Фанфик потому что хочу бтс

Фанфики БТС ОЖП и т/и: Imagine with BTS

Виновато потупив взгляд, ты считала на полу невидимые узоры, буквально физически ощущая недовольство парня, сидящего на диване прямо напротив тебя. Гнетущая тишина давила на барабанные перепонки, и ты в который раз вспомнила о том, как вы с Хосоком специально выбирали настенные часы с беззвучным механизмом. Черт, кто их придумал вообще? В тот момент ты до глубины души хотела услышать хотя бы мерное тиканье, чтобы понять, что не оглохла.

Его тяжелый взгляд не давал тебе покоя, но получив возможность говорить, ты незамедлительно ею воспользовалась. Глубоко вздохнув, ты начала объяснения:

Понадеявшись, что такие объяснения устроят Хосока, ты взглянула на него из-под опущенных ресниц, мечтая увидеть, как парень с облегчением выдохнет, скажет, какая же ты у него дурочка, ведь могла вызвать такси, а так он волновался, встанет с дивана с распахнутыми объятиями и тут же заключит тебя в них. Но фантазиям не суждено было воплотиться в реальность. Перед тобой сидел все тот же молодой человек, в чьих глазах можно было прочитать лишь непривычное холодное раздражение. Дослушав тебя до конца, он молчал еще несколько секунд, после чего отчетливо произнес:

Услышав последнюю фразу, ты чуть не задохнулась от подступившего в горлу возмущения, но сделав три глубоких вдоха, успокоила свое разбушевавшееся сердце. Подобные оскорбления звучали со стороны твоего молодого человека в первый раз, раньше он вместе с тобой смеялся с твоих рассказов, отпуская шутки в адрес твоих друзей. Но сейчас ты понимала, что парнем управляет его ревность и осушенный стакан виски, стоящий рядом с ним. Вряд ли он пил много, не слишком у него хорошая устойчивость, да и во взгляде читается полное осознание ситуации. Не желая раздувать эту нелепую, как тебе казалось, ссору, ты примирительно подняла вверх руки.

— Милый, мы просто погуляли. Я действительно не думала, что тебя так расстраивают мои поздние возвращения. Если хочешь, то я буду возвращаться раньше. Больше не буду ездить на окраины города ради караоке.

Ты уже была готова облегченно выдохнуть, мысленно представив, как заставишь потом его извиняться за резкие слова в адрес твоих друзей, как следующая фраза парня оказалась невыносимо тяжелым камнем, опустившимся на твои плечи.

— Признавайся, с кем из них ты трахалась? С высоким или, может, с тем со странным цветом волос? Или предпочитаешь блондина? А может вообще всех вместе?

В твоей голове постепенно образовывался вакуум, пустота, поглощающая все мысли. Ты стояла на месте, словно мраморная статуя, не в силах сдвинуться и даже пошевелить пальцем. Казалось, что ты скоро забудешь как дышать, а слова молодого человека будут все так же больно хлестать тебя, оставляя не пропадающие шрамы.

Вдруг пропало то, что сдерживало тебя все это время. Ты больше не могла думать о нелепости ссоры или о скором примирении. Ты забыла о том, что перед тобой находится такой любимый человек, так же, как и забыл он. Все невысказанные упреки и потайная ревность, недовольство и злость с твоей стороны готовы были вырваться наружу, едва в переполненный сосуд упала эта последняя капля.

Это была отнюдь не ложь. Раз ты входила в число тех, кто был приближен к мемберам группы, то и слухи об отношениях между артистами в агентстве в скором времени стали тебе известны. И этим слухам ты больше всего боялась верить, хотя понимала, что они могут быть куда правдоподобнее, чем обсуждения на фансайтах группы хотя бы потому, что информация эта была секретной и не могла выходить за пределы агентства.

Но ты не слушала его или не желала слушать:

— Помнишь, был случай, когда тебя заперли в репетиционной с какой-то девушкой ее одногрупницы? А знаешь, что после этого уборщицы нашли там, за матами, использованные презервативы? Милый, нужно лучше убираться и не оставлять таких явных доказательств.

Вдруг Хоуп резко поднялся с дивана и парой быстрых шагов приблизился к тебе. Ты, казалось, ничего не замечала, пока не почувствовала на щеке жгучий след от руки. Боль привела тебя в сознание и заставила испуганно сжаться около стены. Это был первый раз, когда парень позволил себе поднять на тебя руку. Ты чувствовала страх зверька, загнанного хищником в ловушку, и ничего не могла поделать, ведь он все же мужчина, который сможет легко пресечь все твои попытки вырваться. Ты отвела взгляд, стараясь не встречаться с глазами Хосока, но его пальцы, держа тебя за подбородок, не давали отвернуться.

Наконец Хосок оторвался от твоих губ.

Еще не до конца прийдя в себя после доставляющего удовольствие удушения, ты успела подумать, что похоже даже наказание заставит тебя кричать от наслаждения. Таким он был, этот Джей-Хоуп, безумно хорошим в постели.

Не говоря больше ни слова, толкнул тебя в сторону большого стола посередине комнаты и надавил на плечи, заставив лечь грудью на прохладную поверхность. Скрестив твои руки за спиной и удерживая их в таком положении, не давая тебе даже выгнуться, он задрал летнее платьице и одним движением спустил к щиколоткам белые кружевные трусики. Его прохладные пальцы провели по сокровенному месту, пустив по ногам волну мурашек, а после чего мягко вошли в уже порядком возбужденное лоно. Сделав пару плавных движений, словно бы подготавливая тебя, он вынул их и осторожно слизал твои соки, пошло усмехнувшись. А говорил, что не будет нежен, врунишка.

Сделав последние глубокие движения, он вышел из тебя и с тяжелым стоном излился на твою спину, запачкав недавно купленное платье. Хоуп помог тебе встать и тут же подхватил под колени, не дав сделать и шагу. Быстро дойдя до спальни, он осторожно раздел тебя, поглаживая оставшиеся на запястьях следы от его хватки, и уложил в постель, укутывая в теплое одеяло.

Ты лишь промычала что-то нечленораздельное и провалилась в глубокий и спокойный сон, пока твой молодой человек начал приготовления к новому рабочему дню, иногда украдкой поглядывая на твою сонную мордашку и чему-то про себя усмехаясь.

Я в очередной раз мерил квартиру широкими шагами, уже больше от раздражения, нежели чем в поисках пропавшей вещи. В душе царил беспорядок, который мешал мне, выводил меня из себя, не давал сосредоточить мысли. Словно бы сломалась важная деталь огромного устройства, которое больше не желало работать. Шестеренки вращались в совершенно случайные стороны, превращая весь окружающий мир в полный абсурд. Взгляд уже абсолютно затерся и лишь по привычке скользил по знакомой обстановке.

Он лишь глубоко вздохнул, прикрыв глаза. Мон уже успел привыкнуть к таким моим выпадам в последнее время, списывая все на усталость и напряженный график, все же оставалось совсем немного времени до камбэка. Я и так не славился покладистым характером, но, судя по моему поведению в этом месяце, я бы не удивился, если бы один из мемберов хорошенько вдарил мне.

Услышав такое, Мон удивленно округлил глаза и улыбнулся, словно вспомнил что-то солнечное.

Я повернулся к лидеру с мрачным взглядом, всем своим видом показывая, что лучше бы ему не соваться не в свое дело. Хоть мы и были достаточно близкими друзьями, но мне совсем не хотелось рассказывать ему о том, что сам себе так и не смог простить. Это правда, мои отношения с этой удивительной девушкой были похожи на сказку. Я не смел роптать на что-либо или жаловаться, потому что она целиком окружала меня ненавязчивой заботой и пониманием. Ее легкий и веселый нрав помогал мне, когда в агенстве становилось совсем туго. Если тренировки были слишком выматывающими, Т.И. набирала дома ванну теплой воды, делала мне расслабляющий массаж, и я спокойно засыпал в руках любимой. Но иногда мы могли с ней до глубокой ночи говорить о каких-то мелочах, смеяться над очередной комедией, а после растворяться в глубоких и страстных поцелуях. Наверное никогда не смогу забыть прикосновения ее рук к своей спине. Но все разрушилось в один миг всего лишь из-за одной ошибки. Моей ошибки. Стало быть именно я разрушил все.

Это была очередная вечеринка, устроенная после церемонии вручения премий. Никогда не чувствовал себя в своей тарелке среди стольких знаменитостей, собравшихся в одном месте, потому общался лишь в основном с мемберами своей группы да еще несколькими айдолами, с которыми не раз пересекался по работе. В мужской компании и выпить не грех, потому между разговорами как-то и не заметил, что сознание начало мутиться. Когда отошел к туалет по делам, меня уже покачивало, но я как-то не придал этому значения. А на выходе меня подловил один мужчина, известный в наших кругах тем, что предлагает всевозможные услуги с полной конфиденциальностью. Слово за слово, и я уже плохо мог размышлять, а девушка, стоявшая рядом с ним казалась такой соблазнительной. В тот вечер я изменил своей Т.И. в первый раз. И в последний, потому что после той ночи я ее больше не видел. Она не стала выслушивать мои путанные в пьяном бреду объяснения, просто кивнула на все мои слова, собрала вещи и тут же покинула квартиру, оставив на память лишь аккуратно связанный шарф, который она дарила мне когда-то на Новый год, чтобы я не простужался в холодную погоду. Кто знает, может она просто не заметила его, одиноко лежащего на полке, а может не желала брать что-либо, напоминающее обо мне. И когда я увидел эту простую вещь, то мне вдруг стало так невыносимо больно и одиноко, что я просто сгреб его руками, прижимая как можно ближе к сердцу, и осел на пол, уже не сдерживая потряхивающих мое тело всхлипов. Может быть это смотрелось жалко, но меня тогда мало что волновало, кроме опустевшей вмиг квартиры.

Но вот пропал и шарф. Исчезла Т.И., так же, как последнее напоминание о ней. Но я не хотел сдаваться, отчаянно цепляясь за ускользающую тень прошлого, не желал принимать тот факт, что больше никогда не услышу, как кто-то ее голосом зовет меня по имени. Я мог проснуться в холодном поту среди ночи, пойти на кухню и за чашкой остывающего кофе встретить рассвет. Лишь бы не возвращаться в спальню, лишь бы не видеть пустую кровать.

Он с недоверием посмотрел на меня, но, поняв, что здесь бессилен, развел руками и вздохнул, поднимаясь с дивана.

Я присел на диван, сжав голову руками, и попытался успокоиться. Юнги, он прав, это всего лишь шарф. Какая-то вещица, которая ничем тебе не поможет. Пусть ты и чувствовал ее незримое присутствие, когда касался мягкой шерсти, но это была лишь иллюзия, понимаешь?

Вдруг щелкнул замок входной двери, и я со вздохом поднялся на ноги, направляясь в сторону звука.

Но тут мое тело застыло, не желая дальше двигаться. Я хотел было ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон и не какой-то бред, но руки отказывались подчиняться. Я только и мог что открывать да закрывать рот, не в силах что-либо произнести. Воцарившееся молчание нарушил женский голос.

Она чуть наклонила головку на бок, видимо озадаченная моей реакцией. Оцепенение медленно сходило на нет, и я смог ей ответить хриплым голосом.

— Давно не виделись. Я рад, что ты пришла.

Девушка неопределенно промычала в ответ, словно не желая выражать свои чувства, а после начала рыться в своей сумочке. Я с жадностью наблюдал за знакомыми руками и чертами лица, изучал взглядом тоненькую фигурку в легком плаще и до дрожи в теле хотел ее коснуться.

Я почувствовал, как в груди медленно появляется теплое чувство, растущее от ее слов и проникающее в каждую частичку тела. Т.И. собиралась было уйти, как я быстро схватил ее за запястье и, развернув, сжал в сильных объятиях, не давая ей даже шанса, чтобы оказать сопротивление. Приятный запах шампуня и духов, исходящий от ее волос, дурманил голову. Я наклонился к ушку, откинув мешающую прядь за спину, и прошептал:

Ты в изумлении смотрела на парня, не в силах что-либо ответить. Его проникновенный взгляд и нежные прикосновения пускали мурашки по телу, но обида от предательства все еще сидела глубоко в сердце, напоминая тебе ноющей болью. Казалось, он не выпустит тебя из своих рук, боясь, что ты испаришься, словно легкое наваждение. Вы стояли и смотрели друг другу в глаза, и вам было достаточно этого. Слова казались лишним, пустым звуком в этом безмолвном общении.

Шуга неверяще посмотрел на тебя, но когда до него дошел смысл твоих слов, светлая улыбка озарила его лицо. Он нежно и бережно коснулся твоих губ. Юнги целовал тебя как самое драгоценное сокровище на свете, показывая тем самым, что больше не совершит ошибку.

Ты скромно стояла в сторонке, пока все остальные, разбившись на группы, громко переговаривались о чем-то, шутили, заливаясь при этом задорным смехом, и не давали координатору договорить инструктаж и порядок расселения, чем невероятно раздражали тебя. Хоть ты и поймала себя на мысли, что если бы твои друзья были здесь, то вы бы ничуть не отличались от всех остальных, но именно в тот момент тебе хотелось поскорее закончить всю официальную часть, подселиться к кому-то из девушек и попробовать наладить с ними контакт, потому что такое чувство одиночества в течение следующих дней ты выдержать бы не смогла.

Вдруг ты услышала тихую стандартную мелодию звонка на своем телефоне и, отойдя чуть дальше, начала рыться в рюкзаке. Занятие это было не из простых, и ты мысленно выругала себя за то, что забросила айфон так далеко, почти на самое дно. Когда поиски завершились успехом, вызов уже был удачно пропущен, но зато обнаружились порядка десятка сообщений от подруг, где они слезно извинялись и желали хорошенько развлечься в походе. С улыбкой ответив им, ты вернулась к остальным студентам. Тут твои глаза полезли на лоб от удивления, когда ты услышала, как какая-то стройненькая девица с твоего потока заявила, что все девушки уже распределились по палаткам. Ты озадаченно хлопала ресницами, пока студентки разбродились по раскинувшемуся в лесу лагерю. Впрочем, к чему же это удивление, ты же уже успела понять, что относишься к тому типу людей, кто не умеют выбирать нужное время. Это как история с автобусом, в которой ты отходишь от остановки как раз в тот момент, когда приезжает твой номер.

Глубоко вздохнув, ты подошла к мужчине-координатору, который должен был приглядывать за развлекающимися студентами.

Мужчина озадаченно почесал голову, услышав твои слова, и оглянулся по сторонам.

Ты растеряно обернулась по сторонам, но нигде не увидела одинокой фигурки, благодаря которой можно было бы не беспокоиться насчет места для сна. Все девушки вокруг уже успели разложить вещи около палаток и увлеченно о чем-то говорили.

Координатор тоже заметно занервничал, думая про себя, как бы ему не влетело за очередную ошибку, но тут приятный мужской голос, раздавшийся откуда-то сбоку, заставил его облегченно выдохнуть.

— Извините, господин Пак, нас с друзьями всего семеро, поэтому мне не досталось места. У вас случайно нет еще одной палатки?

Улыбка координатора стала еще шире, и он закачал головой как заведенный:

Пока молодой человек провожал удаляющегося координатора непонимающим взглядом, ты решила завести разговор. Это было не так сложно, учитывая, что вы учились в одной группе и однажды даже делали вместе один из проектов.

Джин приветливо улыбнулся и взял из твоих рук нагруженный рюкзак, неловко прикоснувшись к твоим пальцам.

Солнце быстро садилось, и к тому времени, когда вы нашли место своего ночлега, в лагере стало уже совсем темно. Вы заползли в тесную палатку и, включив фонарики, начали молча разбирать свои рюкзаки. Ты упорно пыталась вытащить из-под всех вещей теплую кофту, которая могла пригодиться, если ночь будет холодная, как почувствовала, что чей-то палец аккуратно опустился между твоих бровей. Ты изумленно подняла голову и услышала милый смешок.

Не удержавшись от любопытства, ты чуть придвинулась к его спине и привстала на коленки, чтобы увидеть что-то из-за широких плеч. Неосознанно выдохнув прямо на оголившуюся кожу на ключицах молодого человека, ты заставила его, сама того не зная, сильнее сжать в руках смартфон и бросить странный взгляд на твое лицо, оказавшееся так близко к его собственному. Он медленно изучил глазами твою светлую кожу на лице, мягкие розовые губки, приоткрытые от любопытства, вдохнул легкий аромат твоих любимых духов и прикрыл от наслаждения глаза. Но твоя следующая фраза рассеяла то загадочное наваждение и вернула парня в реальность.

Ты все комментировала какие-то песни или исполнителей, пока Сокджин широкой ладонью не потрепал тебя по волосам.

Парень хотел было вскочить, чтобы показать тебе идеальный танец под нее, но ты со смехом остановила его, ибо палатка не позволила бы ему встать в полный рост. Тогда он предложил показать лежа, но ты категорически отказалась, заявив, что это будет уже совсем извращением. Потому ваши заводные танцы ограничивались движениями руками и головой да подпеванием на ломаном английском исполнителям. Вся неловкость и стеснение вдруг разом пропали, и вы почувствовали себя так уютно и естественно в обществе друг друга, что вскоре, через несколько треков, уменьшили громкость, оставили включенным ровно один фонарик и, повалившись на расстеленные одеяла, начали обсуждать студенческие истории. Джин рассказывал, как сдавал экзамен одному очень известному своей вредностью преподавателю, при этом идеально пародируя его чуть писклявый голос. Хоть это была и не настолько веселая история, но ты уже настолько разошлась, что была готова рассмеяться, если бы он просто показал тебе палец.

Вскоре к вам в палатку просунулось незнакомое лицо какой-то девушки, которая недовольным тоном попросила выключить музыку, потому что уже почти все уснули. Видно было, что она удивилась., увидев разнополых соседей, но подступающий сон был для нее важнее, потому она удалилась без лишних вопросов.

Когда в палатке наступила тишина, вы оба разом замолчали, прислушиваясь к звукам ночного леса. Ты ощутила накопившуюся за день усталость, почувствовав, как веки медленно начинают слипаться.

Сон неустанно подступал, и через полудрему ты услышала парня, который тоже перешел на шепот.

— Спокойной ночи, Т.И. За весь день я почти не видел твоей улыбки, а ведь ты нравишься мне куда больше, когда в хорошем настроении. Хорошо, что тебе сейчас было весело, и мне безумно приятно осознавать, что твоя улыбка предназначалась мне. Поэтому спи сладко.

Его мягкий голос в твоем сознании превращался в волны, уносящие тебя куда-то далеко, почти стирающие смысл услышанных слов. Сознание медленно отключилось, оставив тебя сладко посапывать в палатке с милым однокурсником по имени Сокджин.

Источник

Фанфики БТС: Не трогай запястья

­ 1. Одиночество — хороший друг мыслей.

— Юнги-хё-ё-ён, — протянул жалобно Чимин, лёжа на чужой кровати спиной и свешивая с неё голову.

К мозгу приливала кровь, а на глаза ощутимо давило, но смотреть на мир вверх ногами и представлять, как ходишь по потолку — одно из любимых занятий бессонными ночами. Не то чтобы Чимин болтался без дела и весь день спал, вовсе нет. Он правда очень уставал после тренировок. Он правда массировал уставшие напряжённые мышцы изо дня в день. Он правда валился с ног, как только в поле зрения появлялась более-менее мягкая поверхность (даже это было не обязательно). Но не в последние дни, которые тянулись адски медленно из-за того, что Чимин буквально ничего не делал. Организм давно привык к ежедневным нагрузкам, да и энергетическая батарейка внутри небольшого мускулистого тела заряжалась непозволительно быстро для среднестатистического человека.

Намджун двадцать четыре часа в сутки пропадал в студии. Чонгук и Хосок коротали время в зале с тренажёрами. И Чимин это находил довольно странным, учитывая то, что Хосок никогда прежде не интересовался силовыми упражнениями и наращиванием мышечной массы. Чонгука же с подковыркой и глумлением в голосе называл «кулёк с мышцами». Звучало, по мнению Чимина, не так уж и обидно, но, видимо, это оскорбление (?) несло какой-то скрытый смысл для Чонов, поскольку младший всегда бесился, словно бык, которого дразнили тряпкой. Стоило видеть, как в хитрых глазах макнэ каждый раз вспыхивал яростный огонь отмщения, когда за завтраком Хосок невзначай бросал: «не поможешь мне с упражнениями?»

Сокджин был занят своим индивидуальным проектом, поэтому Чимин в последние дни заставал его только рано утром, стоя с едва приоткрытыми сонными глазами, когда мочевой пузырь будил и тянул Пака в ванную комнату. Та же история была и с Тэхёном. А что касалось Мин Юнги, так он просто всегда:

— Ты видишь, что я занят?

Один Чимин чувствовал себя ленивым засранцем, половину дня пролёживая натренированные ягодицы в тёплой постели их с Хосоком светлой уютной комнаты. Но никто и не говорил, что ему это не нравилось. Единственная проблема — скучно просто до ужаса. Днём можно было пропадать в танцевальном зале или составлять компанию Чонам, тупо лёжа на полу и качая пресс, пока эти двое тягали штанги, а вот с вечерней программой было чуть сложнее.

Тэхён занят настолько, что даже на сообщения не отвечал, хоть и проверял. Старших лучше даже не доставать сообщениями. Чонгук принимал душ и садился за ноутбук, затыкая уши наушниками и абстрагируясь от внешнего мира. Лишь изредка отвлекался на телефон, с глупой улыбкой отвечая на чьё-то сообщение. А когда Чимин пытался заглянуть и выяснить, кто это такой ему там пишет — Чонгук злился и уже после третьей попытки выставлял за дверь своей комнаты жаждущего внимания, всеми забытого Пак Чимина.

Хосок просто падал лицом в подушку и никак не реагировал на бедного, умирающего от скуки соседа. Чимин нуждался в общении. Ему было это нужно, просто он такой человек. С рождения экстраверт от макушки до кончиков пальцев ног. Он облеплял, окутывал всех своей светлой, чарующей аурой, словно защитным коконом, сам того не замечая. Рассказывал, как прошёл его день, интересовался, как прошёл чей-либо ещё. Заботливый и чуткий, от этого ранимый, но быстро всё прощает.

Пак Чимин направлен на всё, что окружает его, и на всех, с кем можно контактировать. Но страдал от этого один-единственный хён, чьи уши не были заткнуты наушниками и который находился на расстоянии двадцати метров от этого «одуванчика», как иногда называли Чимина старшие. А то, что Мин Юнги работал, этого самого «одуванчика» мало беспокоило.

— У тебя уже кровь прилила к мозгу, Чимин-а. Замолчи и закрой дверь с той стороны, — Юнги нарочито хмурится, сидя в компьютерном кресле и не отрывая сосредоточенного взгляда от планшета в руках, что-то быстро там бледными тонкими пальцами перелистывая и печатая.

— Не будь таким брюзгой, — не может перестать Чимин, снимая блокировку с телефона.

— Ты можешь отвалить от меня?

— Я прошу одну фотографию, — Пак вытянул указательный палец. — Всего одну.

— Ну и что? — Пак непонимающе опустил бровь. Миллионы клеток мозга Сокджина умерли бы от умиления, было только одно «но»: Юнги — не Сокджин. — Отвлекись на минуту, кто-то умрёт что ли?

В ответ брови брюнета поползли вверх, а между губ всё же выскользнул с трудом удерживаемый удивлённый и слегка нервный смешок. У Чимина в голове сразу басистым шепелявым голосом пронеслось: «Ты охренел?». Пак, не поленившись, даже посчитал про себя: «один, два, три…»

— Нет. Ну, возможно, — прикинул в ответ Чимин, переворачиваясь на живот и болтая согнутыми ногами, рассекая пятками воздух. — Это с какой стороны посмотреть, на самом деле… — младший принюхался, сбившись с мысли. — У тебя так приятно пахнет. Корицей? Это освежитель такой или что?

— Юнги-хён, как грубо, — скривив губы, Чимин всё же ткнул на иконку с фотоаппаратом на экране своего телефона.

Чимин не отказался бы от «запикивания», которое используют в большинстве случаев для видео, когда Юнги матерится. Это бывало и случайно, и нарочно. Очевидно, что чаще — нарочно, потому что для старшего это в порядке вещей. Пак вспомнил тот розовый цветочек, который иногда приделывают ко рту Мин Юнги с помощью компьютерной графики. Чимин был готов вырезать из бумаги такой прямо сейчас и заклеить рот старшего пусть не навсегда, но хотя бы на некоторое время. И все ребята бы поддержали его идею, это стопроцентно и железобетонно.

— Брось, хён, я уже со всеми сфотографировался с этим фильтром…

— А с тобой нет. Я не буду никуда выкладывать, честно, — покачал младший головой, с надеждой сверля спину брюнета. — Это просто так, для коллекции, поэтому…

— Мне глубоко, всей моей необъятной чёрной душой насрать на тебя и твой фильтр, Чимин-а, — сжимая ладони в кулаки, пробурчал Юнги. — Я не собираюсь принимать это дурацкое выражение лица для идиотов, коим я, к твоему сведению, не являюсь. Эти твои подростковые забавы у меня уже в печёнках сидят… Может стоит подумать о том, чтобы повзрослеть и перестань страдать хернёй, а лучше заняться чем-то более полезным?

Чимин застыл, пытаясь сглотнуть сухим горлом. Слова застряли где-то в глотке, в районе кадыка и даже не пытались двинуться ни туда, ни обратно. Он в принципе не выносил, когда на него повышали голос, но больше — когда это вкупе с несколькими оскорблениями и таким неприятным взглядом, будто Пак совершил серию ужасных преступлений. Он не сделал ничего плохого, чтобы заслужить подобное отношение к себе.

— Да ты! Ты… Ты просто…

— Если бы мне каждый раз давали по воне, когда я это слышу, — усмехнулся Юнги, раздосадованно качая головой. — Ты меня будто первый день знаешь, ей Богу, — следом он лишь закатил глаза, вновь уставившись в планшет.

Лицо Чимина сменило несколько оттенков за максимально короткое мгновение: от бежевого к ярко-красному. Казалось, ещё секунда и повалит пар из ушей. Пак поспешно перебирал в голове всевозможные колкие ответы, пытаясь отобрать из ряда самое подходящее, чтобы посильнее задеть старшего. Но, как обычно это бывает у главных героев в книгах или фильмах — в голове образовалась одна сплошная чёрная дыра, наполненная под самый верх злостью и раздражением, пожирающая все более-менее приемлемые варианты.

— Наступит тот день, когда тебе что-нибудь от меня понадобится, Мин Юнги, — обиженно, но в то же время с мелкими вкраплениями надежды в голосе бурчит Чимин, слезая с чужой кровати и одёргивая помятую домашнюю футболку тёмно-зелёного цвета.

— А куда же делось «хён»? — довольно ухмыльнулся Юнги, поскольку младший вроде как сдался, отчего победная аура окутала небольшой островок в сознании старшего, подарив ему иллюзию спокойствия.

— Отчленилось, — передразнив голос брюнета, буркнул Чимин с присущей Юнги грубой интонацией.

Юнги ненавидел Чимина за то, что он — единственный, кто мог передразнивать его, да ещё и так умело изображать шепелявость. У Пака голос более мягкий и писклявый, но, несмотря на это, получалось правдоподобно. И это лишь одна из монеток в копилке под названием «причины ненавидеть Пак Чимина».

Старший поморщился. От чего-то на секунду даже показалось, что Пак раздражает чуточку меньше, чем обычно. Но ещё через одно мгновенье Юнги понял, что всё-таки показалось, потому что Чимин бросил немного грустный, в довесок обременённый обидой взгляд. Недовольно фыркнул, словно енот, у которого отобрали вафлю, и посеменил к двери.

— Спокойной ночи, Пак Чимин, — бросил Юнги, когда младший уже приоткрыл дверь его комнаты.

— Удачно потешить своё разросшееся до невообразимых размеров эго в полном одиночестве, Мин Юнги.

— Одиночество — хороший друг мыслей.

— Да, твой единственный друг.

Чимин не услышал, да и не хотел услышать, какое из матерных словечек воткнулось ему в спину на этот раз, поэтому быстро прикрыл за собой дверь. Маршрут сам по себе пролёг к комнате Чонгука. Чимин прикинул, чем занимался младший, пока рассекал по коридору, шлёпая босыми ступнями по линолеуму. Макнэ обычно прожигал в мониторе компьютера дыру, слушал музыку, переставлял вещи (Чимин часто его за этим заставал даже в такое позднее время), качал какую-нибудь новую онлайн-игру или просто спал.

Но то, что в итоге обнаружил Чимин, задумавшись и случайно открыв дверь без стука, совсем не вязалось с его возможными вариантами. Чиминовы глаза полумесяцы трансформировались в полную луну, когда он увидел Чонгука, сидящего на пояснице Тэхёна, пока тот тихонько сопел, прижимаясь щекой к подушке и пуская тонкую ниточку слюны. Руки младшего располагались на голых лопатках заснувшего парня, секунду назад, видимо, разминали их. Когда макнэ повернулся на звук открывающейся двери, то вмиг отшвырнулся, словно ошпаренный чем-то горячим.

— Какого… — Чимин продолжал хлопать глазами.

— Тебя стучаться, блин, не учили? — «прокричал шёпотом» Чонгук, дабы не разбудить спящего парня, и осторожно слез, придерживаясь за кровать.

— А-а, это… Извини, — в попытке избавиться от навязчивых мыслей Чимин покачал головой, смущённо пожав плечами. — Тэхён-а вернулся так рано?

— Да, он сразу вырубился. Совсем измотан съёмками, — по-прежнему шёпотом ответил макнэ, сгребая ноутбук, наушники и ещё чёрт знает какие провода со стола. — Пусть спит. Пошли в зал.

Чимин несказанно обрадовался такому предложению. Они, вероятно, посмотрят какой-нибудь интересный фильм или будут рубиться в приставку. Была лишь одна вещь, которая его немного взволновала и насторожила. Щёки Чонгука покрылись лёгким румянцем, что наблюдать можно было так же часто, как, например, звездопад или затмение. Чёрные глаза странно и растерянно бегали по всей комнате в поисках выдуманной вещи, и светловолосый просто не выдержал:

— Почему ты сидел сверху?

— Хён попросил размять шею, поскольку потянул на съёмках. Это преступление? — шёпот Чонгука огрубел, плюс ко всему — он избегал прямого пересечения взглядами, что-то безуспешно разыскивая по комнате. Это всегда было его защитной реакцией от смущения. — Да где же…

— Нет, не преступление, — покачал Пак головой. — Но почему он сразу по возвращению оказался у тебя в комнате? — минутами ранее Чимин оглядел одежду Тэхёна, она была той же, что и утром, когда он уходил. — Даже не принял душ и не поел…

— Чего ты у меня спрашиваешь? — возмутился Чонгук, раздражённо отключая кабели от ноутбука. — Проснётся, вот у него и выпытывай, — поспешно пробубнил макнэ. — О, нашёл…

Чонгук схватил беспроводную компьютерную мышь с нижнего яруса журнального столика, придерживая второй рукой ноутбук, перепутанный в проводах, и начал аккуратно и бесшумно выталкивать Чимина из комнаты.

— Посмотрим «Мстителей»? Ты же давно хотел, — предложил младший, потушив свет и тихо прикрыв за собой дверь.

— Наконец-то, — Чимин похлопал в ладоши, засветившись от радости, словно напитанная энергией маленькая лампочка. — Только… Можно сначала тебя спросить?

— Не хочешь сфотографироваться?

— О, давай, — ответил Чонгук сразу, не раздумывая и усаживаясь на диван поудобнее, следом поправляя растрёпанные волосы.

Чимин на подсознательном уровне почему-то расстроился ещё сильнее.

Впервые за несколько дней ребята смогли усесться за большой стол и поужинать вместе. Чимин был несказанно этому рад, потому что впервые за долгое время чувствовал себя уютно в этой шумихе и суете. Старшие хёны хоть и казались уставшими после выматывающего дня, но о чём-то увлечённо спорили, тыкая друг в друга палочками. Хосок как обычно шпынял младшего и через каждые пять минут напрягал бицепсы, чтобы все оценили его «прогресс». Чимин лишь легко усмехался себе под нос, потому что до этого самого «прогресса» там ещё тягать и тягать.

Тэхён просто смеялся, изредка бросая неординарные взгляды на Чонгука, которые мог прочесть лишь сам младший. Ещё пару дней назад Чимин не понимал этого. Не понимал, как можно так крепко дружить. До такой степени, что можно разговаривать друг с другом одними лишь глазами. Как можно проявлять настолько сильную нежность и внимательность к друг другу?

Нет, это была не дружба. Чимин применил собственную дедукцию, анализируя все ситуации в своей голове. Разве это не та самая «дружба», что граничит с влюблённостью? Чимин часто проводил параллели, сравнивая, как Чонгук что-то делает для него и для Тэхёна. Разница, конечно же, была ощутима. Для Тэхёна всё более аккуратно, более качественно и внимательно. Паку казалось, что он один замечал это. Двое порой забывали о камерах и явно перебарщивали на публике. Ладно, если бы это было лишь на виду у всех, но и дома они вели себя точно так же.

Чонгук часто грустил, наверное, потому что Тэхён был слишком занят и не мог проводить с ним больше времени. Макнэ отказывался даже от любимых мармеладных червяков, которые Чимин крал у Хосока только для того, чтобы развеселить младшего. Но, видимо, Пак всё же не один замечал эту необычную связь, потому что всё чаще начал ловить внимательные, в то же время напряжённые взгляды Джуна на младших. Опять же — разговоры глазами делали всё намного лучше, чем слова.

Суждение Чимина о крепкой дружбе окончательно потерпело крах буквально пару дней назад. Что уж говорить, когда ночью, проснувшись от жуткой стянутой сухости в горле и встав попить воды, Пак услышал звук падающих с полки шампуней из ванной. Он сперва сонно поплёлся к двери комнаты, из которой доносился шум в три часа ночи, а затем уже подумал о том, что случайно подслушал. Осознание влилось в уши вязким липким стыдом вместе с шершавым шёпотом Тэхёна и сбитым дыханием Чонгука. Это было что-то вроде «чёрт, хён», а потом «как хорошо». Чимин прижал ладонь ко рту, чтобы подавить собственный рвущийся из груди голос, и понёсся в свою комнату, с головой ныряя под одеяло и зажмуривая глаза, словно ребёнок, который боится монстров под своей кроватью.

Конечно, Пак решил забыть навсегда то, что слышал. Он сделал для себя вывод, что вообще никуда не вставал, из комнаты не выходил и никого не слышал. Даже не просыпался от жажды. Они ведь там явно не прыщи друг другу давили с такими вздохами. «Чёрт!» — пропищал светловолосый едва слышно, зарываясь лицом в подушку. Щёки окрасило румянцем смущения, когда в голове вырисовывалась одна из всевозможных картинок происходящего в ванной комнате. Остаток ночи у Чимина не укладывалось это в голове. Осознание, которое пришло постепенно. Он не знал наверняка, что делали парни в ванной. Он не знал, какие между ними отношения. Он не знал, насколько далеко всё там зашло.

Чимин знал лишь одно: он хотел того же.

Нет, вовсе не обжиматься с кем-то поздно ночью в ванной комнате. Он хотел такого же (в какой-то степени ненормального) внимания. Таких же взглядов, которые получает Тэхён от младшего, наполненных волнением и нежностью. Такой же внимательности по отношению к себе, заботы и понимания. Пак любил дурачиться с хёнами, обниматься и дарить хорошее настроение. Но он никогда не чувствовал себя таким нужным кому-то. Он мог поделиться с Тэхёном чем угодно, абсолютно любыми переживаниями, но не мог подойти и уткнуться ему в макушку носом, как это любил делать Чонгук. Зачем ему это нужно? Чимин не понимал, но одновременно с этим хотел таких мелочей.

— Передай соус, — буркнул Юнги Чимину, как что-то само собой разумеющееся, перемешивая палочками какую-то смесь из тушёных овощей в квадратной картонной коробочке.

Младшего будто резко выдернули из мыслей, которые затопили по самую макушку. Неужели? За последние четыре дня Мин Юнги сказал ему четыре слова, два из которых прозвучали в это мгновение.

Да, Чимин сам понимал, что это глупо с его стороны — обижаться на Юнги из-за того, что он отказался сфотографироваться. Но вчера днём, когда Пак уже хотел подойти и извиниться, он обнаружил в комнате Мин Юнги Чонгука. Они рубились в какую-то онлайн-игру на телефонах. Потом Юнги остаток дня провёл с Хосоком, они громко смеялись, разговаривали о работе, обсуждали совместные проекты и шутили. Всякий раз, когда Чимин пытался расположить к себе Юнги и весело провести с ним время — он «шёл нахер». Больше, чем крики и оскорбления, Чимин ненавидел несправедливость по отношению к себе.

Поэтому Мин Юнги был мысленно послан Чимином туда же. И в ответ на свою просьбу он получил лишь тишину с другого конца стола.

— Нам скинуться и купить тебе слуховой аппарат? — Юнги поднял глаза от своей еды прямо к Паку, будто простреливая навылет.

Но пуля отрикошетила обратно в Юнги гулким молчанием. Чимин продолжал есть свою порцию, пережёвывая овощи и даже не планируя взглянуть в сторону старшего. Буквально за несколько этих натяжных секунд голоса за столом стихли, ребята обратили внимание на действо. Напряжение будто просачивалось через вытяжку на кухне, плавно пробираясь между всеми и нагнетая без того недобрую атмосферу. Юнги нахмурил брови, продолжая жечь светловолосого взглядом. Чимин обратил на это внимание лишь тогда, когда шесть пар глаз устремились прямо на него. Поглощать еду в таком положении не очень удобно, согласитесь.

— Что? — состроил Пак дурачка.

— Ты оглох? — не нужно было быть гением, чтобы понять, что Юнги порядком разозлило это. Он терпеть не мог, когда его просьбы и слова игнорировали.

— Передайте кто-нибудь Мин Юнги, что у него есть руки и ноги, пусть поднимет свою охреневшую пятую точку и возьмёт сам. На жестах покажите, если не поймёт, — и продолжил есть, как ни в чём не бывало.

В комнате воцарилась идеальная, гробовая тишина, нарушенная лишь нервным выдохом Хосока и жеванием Чимина. Все одновременно подумали о предложении, в котором точно доминировало слово «пиздец». Даже Намджун чуть не пустил из носа струю молочного коктейля, который пил секундой ранее.

— Что ты сейчас сказал? — спустя несколько секунд заморгал Мин, а голосом его можно было делать отбивную.

— Нам скинуться и купить тебе слуховой аппарат? — широко улыбнулся Чимин, «в последний раз», — подумал Чонгук.

— Чимин-а! — не без помощи Сокджина наконец откашлялся Намджун от молочного коктейля. — Ты обнаглел? Следи за словами.

— Я тебе шею сверну, говнюк оборзевший, — прошипел с яростью Юнги, резко подскакивая из-за стола.

Скрип ножек о паркетный пол был слышен, кажется, всем Сеулом. Следом за Юнги подскочили и старшие. Намджун схватил друга за плечи, оттягивая назад и бросая что-то типа «остынь», а Сокджин что-то без умолку тараторил, представая перед Мином впереди, словно шлагбаум, не дающий проехать дальше.

Уютная атмосфера разрушилась так же быстро, как построилась. Чимин мысленно извинялся перед всеми за испорченный ужин, но одновременно с этим продолжал сидеть с непоколебимым выражением лица, жуя овощи из своей коробки. Правда — ни капли страха или паники. А внутри всё горело.

— Мне похер, я точно расквашу этой сопле его смазливую морду, потому что…

«И бла-бла-бла. Чимин такой, Чимин такой и такой, а ещё…» Теперь ему становится чертовски неприятно, и так всегда. Мин Юнги не будет собой, если не оскорбит и не унизит при всех.

— Чимин-а, извинись, — тихо шепчет и толкает его локтем Чонгук, понимая, что вмешиваться в это себе дороже, но ведь надо как-то спасать одного друга от другого друга.

В ответ Чимин лишь закатывается смехом, вызывая у всех, кроме Юнги, лёгкий испуг.

Чонгук лишь сглотнул в ответ, не зная, что ответить. Чимин краем глаза заметил, как Тэхён сжимает штанину Чона под столом, видимо, давая сигнал, чтобы тот не вмешивался. Хосок просто молча бледнеет от происходящего с вытаращенными на лоб глазами, а Намджун применяет силу, чтобы удержать за плечи кипящего, словно вулкан, Мин Юнги.

— Закрой рот, — шипит он, корчась от гнева, — ты — мелкий, обнаглевший, тупой, разбалованный излишним вниманием щенок. Постоянно только и тявкаешь: «Любите меня! Любите меня! Любите меня!». Понятия не имеешь, что значит уважение и…

— Мин, — одёргивает его Намджун. — Тормози.

— Как можно быть… — он оглядывает Чимина с отвращением, — таким? Все считают тебя глупым, просто никто сказать не решается. Ты не понимаешь слова «нет», потому что ты туп и надоедлив, словно дерьмо, прилипшее к ботинку…

Раздаётся резкий шлепок. В ушах повис звон.

Вторая резкая волна молчания накрывает помещение под самый потолок. Кажется, ещё немного, и все, кто находится в столовой, начнут захлёбываться. На этот раз глаза распахивает даже сам Мин Юнги. Он настолько упивался своим гневом, что не заметил, как младший поднялся из-за стола, обогнув его в два широких шага, и звонко влепил ладонью ему по щеке. Боль отрезвляла. Гнев в глазах старшего медленно осел, словно туман. Он осознал всю тягость ситуации лишь тогда, когда увидел перед собой налитые красным цветом щёки, поджатую трясущуюся губу и стеклянные глаза, в которых застыли слёзы.

— Чим… — хотел было подняться Тэхён, но на этот раз Чонгук удержал его, мягко надавливая на плечо и усаживая обратно.

Чимин уже не видел этого, потому что на всех парах мчался в свою комнату. Когда дверь закрылась, он прижался к ней спиной, не в силах держаться на содрогающихся ватных ногах.

Что я сделал не так по отношению к тебе?

Он не проронил и слезинки, оставшись наедине с собой, хотя был готов сделать это при всех. Пак просто не мог поверить в то, что Юнги был готов ударить его. Он был готов разбить Чимину лицо. Тот хён, что улыбался так мягко. Тот, что просил помощи с движениями, когда не получалось, и всегда подкупал сладостями. Тот хён, который часто покупал и угощал кофе, показывал свои стихи, спрашивал мнения и всегда делился своими тараканами. Тот Мин Юнги, который, как думал Чимин, являлся его другом, минуту назад был готов разбить ему лицо.

Накрывая ладонями глаза, Чимин медленно пытался привести в порядок эмоции, которые сорвали резьбу внутри.

За что ты меня так возненавидел, Мин Юнги?

— Можно? — Тэхён аккуратно постучал по двери двумя пальцами, затем протиснул лишь голову.

— Да, — тихо ответил Чимин, делая вид, что завис в телефоне. На самом деле он бездумно листал меню, застряв где-то на периферии своих мыслей.

— Ты не доел, — шатен поставил на тумбу коробку с едой и апельсиновый сок в маленькой стеклянной бутылочке, про которые Чимин уже и думать забыл. — На кухне уже никого нет…

— Аппетит пропал, можешь убрать в холодильник, — хмуро ответил Пак, прилагая усилия для того, чтобы выглядеть задумчивым, дабы избежать разговоров о произошедшем.

Но Тэхён видел всё, а тем более, если это было каким-то образом связано с Чимином. Порой казалось, что насквозь, «человек-рентген» — так его иногда называл сам Пак, когда друг подходил и спрашивал, что не так. Каждый раз действительно что-то было не так, будь то крупная ссора или какие-то личные проблемы и переживания, которые Чимин закапывал глубоко внутри себя. Тэхён был слишком проницательным, словно умел читать самые потаённые мысли.

— Какая муха тебя укусила? — начал было Ким, усевшись на край кровати, затем подобрав ноги, облачённые в пижамные штаны, ближе к себе.

Чимин попытался утопить затылок в подушке, опрокинув телефон на грудь.

— Всё хорошо. Правда… — тихо ответил он, устало прикрывая глаза. — Просто понесло не в ту сторону.

— Не воспринимай слова Юнги-хёна серьёзно. Ты ведь знаешь, что мы вовсе не считаем тебя глупым? — парень тепло улыбнулся и в своей привычной манере потрепал полусогнутое колено друга. — Просто… — он почему-то замолчал, будто передумал говорить на середине мысли, и задумался. Чимин словно видел, как закрутились шестерёнки в голове Тэхёна.

— Хён устал, но не физически, а морально. Когда он говорил с Намджун-хёном, то я случайно подслушал, что у него в последнее время ничего не получается с музыкой. Работает в три раза больше, чем мы все, но результат ужасный, вот у него и сдвиг по фазе. Я ни в коем случае его не защищаю, просто ему просто нужен отдых и время, чтобы…

— Зачем ты мне это говоришь? — прервал Чимин друга, раскрыв глаза и взглянув на него с непоколебимой серьёзностью. Тэхён впервые за долгое время видел его таким безэмоциональным. В последний раз у него было такое лицо, когда его любимая черепашка Шони умерла. — По-твоему то, что он устал, позволяет ему так унижать меня? Да ещё и при ребятах? Кем он себя вообще возомнил? Оправдать его может только его раздутое самомнение и отвратительный характер.

Чимин замолчал на некоторое время, уставившись в бежевый потолок. Тэхён видел, что Пак сказал ещё не всё, поэтому не спешил отвечать, наблюдая, как мимо его светлой головы проносятся целые эшелоны мыслей.

— Откуда такая лютая ненависть именно ко мне? — спросил Чимин, не отрывая взгляда от потолка. — Может ты подскажешь, м?

— Нет, Чимин-а, просто ты смотришь, но не видишь.

— О чём ты? — Пак нахмурил брови.

— Я не думаю, что должен лезть в ваши разборки. Просто советую тебе приглядеться повнимательнее, — губы Кима затронула лёгкая, словно пёрышко, улыбка. — Воспользоваться советом или нет это уже дело твоё…

— Не понимаю, о чём ты говоришь, — пожал плечами Чимин, затем прищурился, не сумев прочитать в тэхёновых глазах это «что-то». Сделать это мог, наверное, только Чонгук, — прочесть нечитаемое.

— Мин Юнги-хён остынет и извинится. Вот увидишь, — резко дал по тормозам Тэхён, поднимаясь с кровати. — А ты всё же доешь, а то заметно похудел.

— Что между тобой и Чонгуком? — ударил Чимин прямо в лоб, да с такой силой, что друг слегка вздрогнул, это стало заметно по приподнятым напряжённым плечам.

Но затем Тэхён повернулся и взглянул на Чимина через плечо, а лицо его приняло настолько тёплое, мягкое выражение с нежной полуулыбкой, что по коже Пака невольно рассыпались мурашки. Ким Тэхён был влюблён. Это невозможно было спутать ни с чем другим. Чимин всегда был уверен, что влюблённость больше напоминает болезнь. Тяжёлая и постыдная, когда она не взаимна. Когда не влюблён, то это кажется безумием, глупостью и полной бессмыслицей. Но когда влюблён, то не расстаёшься с телефоном, не помнишь себя и что делал пять минут назад. Именно такими и казались эти двое. Ну, а вообще, Чимина очень трогал тот факт, что люди, кажущиеся несгибаемыми, были полностью обезоружены лаской и нежностью.

Когда влюбляешься — пиши пропало.

— Зачем ты спрашиваешь, если всё и так знаешь? — Тэхён опустил глаза.

Щёки Чимина налились густой краской, и он отвернул голову к стене, чтобы не выглядеть совсем глупо и по-детски. Один из самых постыдных моментов в жизни. Ким, как-никак, его самый близкий друг, но Чимин больше переживал о том, как вся эта кутерьма повлияет на него и его состояние. Нет, Пак не считал это чем-то неправильным.

— Будьте чуть осторожнее, ведь встать попить воды мог не я, а Намджун-хён.

Тэхён заметно вздрогнул, за пару мгновений осознав, о чём говорил его друг. Взгляд забегал по сторонам, и шатен стушевался ещё на несколько секунд, затем, чуть помедлив с ответом и, видимо, приняв решение, что можно об этом говорить, тихо произнёс:

— Мы просто хорошо проводим вместе время. Ты ведь… — голос Тэхёна немного задрожал и дал слабину. — Ты ведь не…

— Нет, — возмутился Чимин. — Ты чего такое говоришь? Конечно, я никому не расскажу, можешь не беспокоиться по этому поводу, — мягко произнёс Пак, повернувшись к другу и тепло улыбнувшись, хоть и по-прежнему забавно краснея щеками. — И каково это?

— О чём ты? — щёки Тэхёна от чего-то тоже покрылись едва заметным румянцем, он снова присел на кровать и отвёл взгляд.

— Обо всём, — немного сжался друг, пытаясь правильно подобрать слова. — Каково это: быть с… Ну… Парнем?

— Грешно, но жутко сносит крышу.

Они говорили ещё больше часа, не переставая смущаться и откровенничать. Чимин — смущался, Тэхён — откровенничал. Ким рассказывал обо всём: с самого первого взгляда и намёка. С первого разговора и прикосновения. Чимин видел, что его друг счастлив, а Тэхён явно соврал, когда сказал, что они «просто хорошо проводят вместе время». Он был влюблён, потому что его глаза блестели каждый раз, когда он произносил имя младшего.

— Влюбляешься, это когда сердце вместо «тук-тук» делает каждый раз большой «тудум», как в манге, — хихикнул он. — В глазах всё темнеет, и звёзды витают. А голова кружится каждый раз всё сильнее. Колени дрожат, ноги подкашиваются. А ещё кожа от прикосновений просто огнём горит, — верещал Тэхён, будто читал стихотворение в литературном кружке, обнимая и поглаживая мечтательно свои плечи.

Конечно, Пак был рад, но ему в то же время была неплохо знакома влюбленность. Очарование, когда выдуманные достоинства и чувства затмевали абсолютно всё, смешиваясь с желанием обладать таким сокровищем. Приходило очень легко и уходило так же незаметно, оставляя пустоту и чувство потери чего-то ценного. Это походит на прыжок с парашютом. Всегда перехватывает дыхание, но никогда не знаешь, чем это всё закончится. Ты ведь можешь разбиться. Чимин знал наверняка: он не хотел так сильно в кого-то влюбляться.

Стрелка часов переваливала за час ночи, когда друг покинул чиминову комнату. Пак так и не смог уснуть той ночью.

— А-а-а, как же мне неудобно, — ныл Чонгук, постоянно метаясь из стороны в сторону, словно с шилом в заднице. Он ходил от одного угла гримёрки к другому и весь чесался из-за одежды, в которую их переодели для фотосессии.

— Терпи, сейчас уже тебя позовут, — буркнул Чимин, увлечённо переставляя бриллианты в какой-то аркаде, скачанной на телефон несколько минут назад.

Прошло уже два дня после той бурной ссоры с Мин Юнги, но никаких намёков на примирение не проскальзывало. Похоже, что Тэхён всё-таки был не таким уж всевидящим. То, в чём он был уверен, всегда происходило, но сейчас он, видимо, крупно просчитался, не приняв во внимание тот факт, что Юнги ни разу ни перед кем не извинялся. За всё время, что они знакомы со старшим, Чимин ни разу не наблюдал это восьмое чудо света.

Поначалу Чимин пытался избегать старшего, стараясь реже выходить из комнаты, а потом подумал: а какого, собственно, чёрта это делает он? И просто пустил всю ситуацию на самотёк, абстрагируясь от злости и обиды. Подойдёт — хорошо, не подойдёт — да и хрен с ним. Когда Чимин вошёл в столовую, чтобы украсть из холодильника йогурт Хосока, Юнги нарезал овощи, скидывая их в чашку. Пак прошёл мимо, не произнеся ни единого звука и, не обнаружив йогурта, достал большое зелёное яблоко, сполоснул под струёй воды, затем так же молча покинул помещение. Но почему-то на выходе невольно выдохнул с облегчением. Юнги словно не заметил его и игнорировал какое-либо существование Чимина, может, это было даже к лучшему.

— Чимин-а, — в гримёрку ввалился Джун, дуя на свой лоб, что выглядело весьма уморительно. — Тебя там зовут…

— Да ладно! Серьёзно? Разве не моя очередь? Они хотят моей смерти? — заверещал Чонгук, прокручивая красный ленточный чокер на своей шее. По всему его виду и выражению лица можно было понять, насколько некомфортно младшему в тщательно подобранной стилистами одежде. — У меня всё чешется от этого шмотья. Я вспотел, как…

— Хватит ны-ыть, — протянул Сокджин, пока ему приводили в порядок волосы. — Если у тебя аллергия на эту ткань, то просто попроси поменять рубашку…

Чимин закатил глаза, поднимаясь и быстро отправляясь к декорациям, на самом деле где-то глубоко всё же радуясь, что на него не нацепили чокер, которые он на дух не переносил, а ещё лучше, что не затолкали линзы, после которых жутко болели глаза.

— О, Чимин-и, — обрадовался Тэхён, похлопав по месту рядом с собой.

Декорациями в этот раз служили пол из тёмных досок, стены, выкрашенные в красивый серовато-холодный оттенок и сверху зелень на заднем фоне, что плющом вилась по изящным резным решёткам из железа. Парней одели в изящные, элегантные костюмы в гамме черных и тёмно-красных цветов, дополняя образы чокерами и лакированными туфлями. На Тэхёне, как обычно, красовался чёрный берет. Ким сидел на дощатом полу в позе лотоса, рядом с ним в такой же позе сидел Хосок, а Юнги сидел между ними, но на специальной поверхности в виде куба, что по цвету сливался со стенами. В своей обычной манере закинул ногу на ногу, бледные пальцы переплетая на колене.

— Нет, Чимин-а, встань, пожалуйста, позади Тэхён-щи, рядом с Мин Юнги. Облокотись на его плечо локтем, — указал фотограф, который очень часто снимал их. Он и правда знал, с какого ракурса и в каких позах парням стоит вставать, чтобы вышло как можно лучше. Намджун иногда в сердцах называл его «невоспетый гений», пересматривая фотографии.

— Эм-мн, — Чимин замялся, всё ещё стоя в стороне, затем взглянул на Юнги, который даже глазом не повёл, будто сознанием вовсе не здесь. — Ну, хорошо…

Не стоило показывать свой характер, Чимин и вовсе никогда не поддавался порывам эмоций и не закатывал истерики, когда дело касалось работы. Он молча встал, как ему указали, немного облокачиваясь на миново худощавое плечо, но сей факт скрывал чёрный пиджак.

— Отлично, — фотограф нацеливал свою явно дорогую и объёмную по габаритам камеру. — Мне нужны серьёзные лица…

Чимин делал всё так, как ему говорили. Свет от белого зонта бил прямо в глаза, от чего каждый раз было некомфортно, но это лишь издержки их работы. Кажется, если чуть-чуть расслабиться и сделать что-то не так, то заметят все. Вокруг мельтешат люди из стаффа, подкрашивают лицо, намазывают губы и поправляют причёску между заходами.

Щёлк. Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк-щёлк.

Щелчок за щелчком, вспышка за вспышкой. Фотограф всё перемещался из стороны в сторону, снимая ребят с разных ракурсов. Профиль. Верхний ракурс. Нижний ракурс. Улыбка. Задумчивость. Мягкость во взгляде.

Внезапно краем глаза Чимин уловил, как рука Юнги накрыла шею сидящего у его ног Хосока. Светловолосого перекосило изнутри, все рецепторы от чего-то напряглись. Какое-то непонятное, пожирающее и тяжёлое чувство взгромоздилось стокилограммовой гирей на лёгкие. Контролируй себя, Чимин. Он быстро проанализировал всё, что чувствовал, пока их продолжали фотографировать. Бледная рука старшего плавно перетекла на предплечье Хосока. Чимин боролся с диким, просто невыносимым желанием сильно сжать ладонью плечо Юнги, впиться пальцами до побеления, чтобы он прекратил делать это. Этот жест ничего не значил, и Чимин где-то глубоко в своей голове и мыслях это прекрасно осознавал, но, как бывало в девяносто пяти процентах случаев, ничего не мог поделать с собой. Эмоции в конечном счёте над Пак Чимином всегда одерживали верх, пусть он и не показывал этого.

Чимин не понимал, от чего его так дико подкосило, но бледная рука Мин Юнги смотрелась на шее и плече Хосока неправильно. Она не подходила и совершенно не вписывалась, будто художник в сердцах брызнул на картину кистью, и на ней образовалась огромная клякса. Чимину хотелось кричать и рвать на себе волосы. Он не знал, что им двигало, когда уселся рядом с Мином и притянул к себе Тэхёна, сидящего в ногах. Он обвил его шею руками, не слушая выкрики фотографа, и довольно улыбнулся, прижимаясь своей щекой к щеке друга. В конце концов всем показалось это милой картиной и их щёлкнули ещё пару раз.

Он не мог посмотреть на Юнги, но мог поклясться всем, что у него было, что старший смотрел на него. Он смотрел, это абсолютно точно. Чимин был уверен. Даже не просто смотрел, а прожигал, как тогда, во время ссоры. Пак чувствовал это всем своим горящим нутром.

— Перерыв десять минут! Нам нужно кое-что передвинуть, позовите рабочих…

Господи, как здесь жарко.

Все закопошились. Кто за едой и напитками, кто в уборную, кто декорации переставлять. Чимин размял шею, выдыхая расслабленно. Единственное, что бесило его в собственном образе, это длинные рукава-колокольчики цветастой рубашки, которые очень мешали. Он на некоторое время завис, размышляя о том, как глупо выглядит, затем оглянулся по сторонам и краем глаза заметил, что Юнги отправился в сторону уборной комнаты. Чимин не знал, какой демон в него вселился, когда ноги сами понесли неконтролируемое тело следом за старшим. Ещё через полминуты Пак уже заходил следом за старшим, закрывая дверь туалета с кабинками.

Юнги некоторое время пробыл в кабинке, затем раздался звук слива воды. Чимин почувствовал себя каким-то ненормальным сталкером, который бездумно следовал за целью по пятам. Он пошёл за Юнги, чтобы поговорить с ним в чёртовой уборной. Абсурд. Хотя, Пак даже не знал, что хотел конкретно сказать старшему. Извиниться? Послать? Сказать, что ненавидит? Чимин пытался понять себя и свой настрой за эти короткие мгновенья, которые казались в данной ситуации непозволительной роскошью.

— Чимин? — младший не сразу заметил, как Юнги вышел из кабинки и уставился на него, склонив набок голову. В это мгновенье он показался ему щенком, которого наказывали, но он не понимал, что сделал не так. Через секунду это наваждение рассыпалось и исчезло, когда Юнги нахмурил брови. — Что ты делаешь?

— Не знаю, — честно ответил Пак, решив не тратить фантазию и энергию на то, чтобы придумывать отговорку.

— Ясно, — пожал плечами Юнги, прокрутив вентиль на смесителе, следом сполоснув руки.

Чимин так и стоял, глядя на старшего во все глаза. В горле застрял ком, который не давал не то чтобы сглотнуть, даже нормально вдохнуть и выдохнуть. Светловолосый облапал взглядом бледные руки старшего с вытянутыми худыми пальцами, по которым стекали поблёскивающие в свете люминесцентной лампы капли воды. Затем он закрыл кран, стряхивая воду. Для Чимина воздух вокруг стал настолько густым, что можно было лепить из него фигуры.

Чимин не успел уловить тот момент, когда старший уже стоял перед ним, и только тогда до него дошло, что он загораживал собой дверь туалета. Пак уже отходил в сторону, позволяя темноволосому прикоснуться слегка влажными пальцами к ручке двери, как вдруг недосказанные слова воткнулись в солнечное сплетение острой стрелой. Чимин зачем-то перехватил Юнги за запястье, сильно сжимая и отводя руку от ручки двери.

— Какого хера? — Юнги вдруг заметно подкашивает, но это почему-то проходит мимо глаз Чимина. Он быстро перелистывает в своей голове всевозможные дальнейшие развития сюжета их разговора, но почему-то ни в одном не обходится без избиения самого младшего.

— Прости меня, Юнги-хён, — мямлит младший, исподлобья глядя на Мина. — Прости меня за ту ссору, я был виноват.

— Правда, не знаю, что на меня нашло, я правда сожалею…

— Я всё не знал, как подойти и попросить прощения, потому что твои слова задели меня очень сильно, — не переставал тараторить Пак, понимая, что по тормозам уже не сможет дать. Он неосознанно всё сильнее и сильнее сдавливал запястье старшего.

Когда он в очередной раз взглянул в глаза Юнги, то понял — пиши пропало. Его взгляд потемнел, почти почернел. На лбу появилась испарина, а во взгляде совершенно нечитаемое выражение. Он не злился, нет. Он смотрел на младшего, как на какую-то добычу. Как на что-то, чего он хочет достигнуть. Хочет разорвать и съесть. У Чимина подкосились ноги, он испугался, потому что ни разу не видел такого Мин Юнги.

— Отпусти, иначе пожалеешь, — прошипел старший, на секунду даже показалось, что он скалится от злости. Он не просил, он требовал.

— Н-нет, — заикнулся младший, отрицательно покачав головой и пытаясь настроить себя на более уверенную волну. — Ты должен выслушать мои извинения.

— Я ничего тебе не должен, Чимин-а, — голос Юнги приобрёл что-то скрытое и по-своему опасное. — Если ты не отпустишь мою руку — я ударю тебя.

Тут-то Чимин понял, осознал, увидел, что Юнги дрожал всем телом. Он выглядел потерянным и дезориентированным в этой маленькой комнате. Неужели он…

Нет, эта догадка была совершенно иррациональна. Невозможна и нереальна. Ну, просто потому что кем был Юнги, а кем был Чимин. Поэтому эта мысль исчезла так же быстро, как появилась. Тогда что с ним происходило? Чимин нихрена не понимал, а иногда неправильно понятое слово или действие давало ложное представление о некоторых вещах.

— Сделаешь то, что не сделал тогда? — прищурился младший, явно приобретя некую крупицу смелости в голосе.

Чимин сдался, отпуская запястье старшего. И всё напряжение осело в тот самый миг, словно завеса, которая их разделяла, была скинута и разорвана, стена рухнула. Некоторые люди всегда всё понимали не так, вот и Чимин не понимал.

— Твои извинения приняты, — отчеканил старший, прежде чем покинуть уборную, но даже не взглянул в глаза.

Он стал прежним Юнги, стоило только Чимину исполнить его просьбу-требование. Прежним: отрешенным, безразличным, скучающим Мин Юнги. Как только дверь за ним закрылась, Пак едва удержался, чтобы не рассыпаться по частям и не свалиться на пол. Припал спиной к кафельной стене, схватился за грудь, сильно сжимая в кулак рубашку и часть пиджака. Сердце упоительно выдавало один кульбит за другим. Пальцы побелели. Дыхание сбилось. Ощущение, будто он не мог дышать.

— Ты идёшь? — по лбу Тэхёна скатилась капля пота, он одним движением ладони стёр её, облизав губы.

— Не, я ещё потренируюсь, — покачал головой Чимин, стоя перед зеркалом в танцевальном зале и делая резкий выпад бедром вперёд, который почему-то выглядел не так, как должен был. Чимину совсем не нравилось.

— А я пас, сейчас умру, —пробубнил Хосок, вставая на колени, а затем и вовсе падая на пол и сгребая его руками так, будто пытался целиком обнять. Выглядело настолько забавно, что Чимин едва хихикнул. — Как тебе хватает сил вообще стоять?

— Для омлета иногда нужно разбить пару яиц, — улыбнулся Пак, покрепче перевязывая на талии рукава клетчатой рубашки.

Ребята репетировали новую хореографию, которая, казалось, включала в себя по части из всех самых сложных, которые у них когда-либо были. Особенно тяжело она давалась Юнги и Сокджину. Но Тэхён, Хосок, Чимин и Юнги репетировали свою часть поздно вечером лишь вчетвером, тогда как остальные старшие хёны и Чонгук тренировались днём. Старшим забили расписание под завязку, поэтому они не могли репетировать вместе со всеми.

Чимин любил репетировать в полном одиночестве, поскольку когда они делали это все вместе, то всё шло по одному характерному месту на букву «п». Под конец уже просто не хватало нервов, потому что это были крики, недовольства, пререкания и огромное количество негативной энергии. Из-за усталости ругались буквально все и со всеми. Правда, Чимин уже не помнил, когда их совместные тренировки оканчивались тихо и спокойно. Другое дело — по отдельности, а потом всем вместе просто закрепить.

— Долго здесь не торчи, энерджайзер, — Хосок потрепал свою мокрую чёлку, поднимаясь с пола. — Идёшь? — обратился он к Юнги, который сидел у противоположной от зеркала стены, согнув ноги в коленях.

Чимин едва заметно бросил взгляд на старшего в отражении: тот совсем не выглядел уставшим.

Эти несколько дней Чимин не вспоминал тот инцидент в туалете. Он не хотел думать об этом — боялся. Боялся того, что почувствовал на одну долю секунды. Не анализировал, не зацикливался, потому что ему было от чего-то страшно. Возможно, было бы лучше оставить несколько точек на этой карте неисследованными, ведь всё встало на свои места. Обиды забыты, Юнги прежний, прежний и Чимин. Будто никакой ссоры и не было. Было только одно «но» — отношения не изменились, они остались такими же, как во время ссоры. Перекидывались парой фраз, но лишь по делу. В одно мгновенье осознание дошло до младшего, словно резко ударившая в дерево молния: ведь их отношения всегда и были такими. Чимин — доставал, Юнги — игнорировал.

Пак построил себе иллюзию дружбы, от этого почему-то сделалось так паршиво на душе. Единственное, о чём Чимин задумывался каждый вечер нескольких прошедших дней: что случилось с Юнги в тот момент? Он был сам не свой, но почему? От чего? Иногда Чимину казалось, что неизвестность — самое худшее, что могло быть. Но ведь именно она давала время подумать и сделать правильный вывод. Пока этого, к сожалению, не произошло, но он терпеливый, подождёт.

— Я тоже останусь, — с безразличием в голосе ответил Мин, отвинчивая крышку на бутылке с водой. — Сам видел, что у меня всё плохо.

Хосок только открыл рот с явным энтузиазмом во взгляде, чтобы что-то произнести, как Юнги в ту же секунду прервал его:

— Пошутишь сейчас — яйца откручу.

— Да понял-понял, — замахал Хосок руками в примирительном жесте, едва сдерживая смех.

Тэхён прыснул в кулак, скидывая какие-то вещи в сумку и всё ещё дико потея лбом. Затем Хосок всё же прошептал ему свою шутку, приставив ладонь для пущей звукоизоляции от злого Мин Юнги, и они, смеясь, покинули помещение под его испепеляющий взгляд. Звенящая тишина в танцевальном зале постепенно вливалась в уши Чимина, пока он стоял у аппаратуры и бездумно пролистывал песни в плей-листе своего телефона. Оставаться с хёном наедине — последнее, чего он хотел в этот длинный, изматывающий вечер.

— Какую часть хочешь повторить? — невзначай кинул Чимин, натягивая на лицо напряжённое и сосредоточенное выражение.

— Ты поможешь мне с некоторыми движениями?

У Чимина сердце будто проехалось по рёбрам, как по стиральной доске. Он распахнул глаза, прогоняя фразу Мин Юнги в голове ещё несколько раз, как на зажёванной кассете.

Это был полнейший нокаут для младшего. Неужели Юнги попросил его о чём-то? Да ещё и «пожалуйста» сказал? Паку стоило пролистать ленту новостей, потому что в Мире начался апокалипсис? Наводнение? Землетрясение? Они все умрут?

— Конечно, без проблем, — всё, что смог выдавить из себя Чимин, криво улыбнувшись и продолжив листать музыку, чтобы найти нужный трек.

— Не заставляй меня повторять это дважды, — нахмурился Юнги, опуская глаза и закручивая пробку на бутылке.

— Я правда не понимаю, — пожал плечами Чимин, взглянув на старшего. — Чего жаль-то?

— Что я обидел тебя тогда. Я иногда говорю вещи, которые не стоит говорить, — в его голосе не было каких-либо эмоций, но этого и не нужно было.

Чимин с уверенностью мог сказать, что видел восьмое чудо света. Мин Юнги, хоть и коряво, но пытается извиниться. Чимину с головой хватало даже этой попытки. Будто какой-то неведомый груз окончательно ушёл и больше не появится. Пак и правда чувствовал себя намного легче.

— Я думал, что мы уже давно забыли об этом, — широко улыбнулся он, слегка почесав свободной рукой растрёпанную макушку.

— Как скажешь, — пожал плечами Юнги, поднимаясь на ноги. Он всем видом показывал, что поскорее хотел закончить этот разговор, хоть сам его и начал, что ставило Пака в немного затруднительное для понимания положение. — На середине у меня не получается эта путаница с ногами…

Orsten — Fleur Blanche

Когда Чимин включил песню, поставив на среднюю громкость, и встал напротив зеркала, то Юнги последовал его примеру, располагаясь рядом. Светловолосый невольно оглядел в отражении зеркала его тонкие ноги, облачённые в свободные потёртые джинсы, которые держались на честном слове, а помятая чёрная футболка слишком небрежно была в них заправлена. Чимин так же быстро отвёл взгляд, качая зачем-то головой, чтобы ненужные мысли вылетели из неё.

— Ты немного неправильно ноги располагаешь изначально, поэтому не получается, — проговаривал Чимин, принимая нужную позу, пока играла первая часть трека. — Нужно вот так…

Старший повторил за Паком, переставляя ноги в нужную позу и медленно повторяя вместе движение, которое никак не получалось. Чимин чувствовал какое-то внутреннее превосходство, гордость. Его распирало от радости, что всё, как раньше. Мин всегда просил у него помощи с движениями, которые не выходили. Не Чонгука, не Хосока, а именно Чимина.

— Не-ет, — засмеялся Пак, увидев расположение ног брюнета, но когда тот напряжённо стрельнул взглядом, то Чимин стал серьёзным. — Не так, Юнги-хён, — он подошёл ближе, снова вставая в исходное положение. — Вот так, не забывай про руки…

Когда старший встал в нужное положение, Чимин необдуманно прильнул позади без какой-либо «задней» мысли, и взял его за запястья, приподнимая руки чуть выше, чтобы обозначить, как правильно нужно их расположить. За такое короткое мгновенье он успел сравнить ширину их плеч, тут Чимин явно выигрывал. Тут-то произошло это нечто, и Юнги резко выдернул свои руки из ладоней Чимина, отпрянув от него в сторону, словно кипятком ошпаренный.

— Не делай так, — вновь каким-то жёстким на слух голосом предупредил он, а Чимин про себя отметил, что нужный момент в песне уже прошёл.

— Да почему? — не выдержал младший, едва сдержав себя, чтобы от обиды не топнуть ногой, словно маленький ребёнок в магазине игрушек. — Тебе настолько противны мои прикосновения? Почему постоянно такая реакция? Мои руки кажутся тебе грязными? От меня несёт или ещё что? Не понимаю, что не так?

Чимин понял, что стоило бы остановиться сейчас, но непонимание колючим плющом окутывало весь разум. Он мысленно на лице отметил крестом, как клад на карте, куда ударит себя после. Пак смотрел на Юнги, который выглядел потерянным. Снова. Всё в точности, как тогда, в уборной. Лицо старшего приобрело какое-то нечитаемое выражение для Чимина, и он не знал, что с этим делать. Спрашивать напрямую — бесполезно, потому что по Юнги было видно: он не собирался отвечать на вопросы младшего.

А Пак ночами спать не мог.

— Забудь, — покачал головой Юнги, отводя взгляд. — В следующий раз проработаем.

И он просто отвернулся, подхватывая с пола бутылку с водой, а с подоконника свой телефон и наушники. Чимин смотрел, как старший идёт к выходу из танцевального зала, и ничего не делал. Он осматривал его силуэт сзади: глупая неуклюжая походка, худощавое телосложение, бледная кожа. Тёмные волосы слегка влажные на затылке. Руки от локтя до пальцев покрывали выделяющиеся голубоватые вены. Конечно, не такие, как у самого Пака, но выглядели более привлекательно от того, что гладкие, словно тонкие плавные змеи, обрамляющие руки со всех сторон.

Взгляд Пака вдруг останавливается на запястьях. В голову резко, словно огромный булыжник, впадает вполне рациональная догадка. Ведь тогда Чимин тоже коснулся рук. Запястий.

— Хён, подожди, — крикнул Чимин, когда Юнги уже подошёл к двери.

Он не успел обернуться и взглянуть на Пака, бурлящего энтузиазмом, мчащегося к нему на всех парах. Чимин резко прислонился к темноволосому со спины, хватая за запястья.

Юнги тут же заткнулся, когда младший сдавил его запястья влажными мягкими пальцами. Его подкосило, казалось, ещё секунда, и он повалится с ног, полностью сдаваясь. Чимин нашёл. Он понял.

Юнги не выносит, когда трогают его запястья.

— Отпусти, — промямлил он, а Чимин вдруг начал задыхаться, когда услышал этот голос.

Он не просил, не приказывал, не требовал. Он умолял. Пака пробила крупная дрожь, когда животом он почувствовал, что Юнги трясётся всем своим телом. И нарочно сжал сильнее запястья.

— Пожалуйста, — прохрипел старший, зажмуриваясь, будто его ударили коленом по животу. — Чимин-а, прошу.

Сказать, что Пак был в шоке — вообще ничего не сказать. Жизнь не переставала его удивлять с каждым часом всё больше и больше. Если перебрать хоть половину того, что подкидывал ему Мин Юнги в последнее время — удивляться разучишься напрочь.

Песня подошла к концу. Повисла удушающая тишина. Секунда за секундой. Помещение медленно, но верно наполнялось каким-то странным ощущением, от которого кожу Пака пробивало дрожью. Волосы на руках встали дыбом, когда Чимин уловил звук вдохов и выдохов Юнги. Тот не двигался, всё так же стоя с опущенной головой, заточённый в личной клетке рук Пак Чимина. От его шеи приятно пахло мятой и лимоном. Из-за спадающей чёлки глаз было не видно, но они однозначно были закрыты, даже зажмурены.

Мин Юнги казался куском глины — лепи, что хочешь. Используй, как душа пожелает. Казалось, он исполнит любое желание, как фея-крёстная, лишь бы только Чимин отпустил его руки. Но вместо того, чтобы загадать желание, Пак аккуратно перебирает кожу на бледных запястьях, массируя мягкими поступательными движениями вены. И тело старшего расслабляется. Из рук выпадает телефон, наушники и бутылка с водой, распространяя волнами неприятный гулкий звук по помещению. Словно тряпичная кукла, Мин Юнги слегка опадает на Чимина спиной, невольно запрокидывая затылок на его плечо с резким, томительным выдохом. Его губы размыкаются, но он не дышит. Футболка в районе лопаток мокрая. У старшего было такое выражение лица, от которого завёлся бы даже испорченный будильник.

Младший чувствует, как влажные кончики волос Юнги соприкасаются с его кожей в районе ключиц. И это окончательно сносит крышу.

Чимин, сам того толком не осознавая, хватает Юнги за плечи, поворачивая к себе лицом. Одним движением накрывает его губы своими, вновь хватая за запястья. У Чимина в голове стоит какой-то шум, словно помехи на радио. Он уже не видит себя, не чувствует тела, как только ощущает привкус мятных леденцов на сухих, потрескавшихся губах Мина. Тот же, в свою очередь, на первые десять секунд опешил, распахнув глаза. Где-то на периферии сознания Пак понимал, насколько это херово с его стороны, в каком сейчас шоке находится его хён.

Чимина возбуждало неизвестное. Возбуждало амбивалентное. Возбуждало то, что оказывалось глубже, чем казалось раньше. Мин Юнги оказался не грубым, не безразличным, не чёрствым. Он просто от всех защищался. Его защитная реакция, чтобы скрыть тот факт, что с тактильным общением у него явно какие-то проблемы. Иначе как объяснить тот факт, что он лишается силы воли и превращается из обычного Мин Юнги во что-то крайне слабое и покорное, стоит коснуться запястий?

Вершиной айсберга стало то, как внезапно хватка Мина слегка расслабилась, будто он засомневался в том, что нужно оказывать это нелепое сопротивление. Будто сдался. И губы (случайно?) разомкнулись, позволяя Чимину на несколько секунд опустить язык в тёплый, влажный рот. Это странно, потому что казалось таким блядски правильным. Будто так и должно было быть. Будто язык Пак Чимина идеально подходил для рта Мин Юнги.

Но тут светловолосого прошибает мысль о том, что творит его тело, когда Чимин осознаёт: он уже вытащил футболку Мина, заправленную ранее в джинсы, а пальцами зацепился за сам ремень. Костяшками он чувствовал распалённую кожу Юнги в районе тазобедренных косточек.

Когда Чимин замешкался буквально на пару секунд, то почувствовал, как темноволосый резко надавливает на его плечи, отталкивая от себя. Тут-то его окончательно настигло осознание всего того пиздеца, что он натворил буквально за несколько нещадных минут. Щёки и кончики ушей вспыхнули огнём. Глаза старшего пылали. В них было перемешано всё, что можно: злость, удивление, непонимание. Тот самый адский коктейль.

— Юнги-хён, — Пак уже ступил вперёд, чтобы сделать хоть что-нибудь, оправдать это хоть чем-то. — Я должен…

— Нет, Юнги-хён, я просто…

— Обратись за помощью, — кидает Мин, быстро хватая свои вещи и покидая помещение.

Звенящая тишина накрывает Пака с головой. Просто топит, не давая вдохнуть и откашляться. Он прислоняется к белым шкафчикам лбом, понимая, как жёстко проебался. Ударяется лбом, чтобы отрезвиться. Невольно на глаза попадается собственная по-прежнему выпирающая ширинка, тут Пак уже не удерживает стон, наполненный отчаянием, и хватается за голову.

Источник