос!
Хрустя, разгрыз ты клюв и кости,
Как хищники в голодной злости,
И рты пораскрывали гости,
Когда ты съел поднос.
— Я грыз гранит наук пять лет,
Грызусь с женою, встав чуть свет.
Тебе я расскажу,
Как от тренировки упорной такой
Челюсти силой налились большой.
Готов поспорить я с тобой
Кирпич перекушу!
— А как же, дядя, верность глаза
Ты отточил, как грань алмаза?
Я не могу понять.
Червяка на нос ты ставишь,
И на носочки чуть привстанешь,
Его подкинешь и поймаешь
Носом раз так пять!
— Ну, хватит, парень. Надоело!
Ты думаешь, что нет другого дела,
Как мне тут слушать
Вопросы глупые весь день,
Сидеть с тобою здесь как пень.
Уж надвигается ночная тень,
Пора б покушать!»