У нас говорят что мол любит и очень и снегова

У нас говорят что мол любит и очень и снегова

8 комментариев

Похожие цитаты

О господи! Все женщины мечтают,
Чтоб их любили так, как ты меня.
Об этом в книгах девочки читают,
Старухи плачут, греясь у огня.
И мать семьи, живущая как надо,
В надежном доме, где покой и свет,
Вздохнет, следя, как меркнут туч громады:
И все как надо, а чего-то нет.
Есть нежность, верность есть, но ежечасно
Никто коротких, трудных встреч не ждет.
Никто тебя за счастье, за несчастье,
Как зло, как наважденье не клянет.
Не довелось… Вздохнет, а тучи тают,
Горит закат на самой кромке дня…
… показать весь текст …

Та женщина, которая ушла,
Не будет беспокоить вас звонками
И баловать в субботу пирожками,
Рассказывать, что ночью не спала…
Ей будет абсолютно всё равно,
Что ни одной с рыбалки смс-ки…
Что удочки стары, порвались лески,
А рыбы в речке спрятались на дно…

Та женщина, которая ушла,
Не будет вспоминать объятья ваши
И станет на одну потерю старше,
Но у неё, как прежде, два крыла…
Ручьём не льются слёзы по щекам
… показать весь текст …

Я еду не к тебе. Так много время смыло!
Я еду не к тебе. Ты в мой расчёт не взят.
Я еду в тишину. Протяжно и уныло.
Стучат колёса, двигаясь назад.
Я еду во вчера. Обратно. Наугад.
Туда, где ничего ничто не изменило,
Где мы уже не властны всё подряд
Ломать своей сегодняшнею силой.
Я еду не к тебе. Когда всё это было…
Ты можешь тихо спать, как праведники спят.
Я еду в осень. В ту, что окропила
Меня огнями с головы до пят.
Я еду к той земле, что так меня томила,
Где всё, кроме тебя, из-за тебя мне мило.

Источник

Любовь.

У нас говорят, что, мол любит и очень
Мол балует, холит, ревнует, лелеет
А помню, старуха соседка – короче,
Как встарь в деревнях говорила: жалеет.
И часто платок затянувши потуже,
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника – мужа
Как век он не мог на нее насмотреться.
— Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь, уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь – чего мол управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко.
Зимой мой хозяин тачает, бывало
А я уже лягу, я спать мастерица
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица,
И сядет к огню в уголке своем тесном
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек
Дай Бог ему отдыха в царстве небесном!
И тихо вздыхала: жалел меня очень.
В ту пору смешным мне все это казалось.
Казалось любовь чем сильнее, тем злее
Трагедии, бури… Какая там жалость!
Но юность ушла
Что нам ссориться с нею?
Недавно больная бессонницей зябкой
Я встретила взгляд твой – тревога в нем стыла.
И вспомнилась вдруг мне та старая бабка –
Как верно она про любовь говорила!

Ирина Снегова.
(1922-1975гг.)

Другие статьи в литературном дневнике:

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Источник

У нас говорят что мол любит и очень и снегова

У нас говорят, что, мол, любит, и очень,
Мол, балует, холит, ревнует, лелеет…
А, помню, старуха соседка короче,
Как встарь в деревнях, говорила: жалеет.
И часто, платок затянувши потуже
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника-мужа,
Как век он не мог на нее насмотреться.
— Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь — уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь чего, мол, управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко…
Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я…
… показать весь текст …

Всё приходит слишком поздно:
Мудрость — к дряхлым, слава — к мертвым,
Белой ночи дым беззвездный
В небе, низко распростертом, —
К нам с тобой, идущим розно.
Все приходит слишком поздно:
Исполнение — к желанью,
Облегчение — к недугу.
Опозданья, опозданья
Громоздятся друг на друга…
Сизый свет течет на лица,
Купола, ограды, шпили…
Снится, может? Нет, не снится.
Вот он, город-небылица,
… показать весь текст …

Жив-здоров. Не глядишь на другую
Вот и все. Остальное стерплю.
Не грустишь? Но и я не тоскую.
Разлюбил? Но и я не люблю.
Просто мне, чтоб по белому свету
Подыматься дорогой крутой,
Нужно верить, что дышишь ты где-то
Жив-здоров… И не любишь другой.

Боже, как они мелькают,
Эти вёсны, эти зимы!
Снова вьюжит, снова тает,
Снова мимо, мимо, мимо…
Разъяренный кросс по кругу,
Марафон необратимый, —
Друг за другом, друг от друга;
Поворот — и снова мимо…
И, наверно, взлет спирали
Был бы вовсе незаметен,
Если б век не проверяли
По деревьям и по детям.

Прошло, ушло… Свежо преданье…
И явны, коль мы их сличим,
Преувеличенность страданья
И незначительность причин.

Август празднует в силу вошедшее лето

Август празднует в силу вошедшее лето,
Зеленее зелёного в чаще огни.
Не скудеет избыток горячего света,
Запастись бы им впрок на ненастные дни.

Набирает рябина багряную горечь,
Оглушает кузнечиков струнная речь.
Август, это когда ты не просишь, не споришь,
Каждый солнечный луч начинаешь беречь.

Просто руки навстречу теплу поднимаешь
и с тревогой встаешь не в десятом, а в семь…
Август, это когда ты уже понимаешь,
Что померкший денек отгорел насовсем.
… показать весь текст …

Я люблю эту тихую пору,
Эту острую чуткость земли,
Когда в ноги зелёному бору
Первой пригоршней листья легли.
Когда всё ещё так, как вначале,
Только съехали дачники с дач,
Только птицы вокруг замолчали
Да сквозь зелень проглянул кумач.
Когда полдни светлы и погожи,
А ночами — ни зги у крыльца,
Когда лето, как сердце, не может
Осознать неизбежность конца.

«Лирика», Художественная литература, Москва, 1967

Все будет хорошо,
Не распускай, не хнычь,
Все будет хорошо,
Свободен этот клич.

Все будет хорошо,
Тверди себе, как йог,
Все будет хорошо,
Ведь главное — итог,

Все будет хорошо,
Умей заклясть судьбу,
Все будет хорошо,
Все бу.

Совет

Всё обойдётся в лучшем виде.
Не спорь. Дыши. Прими урок.
Выходит срок любой обиде,
И жизнь — длинней, чем этот срок.

Пообомнётся, поостынет
И вдоль пойдёт — не поперёк…
А там беде или гордыне,
Чему-нибудь да выйдет срок.

И отодвинется. Отыдет.
Отбередит. И, тратясь впрок,
Не снизойдёт к былой обиде
Душа… Но дай, но дай ей срок!

Цитируется по: «Снегова Ирина Анатольевна. Избранная лирика», М., «Молодая гвардия», 1969

Вопрос

Любишь меня?
Любишь меня?
… показать весь текст …

Как страшен день без тени, без следа,
Бесхитростный, как подтвержденье правил,
Который не придумал, не прибавил,
Звезд не сорвал. Расстрелян без суда.
Сквозной, как прочерк. Прожит —
сутки прочь!
И за живых ему схватиться нечем…
Ни замыслом, ни строчкой не отмечен,
Вот он глядит, переходящий в ночь,
Верхушки мнет остатками огня
И правосудья требует с меня.

«Лирика», Художественная литература, Москва, 1967, стр.59

Есть в святости чужой души,
Твоей души,
В её застое и покое,
Такое,
Как в лесной глуши,
В слепой глуши,
Дремучее и вековое.
Оно опаснее греха,
Сильней греха,
И притягательней порока.
Оно- как зов через века,
Сквозь все века,
Пустыни,
Жаждущей
… показать весь текст …

Мне снился сон: под звездной рябью,
Как в поле крест, стою одна я И проклинаю долю бабью,
За всех живущих проклинаю.
За тех, кто плачет ночь в обиде,
За тех, кто в крик кричит рожая,
За тех, кто слез своих не видит,
Весь век в дорогу провожая.
За стервенеющих на кухне,
За увядающих до срока,
За тех, чей праздник рано рухнет,
Чья удаль облетит без прока.
За беззаветных и кичливых,
Земных забот хлебнувших вволю,
За несчастливых и счастливых
… показать весь текст …

Похрустывают косточки минут
Под сапогами бешеного дня.
Потрескивают. Будто хворост мнут
В печи, за створкой, щупальца огня.

Позвякивают. Мимо. Как дожди.
Посвистывают. Как песок из рук.
Покалывают. Мелко. Как в груди…
Но день велик. И в нем есть главный звук.

Так и живем… Но вдруг ожжёт, как кнут:
… показать весь текст …

О господи! Все женщины мечтают,
Чтоб их любили так, как ты меня.
Об этом в книгах девочки читают,
Старухи плачут, греясь у огня.
И мать семьи, живущая как надо,
В надежном доме, где покой и свет,
Вздохнет, следя, как меркнут туч громады:
И все как надо, а чего-то нет.
Есть нежность, верность есть, но ежечасно
Никто коротких, трудных встреч не ждет.
Никто тебя за счастье, за несчастье,
Как зло, как наважденье не клянет.
Не довелось… Вздохнет, а тучи тают,
Горит закат на самой кромке дня…
… показать весь текст …

ШКОЛЬНЫЕ МОИ ТОВАРИЩИ.

Вы зарыты, смяты, скошены,
Не найти вас, мир обшаривши,
Мальчики мои хорошие,
Школьные мои товарищи.
Вы в лугах в соцветья вяжетесь,
В синь лесами рвётесь рослыми…
Вы мне маленькими кажетесь,
А тогда казались взрослыми.
Вас не давит время ношею,
Нас от утра к утру старящей,
Мальчики мои хорошие,
Школьные мои товарищи.
Снег лежал на лбах остуженных,
В пустоте разрывы ухали…
… показать весь текст …

Снеговой Август

Набирает рябина багряную горечь,
Оглушает кузнечиков струнная речь.
Август, это когда ты не просишь, не споришь,
Каждый солнечный луч начинаешь беречь.

Просто руки навстречу теплу поднимаешь
и с тревогой встаешь не в десятом, а в семь…
Август, это когда ты уже понимаешь,
Что померкший денёк отгорел насовсем

И становится с каждой минутой яснее,
Что всё ближе и ближе седые дожди.
И что осень уже неизбежна, а с нею,
Август — время моё, подожди…

Плывут
По небу погожему
Белые облака,
На горы твои
Похожие
Издалека.
Их снежное дуновение
Чудится в вышине,
И кажется —
На мгновение
Ты подошёл ко мне.

Лирика, Художественная литература, Москва, 1967

Источник

Ирина Снегова родилась в 1922 году в Курске. Окончила Литературный институт им. М. Горького в 1948-ом.
В том же году начала печататься. Автор поэтических сборников «Лирические стихи» (1958), «Август» (1963),
«Лирика» (1966), «Крутизна» (1967), книги стихов для детей «Бьют часы» (1962). В 60-е годы была
достаточна известна. Много печаталась в журналах, в основном это были переводы армянских и грузинских поэтов.
Умерла в 1975 году.
Это все, что известно о ее жизни и творчестве.

Из воспоминаний Ирины Снеговой:
«Многие моря и реки жили как бы невдалеке от моего детства, но Волга прошла сквозь него. Любовь к ней отца, волжанина,
была род недуга. Я никогда потом за всю мою жизнь ни у кого такого не встречала. Видела, как он вдруг начинал мрачнеть,
«тосковал по Волге», словно бы она – человек, собирался и уезжал. Первые мои годы все мы ездили летом в Тутаев,
в Ярославль, в Углич. И много раз плыли на уютных белых пароходах. Сверху, до Астрахани, и снизу вверх, к Рыбинску.
Двигались медленно, прочно садились на мель, долго стояли у больших городов и маленьких причалов… И то особое,
что подкатывало, тянуло под ложечкой, когда смотрела я на эту великую воду, на поблескивающие колоколенки дальних берегов,
было сродни стихам, было, может быть, предчувствием их и началом».

Вероника Тушнова:

«Я люблю стихи Ирины Снеговой, мне они дороги тем, что я ценю в поэзии превыше всяческого блеска, — ощущением подлинности.
Они — её существование, и как дыхание естественны и неизбежны».

Бывает так.

***
Помню, где-то в дебрях детства
Я мечтала в горький миг,
Я придумывала средство
От напастей-зол моих.

Заведу себе собаку,
Может, будет этот пёс
Понимать меня по знаку,
Тосковать по мне до слёз.

Наперёд всё будет видеть,
Ляжет, вежливый, у ног,
Чтоб вовек меня обидеть
Лишь бы кто зазря не мог.

С той поры чуднОй и милой
Столько зим и столько лет,
Столько было, столько сплыло.
А собаки так и нет.

Отпусти меня, адова сила,
Окаянная блажь, развяжи!
Я просила… И вдруг – отпустило.
Вон уж март, дни хрупки и свежи.

Сердце бьется неровно и тихо…
От любви восстаем, как от тифа.

Сотворение мира

Первая зелень — это без денег,

Это не хвостик редиски, не лук.
Первая зелень — это оттенок,
Лопнувшей почки внезапный звук.

Первая зелень — зыбкое пламя,
Горькая клейкость тугих ветвей,
Первая зелень — над головами
Свет незапамятных ранних дней.

Первая зелень — незащищенность.
Неискушенность. Люблю, люблю.
Сердцебиения учащенность,
Ртуть, ускользающая к нулю.

Первая зелень — поздние слезы.
Глухо гудит электронный век.
Режут ракеты пустырь межзвёздный,
В пальцах дрожит молодой побег.

Первая зелень, первая зелень,
Древняя нежность глубин земных.
Зеленью глаз твоих мир застелен,
Листья и травы смеются в них.

Стихи Снеговой не броские, в них нет вычурных метафор и необычных рифм. Но, вчитываясь в строки, вдруг понимаешь,
что под каждым стихотворением могла бы подписаться словами: «Да, это всё так. я знаю, о чем тут речь…
и со мной было такое же».

Из гордости. Не снятся нам они,
Чтоб нашего смущения не видеть.
А может быть, чтоб, боже сохрани,
Нас в этих снах случайно не обидеть.

«...нет в её стихах никакой заданности, никакой запрограммированности, но, может быть, именно в этом и сила её поэзии,
на диво естественной, органичной, честной. Она пишет лишь о том, что её волнует, лишь о том, о чём задумывается,
что ей важно, необходимо, и пишет так, как это ей дано, не пыжась и не стараясь выглядеть чем-то иным, чем-то не тем,
что она есть. Только так, по-моему, может и должен существовать поэт. Просто поэт, без всяких эпитетов и прилагательных.
Разве что с одним-единственным: истинный поэт».

У нас говорят, что, мол любит и очень.
Мол балует, холит, ревнует, лелеет.
А помню, старуха соседка – короче,
Как встарь в деревнях говорила: жалеет.

И часто, платок затянувши потуже,
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника мужа,
Как век он не мог на нее насмотреться.

— Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь, уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь – чего мол управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко.

Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я спать мастерица!
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица.

И сядет к огню в уголке своем тесном,
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек.
Дай Бог ему отдыха в царстве небесном!
И тихо вздыхала: жалел меня очень.

В ту пору смешным мне всё это казалось.
Казалось, любовь чем сильнее, тем злее.
Трагедии, бури… Какая там жалость!
Но юность ушла. Что нам ссориться с нею?

Недавно, больная, бессонницей зябкой
Я встретила взгляд твой – тревога в нем стыла.
И вспомнилась вдруг мне та старая бабка –
Как верно она про любовь говорила!

Источник

LiveInternetLiveInternet

—Рубрики

—Метки

—Поиск по дневнику

—Статистика

«И всё, что ты любишь. «

Начало здесь.

Ирина Снегова родилась в 1922 году в Курске. Окончила Литературный институт им. М. Горького в 1948-ом. В том же году начала печататься. Автор поэтических сборников «Лирические стихи» (1958), «Август» (1963), «Лирика» (1966), «Крутизна» (1967), книги стихов для детей «Бьют часы» (1962). В 60-е годы была достаточна известна. Много печаталась в журналах, в основном это были переводы армянских и грузинских поэтов. Умерла в 1975 году.
Это все, что известно о ее жизни и творчестве.

Из воспоминаний Ирины Снеговой:
«Многие моря и реки жили как бы невдалеке от моего детства, но Волга прошла сквозь него. Любовь к ней отца, волжанина, была род недуга. Я никогда потом за всю мою жизнь ни у кого такого не встречала. Видела, как он вдруг начинал мрачнеть, «тосковал по Волге», словно бы она – человек, собирался и уезжал. Первые мои годы все мы ездили летом в Тутаев, в Ярославль, в Углич. И много раз плыли на уютных белых пароходах. Сверху, до Астрахани, и снизу вверх, к Рыбинску. Двигались медленно, прочно садились на мель, долго стояли у больших городов и маленьких причалов… И то особое, что подкатывало, тянуло под ложечкой, когда смотрела я на эту великую воду, на поблескивающие колоколенки дальних берегов, было сродни стихам, было, может быть, предчувствием их и началом».

Первая зелень — это без денег,
Это не хвостик редиски, не лук.
Первая зелень — это оттенок,
Лопнувшей почки внезапный звук.

Первая зелень — зыбкое пламя,
Горькая клейкость тугих ветвей,
Первая зелень — над головами
Свет незапамятных ранних дней.

Первая зелень — незащищенность.
Неискушенность. Люблю, люблю.
Сердцебиения учащенность,
Ртуть, ускользающая к нулю.

Первая зелень — поздние слезы.
Глухо гудит электронный век.
Режут ракеты пустырь межзвёздный,
В пальцах дрожит молодой побег.

Первая зелень, первая зелень,
Древняя нежность глубин земных.
Зеленью глаз твоих мир застелен,
Листья и травы смеются в них.

Стихи Снеговой не броские, в них нет вычурных метафор и необычных рифм. Но, вчитываясь в строки, вдруг понимаешь, что под каждым стихотворением могла бы подписаться словами: «Да, это всё так. я знаю, о чем тут речь… и со мной было такое же».

Из гордости. Не снятся нам они,
Чтоб нашего смущения не видеть.
А может быть, чтоб, боже сохрани,
Нас в этих снах случайно не обидеть.

«...нет в её стихах никакой заданности, никакой запрограммированности, но, может быть, именно в этом и сила её поэзии, на диво естественной, органичной, честной. Она пишет лишь о том, что её волнует, лишь о том, о чём задумывается, что ей важно, необходимо, и пишет так, как это ей дано, не пыжась и не стараясь выглядеть чем-то иным, чем-то не тем, что она есть. Только так, по-моему, может и должен существовать поэт. Просто поэт, без всяких эпитетов и прилагательных. Разве что с одним-единственным: истинный поэт».

Маргарита Алигер

Есть такой зверёк. Прозвали Нежностью.

Сложно с ним. Он рвётся в дом с поспешностью
И бежит – запри хоть сто раз дверь!
Есть такой зверёк. Прозвали Нежностью.
Трудно культивируемый зверь.

Любовь – любви не ровня, не родня.
Любовь с любовью, Боже, как не схожи!
Та светит, эта жжет сильней огня,
А от иной досель мороз по коже.

Одной ты обольщён и улещён,
Как милостью надменного монарха,
Другая душно дышит за плечом
Тяжелой страстью грешного монаха.

А та, иезуитские глаза
Вверх возводя, под вас колодки ищет…
А эти. Самозванки! К ним – нельзя!
Разденут, оберут и пустят нищим…

Любовь – любови рознь. Иди к любой…
И лишь одной я что-то не встречала –
Веселой, той, какую нёс с собой
Античный мальчик в прорези колчана.

Карл Ванлоо. «Амур, стреляющий из лука». 1761 г.

Любовь

У нас говорят, что, мол любит и очень.
Мол балует, холит, ревнует, лелеет.
А помню, старуха соседка – короче,
Как встарь в деревнях говорила: жалеет.

И часто, платок затянувши потуже,
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника мужа,
Как век он не мог на нее насмотреться.

— Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь, уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь – чего мол управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко.

Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я спать мастерица!
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица.

И сядет к огню в уголке своем тесном,
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек.
Дай Бог ему отдыха в царстве небесном!
И тихо вздыхала: жалел меня очень.

В ту пору смешным мне всё это казалось.
Казалось, любовь чем сильнее, тем злее.
Трагедии, бури… Какая там жалость!
Но юность ушла. Что нам ссориться с нею?

Недавно, больная, бессонницей зябкой
Я встретила взгляд твой – тревога в нем стыла.
И вспомнилась вдруг мне та старая бабка –
Как верно она про любовь говорила!

Это стихотворение о вечных ценностях, о вечно кем-то избитых истинах. Но когда я его прочла на лекции – оно перекрыло впечатления от всех стихов, прочитанных накануне, люди слушали его со слезами на глазах. Слишком поздно мы эти истины понимаем, к сожалению.

* * *
Чем меньше женщину мы любим…
А. Пушкин

Опровергаю. Любим за любовь.
В ней пагуба. В любви. А не в притворстве.
Любовь идёт к любви. На трубный зов.
Любовь разит любовь. В единоборстве.

О господи! Все женщины мечтают,
Чтоб их любили так, как ты меня.
Об этом в книгах девочки читают,
Старухи плачут, греясь у огня.

И мать семьи, живущая как надо,
В надёжном доме, где покой и свет,
Вздохнёт, следя, как меркнут туч громады:
И всё как надо, а чего-то нет.

Есть нежность, верность есть, но ежечасно
Никто коротких, трудных встреч не ждёт.
Никто тебя за счастье, за несчастье,
Как зло, как наважденье не клянёт.

Неотвратимо, с яростной тоскою,
С желаньем мстить, как первому врагу.
. Должно быть, я любви такой не стою,
Коль броситься ей в ноги не могу.

Сосны качаются, сосны гудят,
Сосны склоняться к земле не хотят,
Но ломит их ярость осеннего дня…
Спасибо тебе, что ты любишь меня.

Поезд уходит в промозглую тьму,
Тьма убегает вдогонку ему,
За окнами темень, вокруг ни огня…
Спасибо тебе, что ты любишь меня.

Полем иду, и несутся мне вслед
Шелесты лета и шорохи лет,
Ширь расступается, светом пьяня…
Спасибо тебе, что ты любишь меня!

Отпусти меня, адова сила,
Окаянная блажь, развяжи!
Я просила… И вдруг – отпустило.
Вон уж март, дни хрупки и свежи.

Сердце бьется неровно и тихо…
От любви восстаем, как от тифа.

Сотворение мира

М.К. Чюрлёнис. Сотворение мира cвета и гармонии

Вероника Тушнова:

«Я люблю стихи Ирины Снеговой, мне они дороги тем, что я ценю в поэзии превыше всяческого блеска, — ощущением подлинности. Они — её существование, и как дыхание естественны и неизбежны».

Бывает так.

***
Помню, где-то в дебрях детства
Я мечтала в горький миг,
Я придумывала средство
От напастей-зол моих.

Заведу себе собаку,
Может, будет этот пёс
Понимать меня по знаку,
Тосковать по мне до слёз.

Наперёд всё будет видеть,
Ляжет, вежливый, у ног,
Чтоб вовек меня обидеть
Лишь бы кто зазря не мог.

С той поры чуднОй и милой
Столько зим и столько лет,
Столько было, столько сплыло.
А собаки так и нет.

Фридрих Август фон Каульбах. Девочка с собакой.

Берта Моризо. Девочка с собакой.

Элегия

Соскучившись по небу и воде,
Вдоль набережных я пошла. Висели
Большие облака, и кое-где
Меж них большие просини пустели.

Вовсю тянуло холодом с реки,
Вились в Нескучном рыжие клоки,
И отставных речных трамваев краска
Белела неприкаянно и праздно.

Всё обойдётся в лучшем виде.
Не спорь. Дыши. Прими урок.
Выходит срок любой обиде,
И жизнь — длинней, чем этот срок.

Пообомнётся, поостынет
И вдоль пойдет — не поперёк…
А там беде или гордыне,
Чему-нибудь да выйдет срок.

И отодвинется. Отыдет.
Отбередит. И, тратясь впрок,
Не снизойдёт к былой обиде
Душа… Но дай, но дай ей срок!

Немеет камень в одичаньи
Под серым небом, мглой покрыт.
Там над молчанием молчанье
Молчанья золото хранит.

Но, обезумев от беззвучья,
Бывает, вдруг на сто ладов
Заголосят руины, кручи,
И та – забытая — любовь!

Не надо приходить на пепелища.

Не надо приходить на пепелища,
Не нужно ездить в прошлое, как я,
Искать в пустой золе, как кошки ищут,
Напрасный след сгоревшего жилья.

Не надобно желать свиданий с теми,
Кого любили мы давным-давно.
Живое ощущение потери
Из этих встреч нам вынести дано.

Их час прошел. Они уже подобны
Волшебнику, утратившему власть.
Их проклинать смешно и неудобно,
Бессмысленно им вслед поклоны класть…

Не нужно приходить на пепелища
И так стоять, как я теперь стою.
Над пустырем холодный ветер свищет
И пыль метёт на голову мою.

Сонет

Я еду не к тебе. Так много время смыло!
Я еду не к тебе. Ты мной в расчет не взят.
Я еду в тишину. Протяжно и уныло
Стучат колеса, двигаясь назад.

Я еду во вчера. Обратно. Наугад.
Туда, где ничего ничто не изменило,
Где мы уже не властны всё подряд
Ломать своей сегодняшнею силой.

Я еду во вчера. Когда все это было?
Ты можешь тихо спать, как праведники спят.
Я еду в осень. В ту, что окропила
Меня огнями с головы до пят.

Я еду к той земле, что так меня томила,
Где все, кроме тебя, из-за тебя мне мило.

Весна красна? Го-лу-бо-ва-та.
Зеленовата и грустна.
Прозрачна и не виновата
В том, что нимало не красна.

А осень, та красна, виновна
в свеченье раскаленных крон,
В разгуле страстном и греховном
За два часа за похорон.

Швырять на ветер без разбору,
Все раздавать, со всеми пить,
И так замерзнет под забором,
Не научившийся копить.

Настойчивый призыв ценить всё живое, не упустить красоты падающего листа и света весенних облаков, высоких и сильных чувств человеческих завещан ей и ушедшими школьниками из арбатских переулков, где она росла, и поэтами, не возвратившимися в аудитории института, где она училась. Теми, о ком так взволнованно писала: «Мальчики мои хорошие, школьные мои товарищи. »

Вы зарыты, смяты, скошены,
Не найти вас, мир обшаривши,
Мальчики мои хорошие,
Школьные мои товарищи.

Вы в лугах в соцветья вяжетесь,
В синь лесами рвётесь рослыми.
Вы мне маленькими кажетесь,
А тогда казались взрослыми.

Вас не давит время ношею,
Нас от утра к утру старящей,
Мальчики мои хорошие,
Школьные мои товарищи.

Снег лежал на лбах остуженных,
В пустоте разрывы ухали.
Сколько здесь их, ваших суженых,
Увядает вековухами!

Чья любовь, в несчастье брошена,
Вас звала сквозь стыд свой шпарящий,
Мальчики мои хорошие,
Школьные мои товарищи.

Как принцесса в сказке маминой,
Дочь её идёт за песнями.
Не обидь! Стеною каменной
За неё они — ровесники.

Как за нас в том адском крошеве,
Во всесветном том пожарище,
Мальчики мои хорошие,
Школьные мои товарищи.

Из воспоминаний Ирины Снеговой:

Август, время моё, не спеши, подожди.

Похрустывают косточки минут
Под сапогами бешеного дня.
Потрескивают. Будто хворост мнут
В печи, за створкой, щупальца огня.

Позвякивают. Мимо. Как дожди.
Посвистывают. Как песок из рук.
Покалывают. Мелко. Как в груди.
Но день велик. И в нем есть главный звук.

Так и живем. Но вдруг ожжёт, как кнут:
Похрустывают косточки минут.

Август празднует в силу вошедшее лето,
Зеленее зелёного в чаще огни.
Не скудеет избыток горячего света,
Запастись бы им впрок на ненастные дни.

Набирает рябина багряную горечь,
Оглушает кузнечиков струнная речь.
Август, это когда ты не просишь, не споришь,
Каждый солнечный луч начинаешь беречь.

Просто руки навстречу теплу поднимаешь
и с тревогой встаешь не в десятом, а в семь.
Август, это когда ты уже понимаешь,
Что померкший денек отгорел насовсем.

Ирина Снегова (Из авторского предисловия к сборнику «И всё, что ты любишь…»)

Табачные тучи нависли над лбами.
Устали? А может, тряхнем стариной
Да в лес за грибами махнем? За гриба-ами?
Конечно! Ведь год небывало грибной!

В ковбойских сомбреро, в профессорских шляпах,
Шагают в беретах, в панамах, в платках.
Нет-нет, не курите. Вы чуете запах?
Весь лес до верхушек грибами пропах.

Замшелыми пнями. Лесной глухоманью.
Дымящейся прелью. Российской землей.
Непрожитой жизнью? Нехоженой ранью?
Быть может. Как тих он за утренней мглой,

Вот-вот в нас метнущий огонь кумачовый,
Подъемлющий жаркие стяги земли.
Не надо, мой милый. О чем вы, о чем вы?
Чего не успели? Куда не дошли?

Да, да. Я иду. Не бегите так быстро!
Слепит обезумевших красок каскад.
То листья летят нам в лицо, а не искры.
Идемте! Идемте встречать листопад!

Я люблю эту тихую пору,
Эту острую чуткость земли,
Когда в ноги зелёному бору
Первой пригоршней листья легли.

Когда всё ещё так, как вначале,
Только съехали дачники с дач,
Только птицы вокруг замолчали
Да сквозь зелень проглянул кумач.

Когда полдни светлы и погожи,
А ночами — ни зги у крыльца,
Когда лето, как сердце, не может
Осознать неизбежность конца.

Август. Первые черты увядания. Еле слышный сеется дождик, лес молчит и ждет осени. А женщина просто стоит и думает:

Меленький-меленький, теплый, тишайший,
Еле заметный дождик идет.
Лето молчит, доцветает, ближайшей
Осени ждет.

Ничего лишнего в этих предельно простых, щемящих строчках. И сколько в них правды, сколько спокойствия, ясности, мужества.

Всё приходит слишком поздно.

Всё приходит слишком поздно:
Мудрость — к дряхлым, слава — к мёртвым,
Белой ночи дым беззвёздный
В небе, низко распростёртом —
К нам с тобой, идущим розно.

Всё приходит слишком поздно:
Исполнение — к желанью,
Облегчение — к недугу.
Опозданья, опозданья
Громоздятся друг на друга…

Сизый свет течёт на лица,
Купола́, ограды, шпили…
Снится, может? Нет, не снится.
Вот он, город-небылица,
Мы одни из прочной были, —

Взгляды ту́склы, лица постны.
Всё приходит слишком поздно:
К невиновным — оправданье,
Осуждение — к убийце,
Опозданья, опозданья,
Век за них не расплатиться.

А мечтали! Жадно, слёзно
Здесь вдвоём — сквозь все запреты…
Всё приходит слишком поздно,
Как пришло и это лето.

Грустно невских вод теченье,
Время дышит грузно, грозно.
Слишком позднее прощенье…
Всё приходит слишком поздно.

И тот, кто не видел её годами,
И те, что с ней рядом бок о бок жили,
Все к ней сегодня пришли с цветами
И молча к ногам её их сложили.

Стояли торжественные корзины
От старшего сына, от младшего сына…
Плача, склонялась над ней невестка
(Та, что не раз отвечала дерзко)

И шапки махровой сирени белой
Бралась перекладывать то и дело.
И внук, что ленился очки подать ей,
Свежие листья ей клал на платье.

И подобревшей рукой соседка
Вдруг положила хвойную ветку.
Люди кольцом стояли в печали.
Плакали, думали и молчали.

Стыли от стужи цветы живые —
Так много их у неё впервые…

А если б она их увидеть могла бы,
Взять, разобрать и поставить в вазы,
Может, из сморщенной, старой, слабой
Стала б красивой и сильной сразу.

И мне захотелось уйти из круга,
Сказать, что все эти букеты лживы,
И крикнуть: «Дарите цветы друг другу
Сейчас, сегодня — пока мы живы!»

Незадолго до смерти, уже зная о своей болезни, Снегова жила в Малеевке, бродила по аллейкам и читала вполголоса — сама себе — Тютчева. Что-то должно было измениться в ее творчестве, но времени для этого в жизни не осталось. Что рвалось в ее несбывшуюся, ненаписанную поэзию.

Грешна: я не люблю счастливых,
Не чту их козырную масть.
Я знаю – в них, как в спелых сливах,
Легко и резко горкнет сласть.

А счастья – нет. Есть путь неспешный,
Есть ощущенье торжества,
Когда чужой тоске кромешной
Найдёшь утешные слова.

… Так в двадцать лет мне пела спесь
В жестоком юном скептицизме…
Теперь я знаю: счастье есть,
И только не хватает жизни.

«Ирина Снегова умерла в середине семидесятых. Ее хоронили – возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что на Ваганьковском, по желанию семьи “нетрадиционно” – без панихидных речей в Малом зале Центрального Дома литераторов, без шума и тарарама пьяных писательских поминок.
По-моему, это была весна, под ногами хлюпала кладбищенская глина, замешенная в кашу с прошлогодними листьями, а за гробом, который везли на ржавой каталке дюжие похмельные Хароны, шел муж поэтессы и, кажется, ее дочь (я не уверен в этом), а также великий переводчик и жизнелюб Лев Гинзбург, вместе с дочерью Ирен и ее мужем Сашей, и я – как почти официальный представитель московских поэтов. Перед тем как гроб скрылся в мокрой вселенской глине, все помолчали. Ирина Анатольевна умерла быстро, у нее оказался рак легких, о чем даже не подозревали блатные врачи бездарной, но престижной когда-то поликлиники Литфонда.
Вот и все.
Так проходит земная слава, как говорили древние на своей меднозвучной латыни.
Вы читали книгу стихов “Август”? Вы читали книгу стихов “Крутизна”? Нет, вы даже не знаете, что такие книги когда-то писались, ждали своего места в издательских планах, пробивались сквозь косность и немоту русско-советского коллективизма. В мире все пропадает бесследно. Просто что-то раньше, а что-то чуть позже, но все равно, увы, пропадает.
А поэты пишут стихи, потому что знают, но не могут поверить в это. «

Блаженно проснись, ощути,
что вот оно, рядом — творится!
Едва, понемногу, почти.
Блаженное в тучке троится,
и свищет в блаженнейшей птице,
и в стрелке подходит к шести,
и светит в лицо. Ощути:
Блаженство! Как медлит, как длится.
Как свищет, блаженствуя, в птице,
и в стрелке — не дышит почти,
замешкался день на шести.
И вот оно, рядом, творится.

Блажен, для кого повторится.

Для неё больше не повторилось. Тот день 1975 года (точная дата смерти неизвестна) стал для Ирины Снеговой последним. Но оно — это чудо — так щедро подаренное нам её строчками — будет повторяться для нас всякий раз, когда мы будем читать их, открывая и впитывая в себя мир её чувств и мыслей, близких и дорогих сердцу каждого, кто жил, любил и страдал.

Сейчас мне сообщили точную дату смерти Ирины Анатольевны: 14 июля 1975 года.

Источник