Философические письма о чем
Философические письма
Автор: Петр Чаадаев
Год и место первой публикации: 1836, Москва (первое письмо)
Опубликовано: в журнале «Телескоп», № 15
Литературная форма: трактат
СОДЕРЖАНИЕ
Восемь «философических писем» были написаны по-французски в 1828–1830 годах. Связное развитие мысли в них предполагает внутреннее единство, однако современникам автора (как мы увидим ниже) было вполне достаточно одного, первого, письма, чтобы оценить направление мысли Чаадаева.
Адресат писем — Екатерина Дмитриевна Панова, женщина, в которой Чаадаев некогда принял участие и в беседах с которой провел немало времени. В ответ на ее письмо (которое она называет последним) Чаадаев задумывает серию философских посланий. Первое из них стало будоражащим введением к остальным.
Смута, царящая в мыслях корреспондентки, по мнению Чаадаева, господствует и в умах ее соотечественников.
Мыслитель пробудил в девушке религиозное чувство, а теперь советует ей соблюдать церковные обряды, чтобы его укрепить. Духовная составляющая в человеке требует не меньшего внимания, чем физическая, — истина избитая, но Чаадаев замечает, что «одна из наиболее печальных черт нашей своеобразной цивилизации заключается в том, что мы еще только открываем истины, давно уже ставшие избитыми в других местах и даже среди народов, во многом далеко отставших от нас». Россия находится вне времени и пространства, не имеет традиций и не принадлежит ни Востоку, ни Западу. То, что в других странах лежит в основе повседневного быта, для нас — «только теория и умозрение».
Все потому, что у нашего народа не было необходимого периода бурного и героического созидания: «Сначала — дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть», — такова, по Чаадаеву, история юности нашего государства. Мы выглядим путешественниками, кочевниками в собственных домах, ибо живем одним только настоящим. Отсутствие индивидуального или воспринятого опыта ставит нас перед необходимостью повторить «у себя все воспитание человеческого рода», ибо мы пришли в этот мир незаконными детьми. Культура, основанная на заимствовании и подражании, лишена внутреннего развития, прогресса: «Мы растем, но не созреваем».
Тем не менее нам присуща некоторая исключительность: наша нация существует лишь для того, чтобы преподать миру, человечеству какой-нибудь важный урок. Идеи долга, справедливости, права, порядка образуют «физиологию европейского человека» и, подкрепленные уверенностью, умственной методичностью, логикой, составляют наследие европейских народов. Русский чувствует себя заблудившимся в мире из-за отсутствия связи с традицией; его существование в мире — это мимолетное, сугубо индивидуальное присутствие. Обращаясь к общему духу нашего народа, автор замечает в нем полное равнодушие к добру и злу. Нам присущи некоторые добродетели малоразвитых, но не зрелых народов — у нас нет мудрецов и мыслителей.
«Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили. С первой минуты нашего общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей; ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды; мы не дали себе труда ничего выдумать сами, а из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь».
Эта филиппика Чаадаева направлена против наследников Византии, живущих в лачугах «из бревен и соломы». Плоды христианства еще не созрели для нас, и именно римско-христианский импульс должен помочь нам повторить все развитие человечества. Иначе мы останемся в стороне от семьи европейских народов, которые, несмотря на «неполноту, несовершенство и порочность» европейского мира, по мнению мыслителя, живут в царствии Божьем. «То, что я говорил о нашей стране, должно было показаться вам исполненным горечи; между тем я высказал одну только правду, и даже не всю», — резюмирует, обращаясь к адресату, Чаадаев.
ЦЕНЗУРНАЯ ИСТОРИЯ
««Письмо» Чаадаева было своего рода последнее слово, рубеж. Это был выстрел, раздавшийся в темную ночь; тонуло ли что и возвещало свою гибель, был ли это сигнал, зов на помощь, весть об утрате или о том, что его не будет, — все равно надобно было проснуться», — пишет в «Былом и думах» Александр Герцен, восхищаясь силой речи статьи Чаадаева и сравнивая впечатление от нее с впечатлением от «Горя от ума» (см.).
Выход в начале октября 1836 года 15-го номера журнала «Телескоп» вызвал, как пишет редактор журнала Николай Надеждин своему помощнику Виссариону Белинскому, «ужасный гвалт», «большие толки» и «остервенение». Виной такому ажиотажу была статья «Первое философическое письмо» Петра Чаадаева. В рапорте генерала Перфильева, уже 15 октября поданном шефу жандармов графу А. X. Бенкендорфу говорилось, что статья «произвела в публике много толков и суждений и заслужила по достоинству своему общее негодование, сопровождаемое восклицанием: «как позволили ее напечатать?» В публике не столько обвиняют сочинителя статьи — Чеодаева, сколько издателя журнала — Надеждина, цензора же только сожалеют». Номер «Телескопа» был вместе с всеподданнейшим докладом доставлен государю. Упоминания о статье в периодике были запрещены. Волнение читающей публики выплескивалось в письмах. Директор Департамента иностранных вероисповеданий Филипп Вигель писал митрополиту Серафиму, называя Чаадаева «извергом»: «Среди ужасов французской революции, когда попираемо было величие Бога и царей, подобного не было видано. Нигде, нигде, ни в какой стране, никто толикой дерзости себе не позволил». Митрополит Петербургский, в свою очередь, возмущался в послании Бенкендорфу: «Суждения о России, помещенные в сей негодной статье, столько оскорбительны для чувства, столько ложны, безрассудны и преступны сами по себе, что я не могу принудить себя даже к тому, чтоб хотя одно из них выписать здесь для примера». Николай I тоже откликнулся (22 октября), но — резолюцией; впрочем, тоже достаточно эмоциональной: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного: это мы узнаем непременно, но не извинительны ни редактор журнала, ни цензор. Велите журнал закрыть, обоих виновных отрешить от должности и вытребовать сюда к ответу».
«Дело о запрещении журнала «Телескоп» — один из самых захватывающих сюжетов в истории русской цензуры. По подсчетам В. Сапова, опубликовавшего часть обширного документального наследства этого дела, журналу со статьей Чаадаева пришлось пройти семь инстанций: 1) III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии; 2) Министерство народного просвещения; 3) Канцелярию Московского военного генерала-губернатора Д.В. Голицына; 4) московскую полицию; 5) московскую жандармерию; 6) Главное цензурное управление и подчиненные ему Московский и Санкт-Петербургский цензурные комитеты.
29 октября квартиру автора статьи обыскали и конфисковали бумаги. Чаадаева помещают под медицинский надзор, а министр народного просвещения С. С. Уваров циркулярно пригрозил неблагонамеренным цензорам и издателям судьбой «Телескопа». Известный цензор A.B. Никитенко писал в конце октября в дневнике: «Ужасная суматоха в цензуре и в литературе …весь наш русский быт выставлен в самом мрачном виде Подозревают, что статья напечатана с намерением, и именно для того, чтобы журнал был запрещен и чтобы это подняло шум Думают, что это дело тайной партии». Созданная 5 ноября 1836 года следственная комиссия поначалу не знала, какую версию предпочесть и готовила, на всякий случай, обе — на выбор Государя: версию тайной партии, «школы, проникнутой адскими идеями», и версию слабоумного автора и цензора, выказывающего «нерадение по службе». Граф Татищев в секретном письме Уварову стоял за первый вариант подоплеки обнародования «Первого философического письма»:
«Факт его опубликования очень важен для правительства; он доказывает существование политической секты в Москве; хорошо направленные поиски должны привести к полезным открытиям по этому поводу. Принадлежит ли автор к тайным обществам, но в своем произведении он богохульствует против святой православной церкви. Он должен быть выдан церкви. Одиночество, пост, молитва пришли бы на помощь пастырским внушениям, чтобы привести домой заблудшую овцу».
(Примечательно, что позже Федор Достоевский постфактум предлагал аналогичный способ «приведения домой» заблудшего Чаадаева.)
Власть, однако, предпочла второй вариант толкования публикации. За это говорит и относительно скромный масштаб предпринятых репрессий и «официальная болезнь» Чаадаева. В этом контексте тон письма Бенкендорфа князю Д. В. Голицыну кажется издевательским:
«…жители древней нашей Столицы, всегда отличающиеся чистым здравым смыслом и будучи преисполнены чувством достоинства Русского Народа, тотчас постигли, что подобная статья не могла быть писана соотечественником их, сохранившим полный свой рассудок, и потому не только не обратили своего негодования против г. Чеодаева, но напротив изъявляют искреннее сожаление о постигшем его расстройстве ума, которое одно могло быть причиною написания подобных нелепостей. — Здесь получены сведения, что чувство сострадания о несчастном положении г. Чеодаева единодушно разделяется всею Московскою публикою. — Вследствие сего ГОСУДАРЮ ИМП угодно, чтобы Ваше Сиятельство, по долгу звания Вашего, приняли надлежащие меры к оказанию г. Чеодаеву всевозможных попечений и медицйнских пособий. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО повелевает, дабы Вы поручили лечение его искусному медику, вменив сему последнему в обязанность непременно каждое утро посещать г. Чеодаева, и чтобы сделано было распоряжение дабы г. Чеодаев не подвергал себя вредоносному влиянию нынешнего сырого и холодного воздуха; одним словом, чтоб были употреблены все средства к восстановлению его здоровья».
В ответ на недоумение Бенкендорфа, «каким образом Русский мог унизить себя до такой степени, чтоб нечто подобное написать», и на последовавшее предписание правительства Чаадаев прослезился и сказал: «Справедливо, совершенно справедливо». Сам автор в разговоре с чиновниками неоднократно удивлялся тому, как могла цензура пропустить статью, и подтвердил, что во время написания ее был болен. Весть о сумасшествии Чаадаева быстро разнеслась по Москве, равно как и подробности его визита к графу С. Г. Строганову. Председателю московского цензурного комитета писатель якобы жаловался на журналиста и цензора, а себя оправдывал временным помешательством.
Следственная комиссия, составленная из чиновников самого высокого ранга (А. X. Бенкендорф, С. С. Уваров, Н. А. Протасов, А. Н. Мордвинов), действительно, Чаадаева особенно не беспокоила. «Главным обвиняемым» стал Н. И. Надеждин, которого по приезде в столицу посадили под арест в дом III отделения. По словам В. Сапова, «за «телескопную историю» Надеждин не только поплатился своей карьерой, не только годом ссылки в Усть-Сысольск, но, по-видимому, и личной судьбой: окончательно расстроился его брак с Е. В. Сухово-Кобылиной…» Цензора Болдырева, отвечавшего за московский журнал, уволили без пенсиона. Хозяин типографии отделался замечанием. Переводчика статьи искали, но не нашли.
Чаадаев провел под медико-полицейским надзором год. Для него закрытое 16 ноября 1837 года дело закончилось безжалостным повелением Николая: «От[ставного] Рот[мистра] Чеодаева освободить от учрежденного за ним медицинского надзора под условием, дабы он не смел ничего писать».
Только в 1861 году А. Герцен перепечатал перевод «Философического письма» за границей — в своей «Полярной звезде». Через год И. С. Гагарин издал в Париже и Лейпциге «Избранные сочинения Петра Чаадаева», где был помещен французский текст шестого и седьмого писем. По-русски в России они были впервые напечатаны в 1906 году М. О. Гер-шензоном. Недостающие письма были обнаружены достаточно поздно, их публикация состоялась в 1935 году.
Дело о запрещении журнала «Телескоп»: Новые документы о П.Я. Чаадаеве // Вопросы литературы. 1995. Вып. 1. С. 113–152; Вып. 2. С. 56–110.
Тарасов Б.Н. Философические письма. Комментарии // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М.: Современник, 1989. С. 542–546.
Тарасов Б.Н. Чаадаев. М., 1990.
Читайте также
Письма
Письма Через этот раздел была налажена теснейшая связь газеты со своими читателями. Редакция газеты оперативно реагировала на нужды и запросы читателей, их пожелания, выражая в конце статьи свое мнение по тому или иному вопросу. Очень много было писем-статей,
Урок письма
Урок письма Я хотел получить хотя бы приблизительное представление о численности намбиквара. В 1915 году Рондон оценивал ее в 20 тысяч человек, что, вероятно, было преувеличенной цифрой. В то время в каждой группе насчитывалось до нескольких сот членов, но собранные вдоль
Письма и открытки
Письма и открытки Несмотря на то что времена почтовых голубей и витиеватые объяснения, написанные от руки, сменили современные средства связи, письмо и открытка остаются формой общения и передачи информации.Каждому приятно получить открытку к празднику или письмо с
Пишите письма!
Пишите письма! «Судить писателя по законам, им самим над собой признанным». «Поэзия в его стихах и не ночевала». «Выдавливать из себя по капле раба».Вот наудачу три выражения, прочно вошедших в русский язык и часто используемых интеллигентными людьми в спорах о жизни и о
ПИСЬМА
ПИСЬМА От прадедушки перешел к нам по наследству маленький сейф. В нем были две дверцы. Открываешь сперва одну — с несколькими крохотными ящичками. Там я хранил ваши — твои и твоей сестренки — молочные зубки, пряди ваших волос, таблички с номерами, обозначающими ваши
Беседы и письма
Беседы и письма О чем разговаривать с человеком малознакомым, когда взаимное молчание становится неудобным? Вы правильно догадались — о погоде. Это тема, интересующая каждого, безопасная, бесконфликтная. Неинтересная? Это верно. Но совсем не обязательно сразу
«Сцены письма»
Формула письма
Формула письма Чем отличаются новеллы и сценки, включенные в «Случаи», от многих аналогичных текстов Хармса, написанных в то же время? Можно высказать два предположения. Во-первых, тексты, вошедшие в «Случаи», максимально абстрактны по своему хронотопу. Целый ряд
СЦЕНА ПИСЬМА
СЦЕНА ПИСЬМА Рассказ Перевод с английского М. ГАЛЬПЕРИНОЙ Вдохни поглубже. Еще ничего не надо делать, ты не готова. А когда ты будешь готова? Никогда. Никогда. Это означает, что я должна начать сейчас. Не начинай, даже и думать не смей, это слишком трудно. Нет, слишком просто.
Восемь «Философических писем» от Петра Чаадаева
Русский философ и публицист Петр Чаадаев, создатель русской историософии, был официально объявлен сумасшедшим, целый год находился под наблюдением медиков и полиции, после чего получил статус «исцеленного», но с пожизненным запретом что-либо писать.
Все эти события произошли после публикации в 1836 году в литературно-общественном журнале («Телескоп») «Философических писем» Чаадаева. Точнее, русского перевода первого из них. Автор размышляет там о положении русского народа и его религиозном обособлении, о судьбе России и называет главные пороки русской жизни — самодержавие и крепостничество.
По его концепции, нравственность, состоящая из христианских идеалов и ценностей, — движущая сила общественного прогресса. А исторический процесс — это замысел бога, и его развитие невозможно без развития духа. Поэтому самое главное в человеке и то, чему его стоит учить, — сочетание разума и нравственности.
«Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного» (из резолюции Николая I).
Известно, что эти письма созданы в период, когда Чаадаев находился в добровольном «затворничестве» в деревне.
«Чаадаев почти три года жил по большей части отшельником. Он редко выходил из дому, мало с кем виделся. К этим немногим принадлежал Пушкин, которого судьба привела в Москву почти в одно время с ним» (М.Н. Лонгинов, опубликовано в журнале «Русский вестник», 1862).
Всего писем было восемь, написаны они были на французском языке в период с 1828 по 1830 год и адресованы «сударыне» — так автор называл свою знакомую Екатерину Панову.
«Я познакомился с госпожой Пановой в 1827 году в подмосковной, где она и муж ее были мне соседями. Там я с нею видался часто, потому что в бездомстве находил в этих свиданиях развлечение. На другой год, переселившись в Москву, куда и они переехали, продолжал я с нею видаться… Все это пишу к Вашему превосходительству, потому что в городе много говорят о моих сношениях с нею, прибавляя разные нелепости…Что касается до того, что эта несчастная женщина теперь, в сумасшествии, говорит, например, что она республиканка, что она молилась за поляков и прочий вздор, то я уверен, что если спросить ее, говорил ли я с ней когда-либо про что-нибудь подобное, то она, несмотря на свое жалкое положение, несмотря на то, что почитает себя бессмертною… конечно, скажет, что нет» (из показаний Чаадаева московскому обер-полицмейстеру Л.М. Цынскому от 7 января 1837 года, опубликованных в журнале «Мир божий», 1905).
Во время следствия Чаадаев признался, что обсуждал с ней в личных беседах разные религиозные и философские вопросы, но считает ее немного не в своем уме. И в целях ее «успокоения» придумал писать ей письма, но затем дал почитать знакомым, а тем так понравилось, что они без его разрешения отправили первый текст в «Телескоп».
А редкие встречи, на которых Чаадаев появлялся в то время, говорили о его собственном не самом радостном внутреннем состоянии.
После объявления резолюции Николая I Министром народного просвещения того века Семеном Уваровым журнал «Телескоп» был закрыт, а главного редактора Николая Надеждина отправили в ссылку.
«Философические письма» Чаадаева серьезно повлияли на развитие русской философии.
Сам автор, несмотря на запрет, в 1837 году заканчивает свою последнюю работу «Апология сумасшедшего» и надеется, что ее опубликуют хотя бы после его смерти. В этой работе он попытался «смягчить» то, о чем писал в «Философических письмах», размышляет о «толпе» и говорит свою знаменитую фразу о том, что «прекрасная вещь — любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное — это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества…».
Предлагаем почитать несколько отрывков-размышлений автора на самые разные темы из «Философических писем». Найти и заказать их можно в электронном каталоге Некрасовки.
Взгляните вокруг. Разве что-нибудь стоит прочно? Можно сказать, что весь мир в движении. Ни у кого нет определенной сферы деятельности, нет хороших привычек, ни для чего нет правил, нет даже и домашнего очага, ничего такого, что привязывает, что пробуждает ваши симпатии, вашу любовь; ничего устойчивого, ничего постоянного; все течет, все исчезает, не оставляя следов ни вовне, ни в вас.
Надо избавиться от всякого суетного любопытства, разбивающего и уродующего жизнь, и первым делом искоренить упорную склонность сердца увлекаться новинками, гоняться за злобами дня и вследствие этого постоянно с жадностью ожидать того, что случится завтра. Иначе вы не обретете ни мира, ни благополучия, а одни только разочарования и отвращение.
У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса; каждая новая идея бесследно вытесняет старые, потому что она не вытекает из них, а является к нам бог весть откуда. Так как мы воспринимаем всегда лишь готовые идеи, то в нашем мозгу не образуются те неизгладимые борозды, которые последовательное развитие проводит в умах и которые составляют их силу. Мы растем, но не созреваем.
Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете.
Массы подчиняются известным силам, стоящим у вершин общества. Непосредственно они не размышляют. Среди них имеется известное число мыслителей, которые за них думают, которые дают толчок коллективному сознанию нации и приводят ее в движение. Незначительное меньшинство мыслит, остальная часть чувствует, в итоге же получается общее движение. Это справедливо для всех народов земли; исключение составляют только некоторые одичавшие расы, которые сохранили из человеческой природы один только внешний облик.
Мы лишь с грехом пополам боремся с крайностями времен года, и это в стране, о которой можно не на шутку спросить себя: была ли она предназначена для жизни разумных существ.
На мой взгляд, нет ничего более несовместимого с правильным умственным укладом, чем жажда чтения новинок. Повсюду мы встречаем людей, ставших неспособными серьезно размышлять, глубоко чувствовать вследствие того, что пищу их составляли одни только эти недолговечные произведения, в которых за все хватаются, ничего не углубив, в которых все обещают, ничего не выполняя, где все принимает сомнительную или лживую окраску и все вместе оставляет после себя пустоту и неопределенность.
Да, я свободен, могу ли я в этом сомневаться? Пока я пишу эти строки, разве я не знаю, что я властен их не писать? Если провидение и определило мою судьбу бесповоротно, какое мне до этого дело, раз его власти я не ощущаю? Но с идеей о моей свободе связана другая ужасная идея, страшное, беспощадное следствие ее — злоупотребление моей свободой и зло как его последствие.
Пора обратиться снова к вам, сударыня. Мне, признаться, трудно оторваться от этих широких горизонтов. С этой высоты открывается перед моими глазами картина, в которой почерпаю я все свои утешения; в сладостном чаянии грядущего блаженства людей мое прибежище, когда под гнетом обступающей меня печальной действительности я чувствую потребность подышать более чистым воздухом, взглянуть на более ясное небо.
Реакция власти и общества на «Философические письма» П.Я. Чаадаева
Содержание
Содержание первого «Философического письма»
В «Философическом письме» автор пишет, что Россия должна была соединить разум Запада и воображение Востока, но Провидение отвело ей другую роль, поэтому на нашу страну не распространяется действие всеобщего закона человечества. В том, что Россия отстала от Европы виновата «отчасти наша непостижимая судьба», однако в этом есть и «доля человеческого участия». Чаадаев призывает Россию к «христианскому пробуждению», которое является «воспитанием человеческого рода». Автор «Философического письма» выражает свои мысли крайне абстрактно, что можно увидеть по наиболее часто встречающимся словам Облако слов. В «Философическом письме» отразились мировоззренческие установки П.Я. Чаадаева. Узнать подробнее о факторах, которые оказали влияние на формирование личности «басманного философа» Вы можете, перейдя по ссылке: Ментальная карта «Факторы, оказавшие влияние на формирование мировоззрения П.Я. Чаадаева»
Реакция власти на «Философические письма»
Первое «Философическое письмо» было опубликовано в 1836 году в журнале «Телескоп», редактором которого был Н.И. Надеждин.
Двоюродный племянник П.Я. Чаадаева М.И. Жихарев описывает реакцию властей на публикацию «Философического письма»: «Правительство ответило репрессиями. Уваров, для которого выступление Чаадаева было неприятным сюрпризом, вызовом желанному единомыслию, видел в нем «дело тайной партии» и лично редактировал определение Главного цензурного комитета о закрытии журнала. В резолюции императора содержание письма было названо «смесью дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного».
Чаадаев был объявлен сумасшедшим, ему запрещено было публиковать свои произведения. За этим последовала ссылка редактора «Телескопа» Н.И. Надеждина и запрет упоминать о данной статье в печати.
Реакция общества на «Философические письма»
Однако далеко не все были готовы к конструктивной критике «Философического письма»: к примеру, поэты Н.М. Языков и Д.Н. Давыдов, писатель В.Ф. Одоевский очень эмоционально выразили свое негодование по поводу работы П.Я. Чаадаева.
Однако все же нашлись и те, что поддержал Чаадаева – например, А.И. Герцен, считавший, что издание письма можно сравнить с выстрелом среди ночи. Он не был согласен с основными положениями «Философического письма»,но сумел оценить значение этой публикации: «Письмо Чаадаева прозвучало подобно призывной трубе: сигнал был дан, и со всех сторон послышались новые голоса; на арену вышли молодые бойцы, свидетельствуя о безмолвной работе, производившейся в течение этих десяти лет». Именно Герцен стоял у истоков идеалогизированной традиции, которая причисляла П.Я. Чаадаева к представителям революционного лагеря.
Визуализировать представленную выше информацию поможет презентация Prezi: реакция власти и общества на «Философические письма» П.Я. Чаадаева
Вывод
После публикации первого «Философического письма» правительство приняло ряд карательных мер по отношению к Чаадаеву. Однако эти меры лишь усилили интерес общественности к содержанию «Философического письма».
Чтобы проверить степень усвоения материала, Вы можете пройти данный тест: Kahoot
Список источников и литературы: